Полное собрание сочинений. Том 3. Произведения 1852–1856
Когда уже все было разрушено и уничтожено въ аулѣ, Генералъ приказалъ приготовиться къ отступленію и поѣхалъ впередъ. Опять тотъ-же порядокъ — цѣпи по сторонамъ, Генералъ съ улыбкой и свитой въ серединѣ. Но непріятель усилился и дѣйствовалъ смѣлѣе. Пули летали съ обѣихъ сторонъ. Однако Генералъ держалъ себя такъ, какъ долженъ держать начальникъ, подающій примѣръ мужества и храбрости. Онъ ѣхалъ съ п[олковникомъ] и небрежно разговаривалъ съ нимъ. Полковникъ былъ ни дать ни взять англичанинъ: кровный гнѣдой, скаковый жеребецъ, англ[ійское] сѣдло съ необыкновенными стременами, ноги впередъ, припригивая, ботфорты, бѣлыя панталоны, бѣлый жилетъ, который видѣнъ изъ подъ разстегнутаго военнаго сертука, и куча брелоковъ, манжеты, воротнички, огромные рыжія бакенбарды; и во всемъ этомъ чистота необыкновенная. Словомъ — британецъ совершенный, особенно, ежели снять съ него военный сюртукъ и попаху. —
«Вы пойдете въ авангардѣ, п[олковникъ]», сказалъ ему Генералъ, наклоняясь и съ любезной улыбкой. —
«Слушаю», сказалъ полковникъ, приставляя руку къ попахѣ; и потом прибавилъ по-французски: «Вы меня обижаете, Генералъ — ни раза не дадите арьергарда. On dirait que vous me boudez». [88]
— Вѣдь вы знаете, что К[нягиня] ни за что не проститъ мнѣ, ежели вы будете ранены. Одно, чѣмъ я могу оправдаться, это тоже быть раненнымъ. —
— И точно, вы не бережете себя, Генералъ.
— Ежели меня убьютъ, то я увѣренъ, вы первый поднимете меня; и я васъ» —
Полковникъ съ сіяющей улыбкой наклонился и пробормоталъ что-то.
«Какіе милые рыцари», подумалъ я. Надо замѣтить, что такой любезный разговоръ происходилъ на ходу и подъ сильнымъ огнемъ непріятеля. Не далеко отъ насъ поранили нѣсколько солдатъ, и когда провозили однаго изъ нихъ, раненнаго въ шею и кричавшаго изъ всѣхъ силъ, и когда молодой подп[олковникъ?], который былъ въ свитѣ Генерала, съ участіемъ взглянулъ на него и, обратившись къ другимъ, невольно вымолвилъ: какой ужасъ, Генералъ въ серединѣ разговора взглянулъ на него такъ.
..... — Вот это мужество!
Проѣхавъ саженъ 200 и выѣхавъ изъ подъ непр[іятельскаго] огня, Генералъ слѣзъ съ лошади и вѣлѣлъ готовить закуску. Офицеры сдѣлали тоже. А[дъютантъ] с глянцевитымъ лицомъ, нахмурившись, легъ въ сторонѣ.
Онъ, казалось, думалъ: «вотъ, чортъ возьми, какъ еще убьютъ! Скверно!» Другіе обступили Генерала и съ большимъ участіемъ смотрѣли на приготовленіе для него въ спиртовой кастрюльки яичницы и битковъ; казалось, имъ очень нравилось, что Генералъ будетъ кушать. Желалъ-бы я знать тоже, какъ нравилась эта закуска войскамъ, отступающимъ сзади, и на которыя со всѣхъ сторонъ, какъ мухи на сахаръ, насѣдали Чеченцы.
Трескотня, прерываемая залпами орудій, и дымъ сзади были страшны.
— Кто въ аріергардной цѣпи? — спросилъ Генералъ.
— К[апитанъ] П. — , отвѣчалъ кто-то.
«C’est un très bon diable», [89] сказалъ Генералъ. — «Я его давно знаю — вотъ ужъ истинно рабочая лошадь: всегда ужъ, гдѣ жарко, туда и его. Можете себе представить, онъ былъ старше меня въ 22 году, когда я пріѣхалъ на К[авказъ]». — Присутствующіе изъявили участіе, удивленіе и любопытство. —
— Поѣзжайте, скажите, чтобъ отступали эшелонами.
А[дъютантъ] сѣлъ на лошадь и поѣхалъ къ ар[іергарду]. Любопытство мое было сильнѣе страха, — я поѣхалъ съ нимъ взглянуть на капитана. — Адъютантъ не подъѣхалъ къ н[ачальнику] аріергарда, которому слѣдовало передать порученіе, но передалъ его офицеру, который былъ поближе. Я подъѣхалъ къ капитану. Онъ взглянулъ на меня сердито, ничего не сказалъ, тотчасъ отвернулся и сталъ отдавать приказанія. Онъ кричалъ, горячился, но не суетился. Батальонный к[омандиръ] былъ раненъ, онъ командовалъ батальономъ. Г[рузинскій] К[нязекъ] подъѣхалъ къ нему: «Прикажите? на ура броситься подъ кручь, мы ихъ отобьемъ!»
— Ваши слова неумѣстны, молодой человѣкъ, вы должны слушаться, а не разсуждать; вамъ приказано прикрывать обозъ, вы и стойте. — Онъ отвернулся отъ него. — Хочется, чтобъ убили. —
— Позвольте пожалуйста, чтожъ вы мнѣ не хотите доставить случая. —
— У васъ есть матушка? — сказалъ кротко капитанъ: — такъ пожалѣйте ее. — Молодой Князекъ сконфузился. —
— Извольте идти на свое мѣсто, — строго сказалъ Капитанъ.
Чеченцы насѣдали сильнѣе и сильнѣе, солдаты бросались на ура, давали залпы картечью, и на минуту пули переставали свистѣть изъ за кручи; но потомъ опять начинали и еще больше. Храбрый поручикъ (онъ былъ нѣсколько блѣденъ) подъѣхалъ къ капитану.
— Въ моей ротѣ нѣтъ патроновъ (онъ привралъ); что прикажете? Г[рузинскій] К[нязекъ] проситъ промѣняться со мной; а впрочемъ можно отбить и въ штыки. —
— Тутъ штыковъ не нужно, надо отступать, а не мѣшкать; идите къ обозу и пришлите К[нязька].»
Какъ только Князекъ пришелъ, несмотря на запрещеніе капитана онъ закричалъ: «Урра!» и съ ротой побѣжалъ подъ кручь. Солдаты насилу бѣжали съ мѣшками на плечахъ, спотыкались, но бѣжали и кричали слабымъ голосомъ. — Все скрылось подъ обрывомъ. Черезъ полчаса трескотни, гиканія и крика за обрывомъ вылѣзъ оттуда старый солдатъ; въ одной рукѣ онъ держалъ ружье, въ другой что-то желто-красное — это была голова Чеченца. Онъ уперся однимъ колѣномъ на обрывъ, отеръ потъ и набожно перекрестился, потомъ легъ на траву и о мѣшокъ сталъ вытирать штыкъ. Вслѣдъ за нимъ два молодые солдата несли кого-то. Г[рузинскій] К[нязекъ] былъ раненъ въ грудь, блѣденъ какъ платокъ и едва дышалъ. — Побѣжали за докторомъ. —
Докторъ былъ пьянъ и началъ что-то шутить; рука его такъ тряслась, что онъ попадалъ вмѣсто раны зондомъ [90] въ носъ.
— Оставьте меня, — сказалъ Князекъ: — я умру. Однако отбили таки, капитанъ. —
— Да, отбили своими боками, — сказалъ развалившись на травѣ старикъ съ головой. — Молодъ больно, вотъ и поплатился, и нашего брата не мало осталось. — Я лежалъ подлѣ солдата. —
— Жалко, — сказалъ я самъ себѣ невольно.
— Извѣстно, — сказалъ солдатъ: — глупъ ужасно, не боится ничего. —
— А ты развѣ боишься? —
— А не бось не испугаешься, какъ начнутъ сыпать. —
Однако видно было, что солдатъ и не знаетъ, что такое — бояться.
Кто храбръ? Генералъ-ли? Солдатъ-ли? Поручикъ-ли? Или ужъ не Капитанъ-ли? — Когда мы ѣхали съ нимъ къ Н[ачальнику] О[тряда], онъ сказалъ мнѣ:
— Терпѣть не могу являться и получать благодарности. Какая тутъ благодарность. Ну, будь онъ съ нами, а то нѣтъ. Говорятъ, ему надо беречься; такъ лучше пускай онъ вовсе не ходитъ, а приказываетъ изъ кабинета. Въ этой войнѣ не нужно генія, а нужно хладнокровіе и смѣтливость. — Какъ-то, право, досадно.
Въ это время подъѣхали одинъ за другимъ два А[дъютанта] съ приказаніями. —
— Вотъ шелыганы, вѣдь тамъ и не видать ихъ, а тутъ сколько набралось, и тоже съ приказаніями. — Жалко Князька, и зачѣмъ ему было ѣхать служить сюда. Эхъ молодость! —
— Зачѣмъ же вы служите? — спросилъ я.
— Какъ зачѣмъ? Куда-же дѣнусь, коли мнѣ не служить? —
* № 6 (II ред.).
Разсказъ волонтера.<Храбрость есть наука того, чего нужно и чего не нужно бояться. — Платонъ.>
«Я къ вамъ съ новостью», сказалъ мнѣ Капитанъ Хлаповъ, въ шашкѣ и эполетахъ, входя въ низкую дверь моей комнаты.
«Что такое?» спросилъ я.
«Видите, я прямо отъ Полковника», отвѣчалъ Капитанъ, указывая на свою шашку и эполеты — форму, которую рѣдко можно видѣть на Кавказѣ. — «Завтра на зорькѣ батальонъ нашъ идетъ въ N., гдѣ назначенъ сборъ войскамъ; и оттуда, навѣрно, пойдутъ или въ набѣгъ, или рекогносцировку хотятъ сдѣлать...... только ужъ что-нибудь да будетъ», заключилъ онъ.
«А мнѣ можно будетъ съ вами идти?» спросилъ я.
«Мой совѣтъ — лучше неходить. Изъ чего вамъ рисковать?..»
«Нѣтъ, ужъ позвольте мнѣ не послушаться вашего совѣта: я цѣлый мѣсяцъ жилъ здѣсь только затѣмъ, чтобы дождаться случая быть въ дѣлѣ, и вы хотите, чтобы я пропустилъ его».