И свет во тьме светит

Княгиня. Да, я начинаю тоже думать, что это что-то болезненное. Что ж вы ответили?
Марья Ивановна. Я сказала, что не могу, что одна я пошла бы повсюду за ним, но с детьми... Ведь подумайте только, я Николеньку кормлю. Я говорю: нельзя так ломать все. Ведь разве я на это шла. Я уже слаба и стара. Ведь девять детей родить, кормить...
Княгиня. Да. Я никак не думала, чтобы это так далеко зашло.
Марья Ивановна. Так и осталось, и я не понимаю, что будет. Он вчера простил аренду мужикам из Дмитровки и хочет им совсем отдать землю.
Княгиня. Я думаю, что вы не должны допускать этого. Вы обязаны защитить детей. Если он не может владеть именьем, пусть отдаст вам.
Марья Ивановна. Да я не хочу этого.
Княгиня. Вы должны это сделать для детей. Пускай переведет именье на ваше имя.
Марья Ивановна. Саша, сестра, говорила ему. Он сказал, что не имеет права, что земля тех, кто работает на ней, и что он обязан отдать ее крестьянам.
Княгиня. Да, теперь я понимаю, что это гораздо серьезнее, чем я думала.
Марья Ивановна. Священник, священник на его стороне.
Княгиня. Да, я заметила вчера.
Марья Ивановна. Вот сестра и поехала в Москву, хотела переговорить с нотариусом, а главное, привезти отца Герасима, чтобы он убедил его.
Княгиня. Да, я думаю, что христианство не в том, чтобы губить свою семью.
Марья Ивановна. Но он не поверит и отцу Герасиму. Он так тверд, и когда он говорит, вы знаете, я не могу возражать ему. То и ужасно, что мне кажется, что он прав.
Княгиня. Это оттого, что вы любите его.
Марья Ивановна. Не знаю отчего, только ужасно, ужасно. Все так и остается нерешенным. Вот и христианство.
Выходит няня.
 
Явление третье
Те же и няня.
Няня. Пожалуйте, Николенька зовет, проснулся.
Марья Ивановна. Сейчас. Я встревожена, и у него животик разболелся. Иду, иду.
Из другой двери входит Николай Иванович с бумагой в руках.
 
Явление четвертое
Марья Ивановна, княгиня и Николай Иванович.
Николай Иванович. Нет, это невозможно.
Марья Ивановна. Что такое!
Николай Иванович. А то, что за нашу какую-то елку Петра сажают в тюрьму.
Марья Ивановна. Как?
Николай Иванович. А так. Он срезал, подали к мировому, тот приговорил на три месяца в острог. Его жена пришла.
Марья Ивановна. Ну, что ж, разве нельзя?
Николай Иванович. Теперь нельзя. Одно можно: не иметь леса. И я не буду иметь его. Но что же делать? Пойду к нему посмотреть, нельзя ли помочь тому, что мы же сделали. (Идет на террасу и встречается с Борисом и Любой.)
 
Явление пятое
Те же, Борис и Люба.
Люба. Здравствуй, папа! (Целует.) Ты куда?
Николай Иванович. С деревни и опять на деревню. Там теперь тащат в тюрьму голодного человека за то, что он...
Люба. Верно, Петр.
Николай Иванович. Да, Петр. (Уходит.)
 
Явление шестое
Те же, без Николая Ивановича.
Люба (садится за самовар). Вам кофе или чаю?
Борис. Все равно.
Люба. Все то же. Я не вижу этому конца.
Борис. Я не понимаю его. Я знаю, что народ беден, темен, что надо помочь ему, но не тем же, чтобы поощрять воров.
Люба. Чем же?
Борис. Всей нашей деятельностью. Все свои знания положить на служение ему, но жизнь свою нельзя отдавать.
Люба. А папа говорит, что именно это-то и нужно.
Борис. Не понимаю. Можно служить народу, не губя свою жизнь. Я так хочу устроить свою жизнь. Если ты только...
Люба. Я хочу того, что ты хочешь, и ничего не боюсь.
Борис. А эти сережки, это платье?
Люба. Сережки продать, а платье не такое, но все-таки можно быть не уродом.
Борис. Мне хочется еще поговорить с ним. Как ты думаешь, я не стесню его, если приду к нему на деревню?
Люба. Нисколько. Я вижу, что он полюбил тебя и все больше к тебе обращался вчера.
Борис (допивает кофе). Так я пойду.
Люба. Ну, иди, а я пойду будить Лизаньку и Тоню.
Оба расходятся.
Занавес
 
Сцена вторая
Сцена переменяется. Улица. У избы лежит Иван Зябрев, накрыт тулупом.
 
Явление первое
Иван Зябрев один.
Иван. Малашка!
Из-за избы выходит крошечная девочка с малым на руках. Малый кричит.
 
Явление второе
Иван Зябрев и Малашка с малым.
Иван. Воды. Испить.
Малашка уходит в избу, слышно там крик ребенка, выносит ковш воды.
Что ты малого все бьешь, что он орет. Вот я матери скажу.
Малашка. Говори матери. С голоду ореть.
Иван (пьет). А молока бы попросила у Демкиных.
Малашка. Ходила, нету. Да и дома никого нету.
Иван. Ах, хоть бы смерть пришла. Звонили к обеду, что ль?
Малашка. Голомя. Звонили. Вон барин идеть.
Входит Николай Иванович.
 
Явление третье
Те же и Николай Иванович.
Николай Иванович. Ты что же сюда вышел?
Иван. Да муха там, да и жарко.
Николай Иванович. Что ж, согрелся?
Иван. Огнем жжет теперь всего.
Николай Иванович. А Петр где, дома?
Иван. Где дома, в такую пору. В поле за снопами поехал.
Николай Иванович. Что же мне сказывали, что его в острог?
Иван. Как же, сотский в поле за ним пошел.
Приходит брюхатая баба с снопом овса и граблями. И тотчас же бьет по затылку Малашку.
 
Явление четвертое
Те же и баба.
Баба. Ты чего малого бросила? Вишь, орет. Только на улицу бегать.
Малашка (ревет). Я только вышла. Батя пить просил.
Баба. Я те дам! (Видит барина.) Здравствуйте, батюшка Николай Иванович. Грех с ними. Измучалась, одна во все дела. Последнего работника в острог ведут. А тут этот лодырь валяется.
Николай Иванович. Что ты говоришь, ведь он болен.
Баба. Болен он, а я не больна? Как работать, так болен. А гулять не болен да мне косы рвать. Издыхай он, как пес. Мне что!
Николай Иванович. Как тебе не грех!
Баба. Знаю, что грех, да сердца своего не уйму. Ведь я тяжела, а работаю за двоих. Люди убрались, а у нас два осьминника не кошены. Надо бы довязать, а нельзя, домой надо, этих ребят поглядеть.
Николай Иванович. Овес скосят, я найму и связать тоже.
Баба. Да это что, связать я сама, только бы скорее смахнуть. А что, Николай Иванович, помрет он, должно. Уж больно плох.
Николай Иванович. Не знаю я. Ох, точно что плох. Я думаю свезти его в больницу.