Учительница
Сергей Снегов
Учительница
Повесть
ГЛАВА ПЕРВАЯ
ВСТРЕЧА В КРАСНОЯРСКЕ
1
Перед нею лежала клубящаяся туманом неспокойная река. Оля спустилась с высокого берегового обрыва и поставила свой чемодан на песок возле большого тюка. Кто-то грозно заворчал: «Куда лезешь, разиня?» Она не ответила и не ушла — везде прогоняли от своих вещей, везде называли разиней. Выпрямив ноющую спину, Оля глядела на дышавший холодом водный простор. И хоть она очень устала, и была голодна, и всего час назад в отчаянии от неудач дошла до самых черных мыслей, она на минуту забыла о всех своих горестях, очарованная хмурым величием катившейся у ее ног широкой воды.
Оля отошла от чемодана, наклонилась к набежавшей волне и ухватила ее ладонями. Волна с тихим плеском покрыла кисти рук и скользнула меж пальцев, замочив рукава пальто. Вода была холодна, но Оле показалась мягкой и ласковой, и, если бы Оле не было стыдно перед людьми, густо заполнившими береговой пляж, она протянула бы вперед руки и закричала звонко и торжественно, как кричали в древности казаки, осаживавшие своих коней на краю обрыва: «Здравствуй, батюшка Енисей!» Но Оля не протянула рук и ничего не крикнула.
— Дура! — снова послышался голос человека, назвавшего ее разиней. — Ну и дура! Оставила вещи ворам на разживу!
Из-за тюка вылез невысокий, заросший до глаз черной бородой мужчина. Он показал рукой на чемодан и прохрипел:
— Что, лишку добра завела? Тут мигом облегчат, голову отвороти — и готово: нет твоего чемодана.
— Мне теперь все равно! — ответила Оля и присела на чемодан.
Грубый окрик снова поднял в ней ощущение случившегося несчастья. Она всхлипнула и утерла рукой набежавшие слезы.
— Не реви! — сурово сказал мужчина. — Этим не проймешь! Понятно?
— А я никого не хочу пронимать! — возразила Оля.
Мужчина стоял и ждал объяснений. И Оле тотчас же захотелось рассказать ему все. Она в последний раз всхлипнула и пожаловалась:
— У меня в поезде украли рейсовые карточки и документы, утром хватилась — ничего нет. Как теперь быть, не знаю.
— Гони ее, Павел! — закричал злой женский голос. — Чего со всякими проходимками лясы точишь? Много их тут шляется, которые без карточек!
Около мужчины выросла здоровенная женщина, закутанная сразу в три пальто — только нижнее, летнее, было застегнуто на пуговицы, остальные покрывали ее, как капустные листья, от этого она казалась пространнее в ширину, чем в высоту. Она сердито накинулась на Олю:
— Шагай, шагай отсюда! Берег большой, пристраивайся в другом месте.
Оля схватила чемодан и отошла в сторону. Берег, вправду, был большой, но свободного места отыскать не удалось. Все было заставлено тюками, мешками, чемоданами. Пробродив полчаса, она возвратилась назад — здесь все же было немного свободнее. Оля села подальше от чужих вещей, у самого края воды, — каждое ее движение было теперь видно хозяевам тюка. Они скосили на нее глаза, опять заворчали, но Оля твердо решила больше не уступать. Мужчина и женщина на этот раз оставили ее в покое. Женщина громко вздыхала и говорила:
— Господи, господи, ну сколько же еще — восьмой день маемся у воды!
А мужчина, мрачно матерясь, дополнял:
— Они, дьяволы, еще месяц продержат. Чего им, по распредам прикреплены, не на своем!
Оля сначала вслушивалась в их бормотание, думая, что речь пойдет о ней, потом перестала. Кругом на берегу люди жаловались, ругались, необычного в этом ничего не было.
На реке показался буксирный пароходишко, тащивший две маленькие баржи. И тотчас же толпу, заполнившую берег, обежал слух, что баржи идут к причалу принимать пассажиров. Весь берег, хватая вещи, ругаясь и крича, ринулся к причалам. Людской поток подхватил Олю и потащил за собой. Она обеими руками вцепилась в ручку своего объемистого чемодана, а чемодан несся вперед, как живой, и тянул ее. Оля успела увидеть бешеные глаза соседа, навалившегося на тюк и толкавшего его к реке, и очутилась на деревянных мостках — под ними рокотала темная быстрая вода. Оля в страхе крикнула и закрыла глаза. В голове у ней пронеслась мысль: «Не выплыву! Пустить чемодан — погибну!» Но она не выпустила чемодана, хоть голова и плечи ее уже наклонились над рекой. Из толпы, захватившей мостки, понеслись крики:
— Осади назад! Куда прете!
Между тем пароходик, таща свои баржи, проплыл мимо причала и, не развернувшись, ушел в туманную даль. Некоторое время все следили за ним тоскующими глазами, тщетно надеясь, что он еще вернется, потом толпа стала разваливаться.
— Обратно ничего! — мрачно сказал чей-то громкий голос.
Оля возвратилась на старое место. Сосед все возился с тюком. Оля уселась прямо на песок. Ее тряс нервный озноб, грызло отчаяние.
Она вспомнила неприятный разговор с крайоно. Узнав, что у Оли украдены направление и паспорт, заведующая отделом кадров потребовала доказательств, что она та самая Ольга Ивановна Журавская, за которую пытается себя выдать. Без них ее на работу не примут: хорошее место нынче вещь завидная, командировочные деньги тоже на улице не валяются.
Этого Оля не снесла.
— А у вас имеются места хуже Авамского района, куда меня направили? — спросила она с горечью. — Думаете, я не знаю? Это полярная ночь, вечная пурга, вечная нехватка самого необходимого, начиная с солнца и кончая едой. Как у вас хватает совести называть место моего назначения завидным!
Она была так возмущена, что даже хлопнула дверью, выходя из крайоно. Заведующая крикнула ей вдогонку, что посоветуется с начальником, может, что-нибудь придумают. Но Оля решила больше сюда не ходить. Не нужно ей никаких направлений и бесед с начальниками. Она доберется сама до Авамского района. С голову она не умрет, а на пароход проберется зайцем. Сейчас многие так едут — зайцами, об этом все говорят. План этот сгоряча показался убедительным, но, приплетясь со своим чемоданчиком на пристань, Оля узнала, что нет самого важного — пароходов. И по мрачным прогнозам людей, неделями живших на берегу, надежды на скорое их появление не было — вся свободная речная посуда отдавалась под грузы крупного северного строительства. Правда, на стене сарая, называвшегося речным вокзалом, висело расписание пассажирского движения, но к нему никто даже не подходил.
И сейчас, сидя на песке, Оля перебирала в памяти неудачи и горести этого скверного дня. Ей казалось, что выхода нет. Она еще раз посмотрела на реку и содрогнулась. Серый полдень переходил в мглистый вечер, река становилась шире и холодней. Оля устало закрыла глаза. Все тело ее ныло, в голове шумело, мысли путались. Она недолго боролась с внезапно охватившим ее сном, потом привалилась головой к чемодану и раскинула на нем руки. Но спать так было трудно, тело само искало более удобного ложа. Оля не слышала голосов, не видела, как над нею наклонилась женщина, охранявшая свой тюк.
— Господи, молоденькая какая! — бормотала женщина, жалостливо всматриваясь в Олино лицо и посиневшие подергивающиеся губы. — Дите, впрямь дите, как таких пускают одних в дорогу!
Она пыталась поднять Олину голову, потом стащила с себя верхнее меховое пальто. Скоро все тело Оли наполнила теплота. Оля распрямилась, перестала дрожать, на лице ее появился румянец.
— Мотя, чего ты с девкой возжаешься? — крикнул мужчина. — Иди посторожи, я в город сбегаю — может, чего достану.
Он подошел к Оле и тоже наклонился над ней. Оля улыбнулась ему сонной блаженной улыбкой. Мужчина сердито засопел и отвернулся.
— Не жрамши заснула, — сказал он, с ненавистью всматриваясь в реку. — Вот до чего людей доводят!
2
Оля спала недолго. На лицо упали холодные капли дождя, и она вскочила. Чемодана не было, люди разбрелись, она одна лежала на влажном песке у самой воды. Со сна она даже не заметила накрывавшего ее пальто. Потрясенная, она шарила рукой вокруг себя, словно чемодан мог затеряться в песке. Это новое несчастье было тяжелей, чем прежние, — в чемодане лежали книги, платье, белье, фотографии подруг, письма умершей матери — все, что казалось ей сейчас единственно дорогим в жизни.