В эпицентре взрыва
Мюриел неодобрительно фыркнула. Хачмен прошел к себе, плотно притворил дверь и после нескольких секунд раздумий набрал номер Клиффа Тейлора, заведующего отделом электроники Вестфилда. По голосу Тейлора было похоже, что он не выспался.
— Что я могу для тебя сделать, Хач?
— М-м-м… Видишь ли, я бы хотел провести кое-какие эксперименты с микроволновым излучением. У тебя нет свободного помещения примерно на месяц?
— Я не уверен, Хач. Впрочем, если это по программе “Джек и Джилл”, то обратись к Мейксону. Пусть навесит еще одну-другую приоритетную бирку. Так все будет гораздо проще.
— Нет, Клифф. Я бы не хотел идти к Мейксону. Это полуофициальный проект. В конце концов он, может быть, и пригодится Вестфилду, но пока я хотел бы попридержать информацию.
— Ну, тогда я ничего не могу. Я имею в виду… Тебе что вообще нужно-то? — голос Тейлора стал резче Видимо, он чувствовал, что Хачмен чего-то не договаривает.
— Да ничего особенного. Комната с замком. Стол лабораторный…
— Подожди-подожди. Ты что-то говорил насчет микроволнового излучения. Насколько микро?
— Сильно микро. — Хачмен чувствовал, как разговор уходит из-под его контроля. Первый же человек, с которым он заговорил о том, что должно быть самым секретным проектом на свете, тут же что-то заподозрил и стал задавать лишние вопросы. — Может быть, шесть на десять в восемнадцатой герц.
— О, господи! Это сразу отпадает. По существующим правилам нельзя работать с такими излучениями, если в здании нет специальной экранировки. Так что, извини, Хач.
— Ну что ты, — Хачмен положил трубку на место и поглядел на дымчатую стеклянную перегородку, за которой двигался чей-то серый силуэт. Очевидно, Дон Спейн прибыл раньше обычного.
Некоторые люди умеют с легкостью подчинять себе реальный мир и управлять обстоятельствами. Другим же, как, например, Хачмену, удается лишь строить красивые логичные планы, постоянно зная, чем грозит им столкновение с жизнью. Первая же попытка и… Хачмен тяжело вздохнул в бессильной злобе на обстоятельства, и в этот момент зазвонил внутренний телефон. Хачмен схватил трубку еще до того, как Мюриел успела ответить.
— Хач, это опять я, — послышался в трубке голос Тейлора. — Вот о чем я подумал. Ты в курсе, что Вестфилд арендует лабораторию в Кембернском институте?
— Слышал, но давно, — на сердце у Хачмена потеплело.
— Соглашение довольно неформальное. Но когда у них не очень туго с работой, мы имеем право использовать их лабораторию. Если хочешь, я позвоню профессору Дюрингу и узнаю, можно ли тебе там поработать.
— Буду тебе очень признателен, Клифф, — Хачмен едва справился с теплой волной успокоения и сумел произнести эти слова обычным тоном.
Положив трубку, он отправился в отдел комплектации и больше двух часов просидел, выписывая из картотеки данные оборудования и выясняя, где его можно приобрести. После полудня снова позвонил Тейлор и подтвердил, что лаборатория свободна. Хачмен тут же съездил в Кемберн, осмотрел помещение и получил у Дюринга ключи. К пяти часам, когда он обычно уходил домой, он не потратил ни секунды на порученную ему работу, но зато полностью продумал схему своей антиядерной машины и уже был готов делать чертежи. Перед уходом Мюриел он попросил ее принести горячего чая и, когда шум в коридорах стих, принялся рисовать схему.
Примерно через час, полностью погрузившись в работу, он вдруг почувствовал что-то неладное. Его мысли не сразу переключались на поиск тревожного фактора. “Вот этот серый предмет, что Мюриел прислонила к перегородке со своей стороны… Слишком похоже на человеческое лицо… Из-за этого я и чувствую себя неспокойно…” Он взял логарифмическую линейку и невольно опять скосил взгляд на серое пятно за стеклом… “Господи, это и в самом деле лицо!”
Он вздрогнул, поняв, что за ним кто-то наблюдает, потом сообразил, что это Дон Спейн. Должно быть, он тоже заработался допоздна, но так тихо он мог себя вести только намеренно. Все еще чувствуя остатки волнения, Хачмен нарочито медленно сложил бумаги в папку. Лицо Спейна за перегородкой оставалось неподвижным. Хачмен достал из ящика стола точилку для карандашей и резко бросил ее в сторону размытого силуэта. Точилка ударилась о перегородку, едва не расколов стекло. Через несколько секунд дверь открылась, и Спейн вошел в кабинет.
— Ты с ума сошел, Хач? — спросил он негодующе. — Ты чуть не разбил стекло. Осколки попали бы мне в лицо!
— А какого черта ты за мной подглядываешь?
— Я не знал, что ты на месте. Сидел работал, и мне послышалось, что у тебя кто-то шуршит. Решил посмотреть, в чем дело.
— Ну спасибо, что побеспокоился, — произнес Хачмен мрачно. — А тебе не прешло в голову открыть дверь?
— Я не хотел врываться неожиданно. Вдруг… — Тут Спейн самодовольно причмокнул. — Вдруг бы ты был тут с женщиной?
— Больше, конечно, тебе в голову прийти ничего не могло.
Спейн пожал плечами и криво усмехнулся…
… Октябрь, потраченный на постройку машины, представлялся Хачмену неровной дорогой с двухсторонними указателями, где на одной стороне отмечено уменьшающееся расстояние до осуществления проекта, на другой — увеличивающаяся пропасть между ним и Викки.
Газовую центрифугу в отличном состоянии и относительно недорого удалось купить в Манчестере. Хачмен отправился за ней на машине в полной уверенности, что будет дома к вечеру, но весь Мидлант был погружен в туман, и вдобавок, когда он добрался до Дерби, по радио сообщили о катастрофе с большими человеческими жертвами в Белпере, южнее по дороге. Пришлось искать мотель. Только около полуночи он смог позвонить Викки, но никто не ответил. В трубке раздавались лишь слабые гудки, словно размытые насыщенным влагой воздухом. Хачмен не был особенно удивлен. Викки вполне могла догадаться, кто звонит, и просто не снять трубку, тем самым сразу ставя его в невыгодное положение.
Он, не раздеваясь, прилег на аккуратно застеленную кровать. Сегодня утром он честно рассказал Викки, зачем он собрался в Манчестер, будучи уверенным, что она даже не станет вникать в технические подробности его забот, а потом предложил поехать с ним. На это Викки ответила, что он отлично знает, когда ей надо встречать Дэвида из школы. При этом подразумевалось, естественно, что она понимает: будь это не так, он бы ее не позвал. Одни — ноль в пользу Викки. “Чертова машина! Не слишком ли много она у меня отнимает? Кто я такой в конце концов?…” Со времени взрыва над N прошло уже шестнадцать дней, но до сих пор никто не признался в содеянном, или, если сказать это иначе, никто не смог настолько повлиять на систему расстановки сил в мировой политике, чтобы акция казалась оправданной…
В Кримчерч он вернулся утром и обнаружил, что дома никого нет. На пороге перед запертой дверью стояли бутылки с молоком, на полу в прихожей лежали несколько конвертов и газет, и Хачмен сразу понял, что Викки с Дэвидом уехали еще вчера. Подавив сжимающий горло приступ жалости к себе, он снял трубку и начал было набирать номер родителей жены, но тут же передумал. Лучше оставить дверь открытой и ждать…
Через три дня дождливым субботним утром Викки вернулась вместе со своим отцом. Олдерман Джеймс Моррис, уже седой мужчина с похожим на клубничину носом, провел с Хачменом долгую серьезную беседу о неустойчивом состоянии экономики. Ни разу не упомянув об их семейных проблемах, своим тоном он как-то умудрился передать то, чего не было сказано словами. Хачмен отвечал на все его высказывания с такой же серьезностью. Когда тесть наконец уехал, он обнаружил жену в спальне. Она улыбалась сквозь слезы и всем своим видом изображала маленькую девочку, рассчитывающую на снисхождение после очередной проделки.
— Где Дэвид? — спросил Хачмен.
— Он еще спал, когда мы уехали. Днем отец поведет его в планетарий, а вечером привезет домой. Эти три дня были для него сплошным праздником.
— А для тебя?
— Для меня… — Викки кинулась к нему и крепко обняла.
И Хачмен вдруг виновато подумал о том, как Викки будет реагировать, когда поймет, что теперь все у них будет по-другому. На изломанном графике их семейных отношений за сценой примирения всегда следовал ровный период идиллической гармонии. Но раньше у него не было Машины.