Мы видели звезды лишь на старых фотографиях (СИ)
— Да, конечно, — стыдливо изучая глазами деревянную поверхность стола, я крепко сжала под ним руки. Господи, ещё бы помнить, что такого я вчера наделала.
— Сейчас ступай на урок и не думай ни о чем, — подхватив утреннюю газету, папа поднялся на ноги и легко похлопал меня по плечу. — Я поговорю с матерью. Не держи на неё зла, ей просто нужно отойти.
— Спасибо, пап... — сгорая от стыда, тихо пролепетала я и погладила его по руке, лежащей на моём плече.
Мои отношения с папой кардинально отличались от отношений с мамой. В отличии от неё, отец никогда не требовал от меня каких-то высоких достижений и гордился мной просто потому, что я его дочь. К нему я всегда могла подойти и поделиться самым сокровенным, и мне не хотелось думать, что чем старше я становлюсь, тем мне труднее эмоционально раскрываться папе.
В нашей семье он служил чем-то вроде амортизатора: когда наши с мамой взаимоотношения достигали точки кипения, отец точно знал что нужно сделать, как повлиять на каждую из нас, чтобы всё быстро нормализовалось и даже стало ещё лучше, чем было.
— Ну, хорошего дня. Съешь что-нибудь, холодильник полный, — легко кивнув, папа тепло улыбнулся мне и размеренной походкой вышел из столовой.
Резко выдохнув, я опустилась головой на свои руки, лежащие на столе, и закрыла глаза. Пронесло. Или нет? Иногда не знаешь, что лучше: быть обруганной с ног до головы или услышать такие резкие и равнодушные слова от мамы. Но смысл во всём этом, определённо, был. Так напиваться, как это вчера сделала я, больше никогда не захочется уже по двум причинам.
Когда я нехотя открыла глаза (голова всё ещё давала знать о вчерашнем переборе с алкоголем), прямо перед моим взором оказались наручные часы. Оставалось всего пятьдесят минут до начала занятия. Я быстро поднялась с места, и, сморщившись от резкого звука двигающегося по полу стула, направилась к холодильнику.
Буквально затолкав в себя бутерброд с сыром и, сделав ещё один большой глоток кофе, я решила, что пора выходить. Уж очень мне хотелось пройтись до музыкальной школы пешком, по свежему воздуху, пока погода ещё щедро даёт мне такую возможность.
Занятия в музыкальной школе проходили даже во время каникул в обычной образовательной школе. С одной стороны, кого-то это могло расстроить, потому что, всё-таки, это какая-никакая учеба, а с другой — музыкальные уроки не давали полностью расслабиться во время перерыва, позволяя не потерять учебный настрой и дух. К тому же, все уроки в музыкальном заведении проходили в дневное время, поэтому нам, ученикам, не приходилось насильно вытягивать себя из постели рано утром.
Оживление в холле и у гардероба не могло не радовать. Значит, люди всё же не спят, не отлынивают, а тянутся к музыке и творчеству!
Поднимая себе настроение этими мыслями, я тоже встала в очередь, чтобы сдать свою куртку. Толпа тянулась очень медленно, и вот, когда она сдвинулась ещё на одного человека, я с удовольствием отметила отходящую от стойки гардероба и направляющуюся в класс чёрную макушку.
— Билл! — радостно окликнула его я, вытягивая шею и вставая на носки, чтобы он смог разглядеть меня в столпотворении. Но парень, как ни в чем не бывало, даже ухом не поведя, продолжил движение по своей траектории. Может, просто не услышал?
— Курточку? — услышала я голос перед собой. Пожилая гардеробщица уже смотрела прямо на меня, выжидающе улыбаясь. Моя очередь наступила на удивление быстро.
— Ах, да, конечно, — протянув свою верхнюю одежду женщине и пригладив волосы, спутавшиеся под капюшоном, я поспешила в класс, чтобы успеть до начала урока поболтать с парнем, по общению с которым я почему-то до невозможности истосковалась.
Зайдя в класс, я очень растерялась, потому что место на заднем ряду, которое мы с мальчишкой всегда занимали вдвоём, тоскливо пустовало. Сдвинув брови в непонимании происходящего, я окинула взглядом класс. К моему удивлению, Билл сидел на второй парте, нервно расписывая в тетради ручку. Округлив глаза и пожав плечами, я направилась прямо к нему.
— Привет. А почему... — я тут же осеклась, увидев на месте рядом с Биллом его сумку. — Можно я сяду? — тихо проговорила я, начиная обзаводиться неприятными подозрениями.
Билл повернулся в мою сторону. Из-под чёрной чёлки на меня взглянули его карие глаза, сейчас совсем не светящиеся теплотой и добром. Брови парня были приподняты и изогнуты. Сложив картинку воедино, я поняла, что он, скорее всего, на что-то (или кого-то?) очень зол.
— Здесь занято, — ровным тоном бросил он и вернулся к расписыванию своей ручки, которая, кстати, судя по исчерканному листу, писать начала уже давно.
— Кем же? — удивлённо расширив глаза, спросила я.
— Моей сумкой, — скрестив руки и посмотрев вперёд перед собой, утвердил Билл.
— Поня-я-ятно, — протянула я. — Ты что-то хочешь мне сказать? Я о чём-то не знаю? — осторожно взяв сумку Билла в руки, я спокойно опустилась рядом с ним. — Что-то случилось?
Ноздри Билл резко расширились, а брови вскочили ещё выше и, казалось, будто сейчас они подпрыгнут до самых волос. Я чуть не рассмеялась, потому что представила, что Билл сейчас закипит и выпустит пар, как старый чайник. Никогда ещё не видела его таким... Злым?
— Что случилось, Билл? — выделяя каждое слово, повторила я.
— А ты спроси у своих дружков! — резко вскочив на ноги, выкрикнул парень.
Весь класс резко обернулся на него, и в кабинете повисла гробовая тишина. Билл быстро выдернул из моих рук свою сумку и, не сказав больше ни слова, быстрым шагом покинул помещение. Дверь, которую он закрыл, хлопнула так громко, что почти оглушила меня.
Отлично. Сегодня сижу одна.
POV Билл
Tokio Hotel – Zoom Into Me
Громко топая от злости, я зашёл в гараж и закрыл за собой откатные двери. Плюхнувшись на старый диван, обтянутый потёртой кожей чёрного цвета, я, наконец, перевёл дыхание.
Возвращаясь домой из музыкальной школы, я практически бежал. Мне было плевать на урок сольфеджио, который я пропустил, на строгую мисс Хэтчинсон и все остальное — мне не хотелось оставаться в стенах учебного заведения больше ни на минуту.
В моих мыслях постоянно была Виктория. Я всегда думал об этой девушке с улыбкой на лице, вспоминая её чёрные глаза, озорные веснушки и весёлый смех. Но после вчерашнего, её образ в моей голове словно подёрнулся легкой дымкой, и мне было сложно разглядеть в ней ту девушку.
Я то оправдывал Викторию, то находил в произошедшем её вину. Это противоречие дико мешало мне мыслить здраво, вызывая головную боль.
Я достал из кармана телефон и открыл папку с входящими сообщениями. Последнее послание было от Виктории. Я в тысячный раз перечитал её сообщение: «Сейчас я думаю о том, что у тебя очень красивые глаза».
Зачем она написала мне это? Посмеяться надо мной или действительно так думает? А может, девушка просто прикалывалась надо мной вместе со своей долбанутой компанией? Не важно. В любом случае отвечать я не собирался. Ни вчерашним вечером, ни сейчас.
Сегодня в глазах Виктории я прочитал полнейшее непонимание моего дерзкого поведения, и это очень меня смущало. Либо она действительно не при чем, либо делает вид, что не понимает происходящее. Сначала, нагрубив девушке, я был уверен во втором варианте, но, придя в «студию» и немного успокоившись, я начинал склоняться к варианту номер один.
Наверное, зря я был так резок с ней... Напрасно вспылил... Но сделанного не воротишь, и из-за собственной же глупости я буду вынужден постоянно обдумывать то, что сказал девушке, как посмотрел на неё и как убежал прямо с урока, оставив её в растерянности.
Резко встав с дивана, я направился к своему электронному пианино и сел за инструмент. Легко открыв крышку из гладкого тёмного дерева, я положил руки на белоснежные клавиши и, прерывисто вздохнув, заиграл.
— Гуляет ли кто-нибудь там
В одиночестве? Есть ли там кто-то, кто замерзает? Одно сердцебиение, Затерявшееся в толпе Кричит ли там кто-нибудь то, Что никто не слышит? Тонет ли там кто-нибудь, Идя ко дну от страха? Я могу почувствовать тебя. Не отворачивайся.