И свет во тьме светит

 
Явление второе
Те же и Николай Иванович.
Николай Иванович. Где мама?
Люба. Кажется, в детской.
Степа зовет лакея.
Папа, как Тоня играет чудно. А ты где был?
Николай Иванович. На деревне.
Входит лакей.
 
Явление третье
Те же и лакей.
Степа. Принеси самовар другой.
Николай Иванович (здоровается и с лакеем, подает ему руку). Здравствуй!
Лакей робеет и уходит. Николай Иванович уходит.
 
Явление четвертое
Те же, без лакея и Николая Ивановича.
Степа. Несчастный Афанасий! Смущен ужасно. Не понимаю. Точно мы в чем-то виноваты.
 
Явление пятое
Те же и Николай Иванович.
Николай Иванович (возвращается в комнату). Я прошел было к себе, не высказав вам своего чувства. И это нехорошо, я думаю. (К Тоне.) Если вас, гостью, оскорбит, что я скажу, простите, но я не могу не сказать. Ты говоришь, Люба, что княжна хорошо играет. Вы все здесь, семь, восемь здоровых, молодых мужчин и женщин, спали до десяти часов, пили, ели, едите еще и играете и рассуждаете про музыку, а там, откуда я сейчас пришел с Борисом Александровичем, встали с трех часов утра, – другие и не спали в ночном, и старые, больные, слабые, дети. женщины с грудными и беременные из последних сил работают, чтобы плоды их трудов проживали мы здесь. И мало этого. Сейчас одного из них, последнего, единственного работника в семье, сейчас тащат в тюрьму за то, что он в так называемом моем лесу срубил весной одну из ста тысяч елок, которые растут там. А мы здесь обмытые, одетые, бросив по спальням наши нечистоты на заботу рабов, едим, пьем, рассуждаем про Шумана и Chopin, который больше нас трогает, разгоняет нашу скуку. Я думал это, проходя мимо вас, и потому сказал вам. Ну, подумайте, разве можно так жить? (Стоит волнуясь.)
Лизанька. Правда, правда.
Люба. Если так думать, нельзя жить.
Степа. Отчего? Я не вижу, почему нельзя говорить про Шумана, если народ беден. Одно не исключает другого. Если люди...
Николай Иванович (зло). Если у кого нет сердца, кто деревянный...
Степа. Ну, я замолчу.
Тоня. Вопрос ужасный, вопрос нашего времени, и его не надо бояться, надо прямо в глаза смотреть действительности, чтобы разрешить вопрос.
Николай Иванович. Ждать разрешения вопроса общими мерами некогда. Каждый из нас нынче? завтра умрет. Как прожить мне, не страдая от внутреннего разлада?
Борис. Разумеется, одно средство: не принимать участия.
Николай Иванович. Ну, простите, коли я вас обидел. Я не мог не сказать, что чувствую. (Уходит.)
 
Явление шестое
Те же, без Николая Ивановича.
Степа. Как же не принимать участия? Вся жизнь наша связана.
Борис. От этого он и говорит, что надо прежде всего не иметь собственности, изменить всю свою жизнь, жить не так, чтобы мне надо было служить, а жить, служа другим.
Тоня. Ну, я вижу, ты совсем перешел на сторону Николая Ивановича.
Борис. Да, я в первый раз понял, и потом то, что я видел на деревне... Надо только снять те какие-то очки, сквозь которые мы смотрим на жизнь народа, и понять связь их страданий с нашими радостями, и кончено.
Митрофан Ермилович. Да, но только средство для этого не в том, чтобы губить свою жизнь.
Степа. Удивительно, как мы с Митрофаном Ермиловичем стоим на двух разных полюсах и вместе с тем сходимся: это мои слова – не губить жизнь.
Борис. Понятно. Оба вы хотите жить приятно и для этого желаете иметь устройство жизни, которое бы обеспечивало вам эту приятность. Вы (к Степе) хотите удержать теперешнее устройство, а Митрофан Ермилович хочет нового.
Люба с Тоней шепчутся. Тоня идет к роялю и играет ноктюрн Chopin. Все замолкают.
Степа. Вот и прекрасно. Это все разрешает.
Борис. Все затемняет и откладывает.
Во время игры тихо входят Марья Ивановна и княгиня и садятся, слушая. Перед концом ноктюрна слышны бубенчики.
 
Явление седьмое
Те же, Марья Ивановна и княгиня.
Люба. Это тетя. (Идет ей навстречу, и Марья Ивановна.)
Продолжается музыка. Входят Александра Ивановна и отец Герасим, священник в наперсном кресте и нотариус. Все встают.
 
Явление восьмое
Те же, Александра Ивановна, отец Герасим и нотариус.
Герасим. Прошу продолжать. Приятно.
Княгиня подходит под благословение, также и священник.
Александра Ивановна. Я как себе сказала, что сделаю, так все и сделала. Отца Герасима застала и вот уговорила заехать. Он едет в Курск, и свое дело сделала. И нотариус вот. У него бумага готова. Только подписать.
Марья Ивановна. Не угодно ли позавтракать?
Нотариус кладет на стол бумаги и уходит.
 
Явление девятое
Те же, без нотариуса.
Марья Ивановна. Я очень благодарна отцу Герасиму.
Герасим. Что делать, хоть и не путь мне, но по-христиански счел долгом посетить.
Александра Ивановна шепчет молодежи. Молодежь сговаривается, и уходят на террасу все, кроме Бориса. Священник тоже хочет уходить.
 
Явление десятое
Марья Ивановна, Александра Ивановна, княгиня, отец Герасим, священник и Борис.
Герасим. Что же, побудьте, вы, как пастырь и отец духовный, можете пользу и получить и принесть. Оставайтесь, если Марья Ивановна не имеет чего против.
Марья Ивановна. Нет, я отца Василья люблю, как своего семейного. Я и с ним советовалась, но он слишком мало имеет, по годам своим, авторитета.
Герасим. Всеконечно, всеконечно.
Александра Ивановна (подходит). Так вот видите, отец Герасим, вы одни можете помочь и вразумить. Человек он умный, ученый, но, вы знаете, ученость только может повредить. У него сделалось какое-то затмение. Он утверждает, что по христианскому закону человек не должен ничего иметь. Но разве это можно?
Герасим. Прелесть, гордость ума, самоволие. Отцы церкви вопрос разъяснили достаточно. Но как же это все сделалось?
Марья Ивановна. А если все вам рассказывать, то, когда мы женились, он был совершенно равнодушен к религии, и так мы жили, и прекрасно жили, лучшие годы, первые двадцать лет. Потом он стал думать. Может быть, имела влияние на него сестра или чтение, только он стал думать, читать Евангелие и тогда вдруг стал крайне религиозен, стал ходить в церковь, ездить по монахам. И потом вдруг бросил это все и изменил во всем свою жизнь, начал сам работать, не допускает себе служить прислуге и, главное, теперь раздает именье. Он вчера отдал лес с землей. Я боюсь, у меня шесть человек детей, поговорите с ним. Я пойду спрошу его, хочет ли он вас видеть. (Уходит.)