Ночь, которая никогда не наступит (СИ)

  
Ночь, которая никогда не наступит
 
Мария Потоцкая
 
1 глава. 
В «День Любви» я отгораживала себя от остального мира, не включала компьютер, не отвечала на телефонные звонки, не появлялась в общественных местах. Обычно я сидела дома с родителями, мы смотрели фильмы на дисках или играли в настольные игры, пока мне не надоедало, и я не уходила в свою комнату, где остаток дня читала. В этом году всё было не так, папа уехал на съемки, а я была недостаточно хорошей дочерью, чтобы провести весь день с мамой наедине. Она никогда не вставала с кровати раньше полудня, поэтому у меня было время, чтобы уйти незаметно. Я чувствовала стыд за такие мысли, ведь прекрасно понимала, что мама больна, и я должна заботиться о ней. Тем не менее, сегодня я решила позволить себе такую слабость.
Весь путь по улицам Киферу и в метро я проделала в наушниках, стараясь ни с кем не встречаться взглядом. Я боялась увидеть страх в глазах прохожих и не хотела быть причастной к их горю. Некоторые люди завтрашним утром узнают, что их ожидает смерть, но кто-то из них ещё таит надежду на чудесное спасение, другие же заранее смирились. Наверное, лучше всего тем, кто и не подозревает, что их имена окажутся в списках, по крайней мере, они избегут муки ожидания перед оглашением результатов. Я с трепетной радостью представляла, как быстро зайду в пункт голосования, после чего отправлюсь в какой-нибудь безлюдный двор, чтобы в одиночестве поразмышлять над тем, что мои сегодняшние переживания не подлежат сравнению с несчастьем этих людей. Я была совсем близко к цели, у меня практически получилось проскочить все места массового скопления людей, как на выходе из метро кто-то схватил меня за руку. Я вздрогнула, и наушник выпал у меня из уха. В нос ударил запах общественной уборной, и я подумала, что даже хорошо, что это бездомный. Может быть, он просто попросит денег, и я буду готова отдать ему целый кошелек, если это окажется так.
Я повернулась к нему. Первое, что я увидела-это его водянистые глаза, в которых читалась мольба, продиктованная страхом, а вовсе не зависимостью от алкоголя. Лишь потом я рассмотрела красное отёкшее лицо, длинные волосы, напоминающие грязную сухую солому, и зимнюю шапку, которую он не снял при плюсовой температуре.
- Пожалуйста.
Он сказал только одно слово, кажется, большего он не мог выдавить из себя. Я выдернула руку слишком резко, этот жест оказался несправедливо жестоким.
- Простите,- пробормотала я и побежала дальше.
- Девушка, может быть, у вас есть один лишний голос? Один! Я не был таким ещё в прошлое голосование, у меня была жена и двое сыновей всего год назад. Девушка, пожалуйста!
Я ускорила шаг и снова надела наушники. На глаза наворачивались слезы, но я не хотела быть той самой девочкой, которая плачет на улице, а прохожие непременно думают, что её бросил парень. Хотя в этот день поводов для слез хватало и у молодой девушки.
Даже настолько опустившийся человек хотел жить. Казалось бы, раз он позволил себе стать бездомным алкоголиком, ему уже должно быть всё равно, проживет ли он на год дольше. Но я не знала, что происходило в его голове, и, наверное, у него были такие же желания и надежды, как и у всех.
Надеюсь, тот, кто будет пить кровь этого бездомного, подцепит педикулез и ещё долго не сможет вывести вшей. Жаль, что другие человеческие болезни, вряд ли страшны вампиру.
Я повернула в противоположную сторону от пункта для голосований. В конце концов, он работает до вечера, у меня есть время. Я пошла по направлению к парку, в надежде уйти в лес как можно глубже, чтобы никого не видеть. Как жаль, что я не додумалась надеть кофту с капюшоном или хотя бы кепку.
В парке было многолюдно, однако в лицах прохожих отражалось то, что каждый из них помнит, какой сегодня день. Чаще всего встречались женщины с колясками, которые всегда казались мне одинаково усталыми и раздраженными или наоборот умиротворёнными, будто бы познавшими суть своего существования. Но сегодня в их лицах читались беспокойство и тоска, хотя я не сомневалась, что эти женщины знают, что завтра будут живы. Они осмелились завести детей, наверняка, у них имелись родственники и друзья, которые будут отдавать свои голоса за них. Пожилые люди, их было не так уж и много, смотрели себе под ноги, стыдясь своей старости, молодые были, как и я, в наушниках. Вот такое народное единство.
Я ушла далеко в парк, вглубь леса. Скамейки и указатели уже не попадались, но дорожка все ещё вела меня. Это были дебри лишь в понимании такого городского жителя, как я, конечно, кто-то более знакомый с лесами, так бы не посчитал. «Такие девочки дворнягу примут за волка, а дерево - за дремучий лес»-сказали бы мне они. Я пыталась отбросить свои глубинные страхи, связанные с неизвестностью и безлюдностью, но все равно не могла перестать думать о том, что маньяк мог схватить меня здесь и никто не услышал бы моих криков. Это было бы высшим злодеянием убить меня в этот день, потому что преступник лишил бы жизни не одного человека, а целых одиннадцать. Каждый год в этот день люди должны ходить в государственные учреждения, чтобы проголосовать за десятерых самых близких человек. Самому тоже нужно получить десять голосов, необязательно от тех же самых людей. Тот, кто не смог получить нужное количество, умирал. Не сразу, давалось несколько недель на то, чтобы закончить свои земные дела. Потом несчастных отдавали на корм вампирам, нашим господам, правящими нами справедливо и мудро, но не способным прожить без крови. Казалось бы, в этом нет ничего сложного, все могли бы разделиться на группы и проголосовать друг за друга. Но каждый год оказывались невезучие, не набравшие свои десять голосов, и таких людей было немало. Наш король назвал это голосование «Днём Любви», потому что каждый в этот день выражал любовь к близким. День Скорби, День Жатвы, День Смерти, День убийц, вот как еще можно было назвать этот день. Я могла придумать много названий, но ни одно бы из них не выражало всего смысла этой ужасной даты.
Этот праздник был не всегда, даже я застала время до его учреждения. Но мне тогда было меньше четырех лет, и я ничего не помню об этом периоде. Вся ирония состояла в том, что раньше всё было куда хуже. Тогда людям просто присылали списки тех, кто пойдет на корм, и не было никаких шансов спастись. В очереди на смерть в равной степени могла оказаться, как я, защищенная большим количеством родственников, так и тот бездомный. Наш король Габриэль всё поменял, когда пришел к власти. И старшее поколение любило его за это.
Король объявил днём голосования пятое мая, он говорил, что природа к этому времени уже пробудилась, но не расцвела окончательно, поэтому это лучшее время, чтобы делиться любовью. Прошлогодние листья ещё мешались под ногами, но не хрустели, а хлюпали вместе с землей, в которой они увязли. Поэтому, когда я услышала шорох, в первую очередь я подумала, что это шелестит на ветру та немногочисленная листва, которая уже успела распуститься. Я продолжила идти вперёд. Мне хотелось увидеть цветы хоть на одном из деревьев, но я не находила их. В начале парка уже распустилась сирень, но она росла в людном месте, и поэтому не казалась такой живой, как цветущие деревья в лесу. Мне так и не попалось то, что я хотела,  зато я набрела на поляну с одуванчиками, ещё не успевшими стать зыбкими шариками. Я остановилась здесь, потому что отчего-то их вид успокоил меня, я даже на мгновение забыла, какой сегодня день. Я бы сплела себе венок, но как бы на меня посмотрели прохожие, если бы я шла в «День Любви» в венке из цветов.
Я снова услышала шорох, он насторожил меня больше, чем в первый раз, но я до сих пор надеялась, что это ветер. Потом послышался хруст ветки. Кто-то наступил на неё, это было очевидно. Тогда я, наконец, позволила себе запаниковать. Когда я шла сюда и думала, что могу встретить маньяка, мои мысли имели даже легкий оттенок мазохизма оттого, что я смогу быть той несчастной невинной девушкой, которая так несправедливо пострадала. Если бы я ещё и выжила, то смогла бы со слезами на глазах рассказывать свою историю, и никто бы не посмел осудить меня за истерику. Это все было глупостями, и я старалась не смаковать эти мысли, а прогонять их как можно дальше от себя. Но теперь, когда я поняла, что неподалеку от меня кто-то ходит, мне стало страшно. И самая ужасная мысль, которая меня посетила, состояла в том, что это может быть не маньяк, не наркоман и не вор, а вампир. Дикий, нарушающий закон о запрете на убийства людей, которые имели все десять голосов, чтобы жить. Или того хуже, я ему понравлюсь, он обратит меня в вампира, и мне придется стать такой же ужасной тварью, как он.