Полное собрание сочинений. Том 72. Письма 1899-1900 гг.

Съ совершеннымъ уваженіемъ готовый къ услугамъ
Левъ Толстой.
На конверте: Калуга, Вѣнская ул., Александру Николаевичу Гончарову, свой домъ.
Печатается по автографу, хранящемуся в ГТМ (поступил от М. Ф. Суперанского). Датируется по почтовому штемпелю: «Москва, 13 марта 1899». Отрывок опубликован в «Каталоге выставки в память И. А. Гончарова в Симбирске», Симбирск, 1912, стр. 25.
Александр Николаевич Гончаров (1843—1907) — сын Николая Александровича (1808—1872), племянник писателя Ивана Александровича Гончарова (1812—1891). Кончил Дерптский университет, геолог, обогативший европейские музеи рядом ценных геологических находок. Занимал разные должности и закончил службу членом-оценщиком Калужского отделения крестьянского банка. В 1895—1899 гг. поместил в «Книжках недели» несколько очерков, в 1906 г. написал воспоминания об И. А. Гончарове, опубликованные в «Вестнике Европы» 1908, II. См. «Каталог выставки в память И. А. Гончарова в Симбирске», Симбирск, 1912, стр. 9 и статью М. Ф. Суперанского «Ив. Ал. Гончаров и новые материалы для его биографии» — «Вестник Европы» 1907, 2 и 1908, 11—12.
Ответ на письмо А. Н. Гончарова от 27 февраля 1899 г.: «Глубокоуважаемый Лев Николаевич. Посылаю Вам копии с писем г-жи Акимовой из Петропавловской крепости к сестре, которую поселили здесь, под надзор полиции за то, что она сестра анархистки. Пробыла она в одиночном заключении четыре года, а теперь ее ссылают в Верхоянск на десять лет. Меня поразили эти письма: в них видно как восемнадцатилетняя девчонка вырастает, мыслит и превращается в сильную, мужественную женщину, сознательно относящуюся ко всему окружающему. Она сошлась с анархистом Распутиным, от которого у нее родилась дочь, ребенка у нее отняли и переслали его сюда сестре. Распутин, вследствие болезни, не мог выдержать всего срока заключения и через год написал на имя государя прошение, в котором просил о немедленной его ссылке в Якутскую область. Его послали в Средне-Колымск, а Акимова не могла ему простить этого поступка и написала ему, что она не может быть его женой. В письмах встречается часто имя Ваня, Иван Спиридонович, Спиридоныч — это Распутин. В крепости Акимова выучилась английскому, французскому, немецкому языкам, а также прихватила и якутский. Сколько она сохранила любви к ближним, какая любовь к детям, удивительная жизнерадостность и вера в свою силу. Это та же самая женщина, которая в восемнадцать лет шла за Распутиным, приготовляла нитроглицерин и готова была на ряд убийств, проповедуя, что для общего блага, для счастия народа, можно пожертвовать несколькими сотнями голов! Одно время она сходила с ума; но взяла себя в руки, «подтянулась» и выплыла, как она выражается. Мне бы очень хотелось знать Ваше мнение, и какое произвели на Вас впечатление эти письма? Не знаю, вспомните ли Вы, а я помню до мельчайших подробностей проведенные у Вас несколько часов в Самарской губернии в Вашем участке. Это было в июне 1873 года. Я приехал к Вам, дома были Вы и графиня, дети ушли с гувернером куда-то в степь, на охоту, кажется. У Вас был в гостях башкир Мухамеджан, которого я знал уже давно, жил я у него на кумысе в 1865 году, а потом провел у него на кочевке несколько дней с англичанином Макензи Уоллес, автором книги «Russia». Вы в продолжение двух часов играли в шашки с Мухамеджаном, и он, оканчивая партию, прибавлял: «сыди, граф, в нужник», или: «теперь гуляй в нужник». «Так не говорят, —поправляли Вы его, — а нужно сказать: в Седан». Тогда это слово было в большом ходу: французы были побиты. Вот скоро будет пятнадцать лет, как я живу в Калуге, где служу в дворянском банке и разъезжаю и оцениваю дворянские гнезда, леса, луга и бывшие бобровые гоны. Пробовал заниматься литературой, но когда увидишь свое детище в печати, то, принимая во внимание, что я «мужчина седой наружности», как выражался Горбунов, делается стыдно. Пишу я в «Книжках недели»; а г-н Гайдебуров с нами, мелкими писаками, совсем не церемонится: вычеркивает, выпускает, корректура самая плохая, поэтому выходит бессмыслица. В февральской книжке «Недели» помещен мой рассказ «По дороге», который я тоже не узнал. Раньше, за август 1898 года, у меня был помещен рассказ «Последние могикане». Здешние ребята его прочли и ругали меня за то, что я не понял культурной задачи дворянства, что из прошлого я взял лишь дурное, а крепостное право имело много хороших, добрых патриархальных сторон [...] Калужане ничем не интересуются, исключая службы владыки, соборных певчих и петербургских производств. Переселение духоборов в Канаду в здешнем «обществе» не вызвало даже порицания власть имеющих, а находят, что правительство поступает очень мудро, освободив Россию от зловредного элемента. Моя жена по этому поводу ужасно кипятится, негодует и возмущается; а я давно на всё махнул рукой, сознавая ясно, что у нас всё это легко продолжится лет двести, если не больше. Правительство еще милостиво у нас поступает, терпя разных штундистов, молокан и прыгунов, а легко бы могло приказать устроить костры сжигать их, топить; мы всё перенесем и всё выстрадаем! Даже впоследствии запишем себе в истории на приход, что вот какие мы хорошие — всё испробовали и всегда молчали, не роптали, как другие. Моя дочь — большая Ваша поклонница; в прошлом году она и приемная дочь предприняли путешествие пешком в Шамардин монастырь, чтобы взглянуть на Вашу сестру, гр. Толстую. В нашем имении, при селе Покровском Перемышльского уезда, есть церковь, и молва идет, что Вы тут отдыхали. Девочки мои по этому поводу делали разыскания, но верного ничего не узнали, а только говорят, что Вы пешком ходили в Оптину пустынь и будто бы останавливались в Покровском. Прошу Вас, Лев Николаевич, по прочтении присланных писем возвратить мне их, если возможно, с Иваном Ивановичем или прислать их посылкой, а не под бандеролью. Позвольте попросить Вас прислать Вашу карточку, если возможно, с Вашей подписью; это доставит большое удовольствие всем нам, а в особенности молодому поколению. Прошу извинить за мое длинное письмо и лишние слова».
Таисия Михайловна Акимова, в замужестве Вольфсон, была членом террористического кружка И. С. Распутина, подготовлявшего покушение на царя, приуроченное к коронации 1896 г. Арестована в 1895 г., приговорена к пяти годам заключения в крепости и десяти годам ссылки в Якутскую область. Вернулась из ссылки в 1905 году. В 1910—1911 гг. кончила университет и работала врачем. См. воспоминания И. Рябкова «Как я попал на работу при нашем подпольном правительстве и что именно выполнял» — «Пролетарская революция» 1922, 3, стр. 223—224.
Иван Спиридонович Распутин еще студентом вел среди молодежи пропаганду террора, организовав боевой кружок. По обвинению в подготовке покушения на царя был арестован в 1895 г. и присужден к пяти годам заключения в крепости и десяти годам ссылки в Якутскую область. В Средне-Колымске стоял вне колонии политических ссыльных, как «подаванец». Вернулся из ссылки в 1902 г. См. книгу Г. В. Цыперовича «За полярным кругом. Десять лет ссылки в Колымске», Л. 1925.
В своем имении Бузулукского уезда Самарской губернии, в 1873 г. Толстой пробыл июнь, июль и половину августа; вернулся в Ясную поляну 22 августа. Толстой любил повторять выражение башкирца Мухамеджана: «думить надо, большой думить надо». О пребывании Толстого в Самарской губернии см. в книге H. Н. Гусева «Толстой в расцвете художественного гения», М. [1927], стр. 170—172, и в книге В. А. Жданова «Любовь в жизни Льва Толстого», I. М. 1928, стр. 181—183.
Седан — французская крепость, павшая 2 сентября 1870 г. Армия и император Наполеон III были взяты немцами в плен. Этим поражением был положен конец второй французской империи.
Иван Федорович Горбунов (1831—1895) — популярный писатель, рассказчик.
Жена А. Н. Гончарова — Елизавета Александровна Гончарова в 1920-х гг. погибла во Франции при крушении поезда. Дочь — Елизавета Александровна, в замужестве Симон, живет во Франции.