Агент Низа
— Но почему?
«Вероятно, племянничек мой разлюбезный, словно кровь с простоквашей, тебе на уста напрашивается вопрос: „Но почему?“ Почему мы измельчали, угасли, сошли на пятьдесят пятый план? Отвечу кратко: эволюция! Неиспользуемые органы отмирают. А мы в какой-то момент перестали, быть потребны. Началось все банально, с искушений и совращений с так называемого пути истинного. Одновременно с возникновением ренессанса люди стали грешить вовсю, даже не ожидая наших уговоров. Определенное смягчение Другой Высокой Стороны, которая, поверив ложному утверждению, будто само по себе совершенствование человеческого разума будет достаточной гарантией развитию моральности, выбралась в затишье, куда-то к востоку от Эдема, все реже используя репрессивные методы, привело к тому, что люди перестали испытывать страх. Либерализация в рядах „белых“ (уже много веков не применялись штучки вроде Содома и Гоморры, Потопа или. Казни Египетской) привела к тому, что страх постепенно уменьшался, а убеждение, будто человеки могут все, укоренялось все глубже. Любой эволюции свойственно двигаться только в одном направлении. Когда процесс человеческой эмансипации набрал силу, все пропало! Свершилось. Ситуация, которая вначале складывалась для нас чрезвычайно благоприятно, вскоре начала действовать демобилизующе: из поколения в поколение дьяволы становились все менее агрессивными, менее предприимчивыми, начали проявлять интерес к культуре и искусству, постепенно снижая противоестественный прирост, возникла мода „дьявол с дьяволом“, что, как известно, бывает приятно, но дети от этого не рождаются. Ряды профессионалов таяли из лада в год. Адова элит не высовываланоса из своих укрытий. Не надо забывать, что у нашего мира есть определенные требования в смысле комфорта интимности, или интимной комфортности (ненужное зачеркнуть). Упыри не выносят нового строительства (особенно теперешнего), электрического света, русалки хворают в водах, ставших объектом массового туризма. В свою очередь ангел не может ужиться с телевизором. А меж тем все таинственное осветили, все скрытое показали, а лесные дебри, в которых укрывались оборотни, повырубали… Последствия ты видишь сам.
Растеряв значительную часть своей силы убеждения, мы стали, во всяком случае на первый взгляд, непотребны. Да, мы, как и «белые», не оказываем серьезного влияния на поведение людей. В Централи наших конкурентов сейчас разбушевалась такая демократия, что все наиболее важные решения принимаются только большинством голосов, хотя и в этом случае кто-нибудь из святых да заявит особое мнение. Если добавить сюда повышенную явность райской жизни, то, я думаю, тебе станет понятным, почему у них все попросту пошло прахом. Да, да, ты вскоре убедишься, сколь тяжко теперь существовать сверхъестественным силам.
Несмотря на это, последнее слово за нами. Через две недели посмотрим, кто будет смеяться последним. Целую тебя, как самый нежный Иуда.
Твой дядя!»
Мефф закончил чтение. Посмотрел еще, нет ли какой-нибудь приписки или хотя бы денежного перевода, однако не обнаружив ни того, ни другого, задумался. С того момента, как он снова оказался в руках своей охраны, прошло много часов. Доставив Аниту в аэропорт, «мерседес» сменили на другую машину. «Бербер» опять без помощи ключа отворил дверцы первого попавшегося «форда» и приехал сюда, в пустой пансионат в предместье Парижа. Пансионат назывался «Парадиз» (вероятно, для того, чтобы ввести в заблуждение противника), а его владелица выглядела не как одна, а как три колдуньи на пенсии сразу, к тому же родом с Ближнего Востока.
Немного раньше «турок» представил Аните Меффа в качестве зажиточного предпринимателя. Воспользовавшись оказией, Мефф узнал имена своих помощников. Того, что пожелтее, звали Али, более светлого — Хали, а самого черного — Гали.
Стемнело. Наш герой успел уже полностью отдохнуть, принять ванну, после чего Али произвел ему полный массаж тела, доведя Меффа до состояния сосредоточенности и расслабленности одновременно. У низшего функционера Ада были мягкие руки, приводящие на память девушек из Бангкока, которым специалист по рекламе был обязан несколькими милыми туристскими впечатлениями. Однако Али не был девушкой, и в этом сказывалось неудобство ситуации. Гали принес ужин (оказалось, он прекрасно готовит), состоящий из зажаренной птицы и дичи в сопровождении трех бутылок вина чрезвычайно хороших лет — 1870, 1914 и 1939. В таком подборе просматривался деликатный намек. Адские силы принимали явное участие в событиях тех лет.
Окутанный махровым полотенцем, благодаря капле наркотика «полегчавший» на несколько килограммов Фаусон впервые за три дня подумал, что, однако, в жизни дьявола есть и хорошие стороны. Правда, он испугался этой мысли, но почти тут же в нем заговорил внутренний голос: «У тебя же не было выбора, случилось то, что случилось, к тому же на твоем месте в любой момент мог бы оказаться кто-нибудь похуже».
— Желаешь ли ты чего-нибудь, господин? — спросил Хали, раскладывая перед Меффом рекламный буклет с фотографиями самых шикарных девушек Парижа классов «ноль» и «супер».
Сатана-неофит только вздохнул.
— Ага, ты имеешь в виду ту блондинку, — угадал Хали. — Надо было распорядиться, мы б не отпустили ее так легко. Однако ты, господин, не проявлял ни малейшего интереса.
— Вероятно, от усталости, — вставил Али, — кроме того, мы думали, что малышка — наш… э… человек…
— А нет?
В двух словах ему пересказали ход преследования, подчеркнув совершенно случайное участие девушки в событиях. Ее прихватили, чтобы она указала машину похитителей. Возможно, они лгали, но какой им был от этого прок?
— Хорошо бы знать о ней побольше, — сказал Фаусон.
— Зовут ее Анит Гавранкова, — отбарабанил Хали. — В Париже полгода, занимается археологией Ближнего Востока в Сорбонне, незамужняя, нам кажется — девушка. Сирота, второе поколение эмигрантов, никаких сведений о родителях. Живет в приюте сестер фелицианок, — тут Хали сплюнул через левое плечо. — В аэропорту ожидала кузину, которая должна была прилететь из Рима, но та опоздала на самолет и не прилетела. Бюст 92, талия 60, бедра 92.
— Идеально, — причмокнул Гали.
— Католичка, свободное время проводит в библиотеке, с мужчинами не встречается, в лесбийстве не замечалась.
— Отличный материал для растления, — потер руки Гали.
— Тихо, ты! — рявкнул на него Мефф. — Скажите лучше, как с ней встретиться?
— Ежедневно в девять она бывает в читальном зале университета. Но пока суть да дело, можно бы немого развеяться, — сказал Али, — я вызову сестер Бьянцетти, — он указал на фотографии, — этих, оливковых… До полуночи у нас еще есть немного времени.
Но у Фаусона в голове были не какие-нибудь шуры-муры. Он думал исключительно о Гавранковой. Думал, думал и наконец уснул.
В полночь на площади Бастилии было пусто, но не так, как можно было ожидать. Здесь крутились какие-то людишки, проезжали автомобили, работали поливалки, все было ярко освещено. Чтобы шляться в таком месте, привидению действительно следовало быть поклонником кварцевых ламп. Мефф трижды обошел площадь, не приметив ничего особенного.
«Видимо, дядюшка что-то напутал по старости, — подумал он и тут сообразил, что нечто подзывает его. Это нечто было рукой в роскошно расшитом рукаве с кружевами, и высунулось оно из кабины одной из уличных поливалок. Не будучи уверен, что это касается его, Фаусон тем не менее приблизился к автомобилю.
— Влезай, мосье, чего ждешь! — услышал он. Внутри, рядом с совершенно нормальным водителем в форменном комбинезоне, сидел засушенный старичок в костюме эпохи Людовика XVI.
— Купить, продать? — спросил он решительно. — «Готский Альманах» [8], книга кабалы, пророчество святого Малахия? А может, записки о Великой Революции? Локон Марии Антуанетты, капсулку с кровью короля, кальсоны Бога Войны [9]?