Кожедуб

Отцу обязан Иван привитой любовью к русской литературе. Хотя он окончил школу, где преподавание велось на украинском языке, он еще в детские годы на русском прочел многие книги Гоголя, Толстого, Чехова, Успенского. Около полугода, после окончания семилетки, он даже работал библиотекарем в Ображеевке.
Иван рос сильным, но добродушным пареньком. Драк не затевал, но при случае умел постоять за себя и своих товарищей. Одним из его юношеских увлечений было лазание по большим деревьям. Огромные тополя, росшие вдоль Поповской улицы, он облазал по многу раз, за что часто получал взбучку от отца. При этом он выполнял такие рискованные трюки, что пугал слабонервных друзей и, главное, подруг. Эта привычка вскоре в аэроклубе помогла ему без колебаний совершить прыжок с парашютной вышки.
С удовольствием он занимался и спортом, любил крутиться на турнике, а двухпудовую гирю поднял впервые в тринадцать лет. Любовь к силовым упражнениям он пронес через всю жизнь. Уже после войны, в 1946 году, на соревнованиях в Монине Кожедуб поднял двухпудовку 21 раз.
Беспросветная нужда и неурядицы подорвали здоровье впечатлительной Стефаниды Ивановны. Несколько лет она тяжело болела и в 1936 году умерла. Для подростка Ивана, любившего мать горячо и нежно, это был тяжелейший удар. «Не помню, — вспоминает Кожедуб, — как я дошел до дому. В хате было полно народу. Плач, причитания. Отец стоял, закрыв лицо руками. Плечи у него вздрагивали. Не помня себя я убежал на погреб, бросился ничком на землю и долго пролежал там в оцепенении, без слез».
К тому времени Иван был учащимся первого курса химико-технологического отделения Шосткинского химического техникума, собираясь стать «специалистом по бездымным порохам». Чтобы не тратить три часа в день на дорогу из Ображеевки в Шостку и обратно, он переселился в общежитие при техникуме.
После смерти жены туда же, в Шостку, в общежитие при заводе перебрался и отец Ивана — Никита Илларионович.
«Иногда он по вечерам заходил ко мне, — вспоминал Иван Никитович. — Усаживался у стола, брал книгу. Нравились ему чистота и порядок у нас в общежитии. А я любил, когда он сидит тут, рядом — легче становилось на душе… Иногда, взглянув на меня, он спрашивал, что я сейчас учу. И тут же спешил добавить:
— Ну-ну, занимайся, сынок. Потом расскажешь».
В центре Ображеевки, на монументе павшим воинам, представляющем единый архитектурный ансамбль с бюстом трижды Героя и вознесенным на высокий пьедестал истребителем МиГ-21, значатся несколько фамилий «Кожедуб». На вопрос: «Не родственники ли это Ивана Никитовича?» — местные жители, в том числе и родной племянник нашего героя, Валентин Яковлевич, сын Матрены Никитичны, живущий на том же месте, где родился и жил мальчишкой Иван, уверенно отвечали, что это лишь однофамильцы.
В техникуме Иван Кожедуб учился успешно. От природы он был одарен хватким умом, настойчивостью, прилежанием, был крепок, и учеба давалась ему легко.
Лет в шестнадцать, пораженный красотой полувоенной формы и блеском начищенных сапог знакомых студентов, а по совместительству учлетов, Кожедуб затаил в душе страстное желание стать летчиком. Как человек основательный, он стал читать книги об авиации. Среди прочих ему попалась книга Кеннеди под названием «Летание. Почему и как мы летаем». Книга эта была издана на русском языке перед самым началом Первой мировой войны и, помимо описаний «наиболее известных летательных аппаратов», содержала ряд сведений по элементарным принципам аэродинамики. Принципы эти были изложены достаточно корректно, причем предлагался целый ряд простейших опытов, позволяющий закрепить полученные знания.
«Эта книга, — писал Кожедуб, — на 2—3 месяца стала для меня главной. Я выучил ее наизусть, пока понял изложенные в ней тонкости. Ну а названия первых аэропланов сохранились в моей памяти навсегда, и я не раз удивлял специалистов упоминанием имен Блерио, Кертисса, Латама, Эсно-Пельтери».
Прочитанные книги укрепили юношу в его выборе. Осторожно он выяснил мнение отца по интересующему его предмету, так же осторожно говорил на эту тему с друзьями.
В сентябре 1938 года, едва не опоздав с поступлением, он подал документы в Шосткинский аэроклуб Осоавиахима. Они включали заявление, три справки и путевку комитета ЛКСМ Украины. Успешно пройдя врачебную комиссию, где старый врач отметил его богатырское здоровье, он был принят. Аэроклуб располагался в маленьком домике, возле здания городского клуба имени К. Маркса. Начальником аэроклуба в то время был Виноградов. Заниматься было, конечно, тесновато, но обиженными себя учлеты не ощущали.
Учебная программа в аэроклубе была сжатой и емкой, освоить ее могла лишь физически здоровая молодежь. На теоретических занятиях получали первые авиационные знания, на практике под руководством молодых инструкторов осваивали прикладные дисциплины, главным образом спортивные: гимнастику, батут, прыжки с парашютом.
Тренируясь на батуте, Иван пополнил свою речь новыми, неслыханными ранее экзотическими терминами — бланш, фляк, сальто, кульбит. Инструктором по парашютному спорту в Шосткинском аэроклубе был Науменко — доброжелательный и спокойный человек, прекрасный спортсмен, последовательно обучавший ребят прыжкам на батуте, с парашютной вышки и с самолета.
— Смотрите вперед, вдаль и шагайте, — такими словами напутствовал он перед прыжком некоторых начинающих парашютистов, в том числе учлета Кожедуба.
Большое впечатление на Ивана произвел инструктор, бывший военный летчик Александр Сергеевич Кальков. Во время войны он в качестве командира экипажа совершил около полусотни боевых вылетов на ТБ-3 и Ил-4. Вот как описывает его Кожедуб:
«…Однажды, когда мы занимались в моторном классе, до нас донесся незнакомый раскатистый бас. В аудиторию вошел высокий широкоплечий человек в крагах. Мы переглянулись и встали. На вид ему было лет за тридцать. В его внешности было что-то щеголеватое. Походка чуть-чуть вразвалку, нос орлиный, с горбинкой, взгляд проницательный и слегка насмешливый».
Пройдя наземную подготовку, включавшую ежедневное кропотливое обслуживание самолета, навыки посадки в него, выруливание, а главное, наизусть выучив КУЛП («Курс учебно-летной подготовки»), группа Кожедуба приступила, наконец, к полетам. Двое парней, несмотря на отчаянные уговоры и просьбы, были отчислены инструктором за неуспеваемость.
— Толку из вас все равно не выйдет, даром бензин на вас жечь нечего…
В апреле 1939-го учлет Шосткинского аэроклуба Кожедуб первым из своей 4-й летной группы, состоявшей из трех человек, совершил свой первый полет на У-2, хвостовой номер 4, с инструктором А.С. Кальковым. Красоты родной земли, открывшиеся с полуторакилометровой высоты из кабины самолета, произвели на юношу неизгладимое впечатление:
«Ориентироваться трудно. Вон, кажется, техникум. Зеленые пятна — это сады и среди них блестящая полоска — река Шостка. Все словно масляными красками написано.
Поднимаемся все выше. Вихревые потоки, врываясь с боков в кабину, бьют в щеки. Становится свежо. Смотрю на приборы: стрелка высотомера уже подобралась к 1500 метрам — высоковато для первого раза по тем временам. Открылся неоглядный простор. Внизу что-то засинело: да это озеро Вспольное. Отличный ориентир! В прозрачной дымке виднеется Ображеевка. Вот бы покружиться над домом…
Поднимаемся все выше. Становится прохладно. Да, совсем не то, что я испытывал раньше, когда влезал на верхушки деревьев или на церковный купол. Там не чувствовалось такого отрыва от земли» [3].
В конце апреля учлетам были выданы синие комбинезоны, очки и летные шлемы. 1 мая 1939 года на параде в Шостке мимо центральной трибуны, следом за двумя парадными батальонами, строем браво промаршировали и учлеты.
«Чувствовали мы себя настоящими пилотами и немного заважничали», — вспоминал Иван Никитович.
В начале 1940 года он оканчивает аэроклуб и получает направление в Чугуевское военное училище летчиков, так и не окончив техникума, так и не став «специалистом по порохам».