Весна художника (СИ)

В итоге я, сославшись на головную боль, позорно слинял с тренировки. Демид сказал, что доберется сам, так что я с чистой совесть закинул свои вещи на заднее сидение автомобиля, и поехал в сторону дома. Правда, зайдя в лифт, я нажал не кнопку своего родного, пятого этажа, а ткнул пальцем в цифру «15». Оказавшись наверху, я поднялся уже пешком еще на два лестничных пролета, на ходу доставая из кармана ключи. Под самой крышей я открыл небольшую неприметную дверцу и вдохнул слегка застоявшийся воздух. Щелкнул выключателем — и зажмурился с непривычки. Давненько я не был в своей обители.
Одной из причин, почему много лет назад мы с Дэмом выбрали именно эту квартиру, было то, что к ней прилагалось еще и чердачное помещение. Которое я с чистой душой оборудовал под свою мастерскую. Хозяева помнится, возмущались такому произволу, но когда мы с Котовым заявили, что планируем выкупить квартиру, успокоились. Да даже если бы и нет — мне было откровенно плевать. Я искал себе место для работы, а, увидев именно эту комнату — большую, с тремя окнами, которые впускали внутрь максимально много света — влюбился в неё.
Конечно, пришлось кое-что переделать — например, чуть подкрасить стены и заменить старые рамы современными стеклопакетами. Отдельной главой в этой истории была война с голубями, которые каким-то образом умудрились разбить там свое поселение, и никак не понимали, что мне такие соседи не нужны. Я не знал, через какие дыры они умудрялись пробираться ко мне, но факт оставался фактом — пока мы с Котовым не оштукатурили заново все стены, замазав буквально каждую щель, наглые птицы в покое меня не оставили.
А после дверь в мастерскую официально закрылась для всех, кроме меня. Я не любил, когда кто-то находится рядом, пока я работаю, да и конечный результат я людям показывал крайне редко, предпочитая творить «в стол». Поэтому, после ремонта я остался наедине с собой и смог обставить комнату на свой вкус.
Возле самой дальней стены, прямо под двумя небольшими окнами, примостился большой мягкий велюровый диван, на котором горой возвышались подушки и пледы. Еще одно окно — самое большое, почти во всю стену — я снабдил большим широким подоконником. Мне захотелось сделать его из натурального дерева — от солнечного света оно нагревалось, и сидеть на нем было очень приятно. А чтобы добавить чуть больше комфорта, на подоконник я тоже кинул парочку подушек. Как вы уже догадались, я очень любил комфорт и уют.
Оставшиеся две стены я завесил своими работами — тут были карандашные наброски, пейзажи акварелью, гуашью, портреты, несколько работ углем. Отдельно висели салфетки, обрывки бумаги и даже билеты, на которых я от скуки что-то карябал. Я не выбрасывал ничего, потому что хотел сохранить любой, даже самый маленький кусочек своего творческого «я». С десяток мольбертов тоже были заставлены моими работам, а несколько чистых холстов одиноко пылились в самом дальнем углу. Да, давненько я сюда не заглядывал.
Вот и в тот вечер, включив проигрыватель и поставив тихую, спокойную музыку, я устало опустился на диван и задумался. Собственно, последние пару дней я только этим и занимался. Меня просто раздирали противоречивые мысли.
О чем я думал? А то вы не догадались! Даже не о чем, а о ком — о той девушке. И нашей неожиданной встрече. Тогда, когда я смог полностью вычеркнуть её из своих мыслей — она появилась.
А ведь я искал её. На следующий день после выставки, уже сидя в аэропорту, я позвонил в ту галерею и попытался купить одну из работ. Но меня ждал суровый облом — женский голос вежливо сообщил мне что все десять фотографий уже проданы. А когда я попытался выяснить имя модели, меня вежливо, но жестко отбрили. Попытки связаться с самим фотографом тоже успеха не возымели — парень будто сквозь землю провалился. В итоге, промучившись с пару недель, я успокоился.
Я пытался нарисовать её — не один раз, ноу меня упорно не выходило. Что-то я упускал — то глаза блестели недостаточно ярко, то свет через волосы просвечивал неправильно. Никогда не любил рисовать, опираясь лишь на фото — мне нужна была живая модель, которую я мог бы вертеть и двигать, как моей душе будет угодно. А тут у меня даже этого не было — лишь воспоминания, которые, как бы я не старался, тускнели с каждым днём. В итоге все неудачные попытки валялись где-то в кипе того хлама, который был недостаточно хорош для стены, но выкидывать рука у меня не поднималась.
Но что, если попробовать еще раз? Подняв голову, я прикинул, насколько сейчас настроен работать и понял, что, кажется, это было именно то, что мне нужно. Я всегда был твердо уверен, что единственный способ разложить мысли по полочкам — это изобразить их на холсте. Так почему же я должен был менять свою тактику?
Сказано — сделано. Правда, от холста и красок я решил отказаться, поэтому прикрепил к мольберту простой лист ватмана. Остро заточил грифельные карандаши — сразу четыре штуки. И, придвинув к себе низкий табурет, я посадил на него свой зад. Задумчиво пожевав кончик карандаша, я всё же протянул руку — и провел первую линию. Параллельно прислушиваясь к песне, что лилась из динамиков и стараясь очистить разум.
 
«Вот она, прямо передо мной,
 
Забери мою жизнь и снова сделай меня свободным,
 
Мы создадим из этого воспоминания.
 
Позади меня священный путь,
 
Не смотри, а снова прими меня обратно,
 
Мы создадим из этого воспоминания»*
 
Как ни странно, работа шла ровно, без сбоев и срывов. Линия за линией, я медленно, но верно, воссоздавал из памяти давно забытое лицо. Очень помогло и то, что воспоминания о последней встрече были свежи, и я с каким-то упоением высекал на бумаге контур накрашенных алых губ, изгиб шеи, замотанный легким дизайнерским шарфом.
 
«В итоге мы расходимся и разбиваем сердца друг друга.
 
Если мы хотим жить, как в юности, дорогая, нам лучше начать сегодня»
 
Отдельное внимание я уделил глазам — огромным, как у лани и с такими густыми ресницами, что начинаешь невольно сомневаться, не наращенные ли они. Чуть испуганный взгляд — интересно, она действительно волновалась, что я ошпарился горячим напитком, или просто я напугал её своей руганью?
 
«Всё должно стать проще, о, как-нибудь проще,
 
Потому что я иду ко дну, я иду ко дну.
 
Оу, проще, как-нибудь попроще.
 
Оу, я призываю тебя, я призываю тебя…
 
И это ещё не конец, и пока всё не закончилось,
 
Я не хочу этого дожидаться.
 
Всё должно стать проще, проще…
 
Но не сегодня,
 
Несегодня»
 
С последним аккордом я отложил в сторону карандаш и критически изучил свою работу. С листа ватмана на меня смотрела Она — та самая прекрасная незнакомка. Если бы я делал её в цвете, то обязательно бы слегка размыл задний фон, добавил бы светло-зеленых и бледно-голубых оттенков — чтобы придать её лицу еще больше свежести. Но и так получилось очень неплохо — мне казалось, что если я протяну руку, то смогу коснуться её кожи. Интересно, а какая она на ощупь? Черт, кажется, я реально становился маньяком.
Встав с табурета, я размял затёкшие конечности и бросил еще один взгляд на наспех написанный портрет. Я так и не получил ответ на свой вопрос — что мне делать с той бурей, которую подняла в моей душе эта встреча? Забыть и продолжать жить дальше? Или, быть может, предпринять еще одну попытку найти её? В конце концов, если нас сталкивала судьба — значит, это кому-то надо.
В голове снова вспыхнул вопрос, который задал сегодня Димон. Если бы была возможность изменить что-то одно в своей жизни — воспользовался бы я этой возможностью? Не пошёл бы на выставку, не увидел бы те фото, и не стал бы потихоньку сходить с ума. И, соответственно, та встреча просто прошла бы мимо меня. Я бы просто пожурил девушку, попросил бы быть впредь чуть внимательней — и отправился бы по своим делам. Скорее всего…
Согласился бы я на это? Стер бы это безумие из памяти?