Взрыв
- Мисс Брит, рад вас видеть! - отлично натянутая кожа на лице Грабли попыталась съежиться в улыбку. - Я принес вам кучу благодарностей и крохотную просьбу. Впрочем, хотелось бы придать нашей просьбе характер некоторой значимости и вместе с тем... интимности. Мне кажется, что лучше всего нам потолковать втроем, вместе с одним... э... человеком.
В кабинете шефа их ждал Лэквуд. Это неприятно покоробило Карен. До сих пор их отношения были тайной для окружающих. Небольшой, но ревниво хранимой тайной. И вдруг Фрэнк здесь, согласился участвовать в этом, как выразился Грабли, интимном разговоре. Выглядит как маленькое предательство, иного определения не подберешь. Карен вздохнула и присела на кресло, сплетенное из стеклянных нитей. Мужчины медлили начать разговор.
Фирма, которой теперь по настоянию Франка отдавала все свои силы мисс Брит, организовалась недавно. Лакированные обложки своих проспектов и каталогов она украсила стилизованным изображением черепа с двумя бронзовыми жуками в пустых глазницах. Такой несколько мистический товарный знак имел своим назначением сообщать "урби эт орби" - "городу и миру", что фирма намеревается выпускать для блага человечества высококачественные инсектициды и зооциды - химические средства борьбы с вредными насекомыми и грызунами.
Когда вас пропускали за ограду Пайн-Блиффа, вам сразу же бросалось в глаза сооружение в виде белоснежного абсолютно правильного куба, каждая грань которого простиралась в длину по крайней мере на семьдесят футов. Ослепительно сияющее под лучами южного солнца здание без единого окна сразу же наводило на мысль о таинственной и колоссальной научной аппаратуре, упрятанной внутри куба. Когда же служащий фирмы объяснял вам, не очень, впрочем-то, охотно, что гигантский куб - это всего-навсего бункер, в котором хранится запас кормов для лабораторных животных, священный трепет перед тайнами науки сменялся еще более священным трепетом перед деловым размахом новорожденной фирмы. Через несколько месяцев вы узнавали, что весь Пайн-Блифф, на сооружение одной только ограды вокруг которого пошло двести тысяч мешков цемента марки "Тим", - это всего лишь экспериментальный участок, небольшой исследовательский отдел. Оставалось только упасть на колени и вознести хвалу небесам за то, что именно тебе, этакому счастливчику, выпал жребий работать под вывеской "Два жука и череп".
Что же касается Карен, то она имела большее, чем кто-либо, основание гордиться своей работой. Лэквуд не обманул ее. Подписывая контракт, она увидела цифры, которые внушили ей уважение к самой себе. Правда, многообещающие нули должны были перекочевать со страниц контракта на ее текущий счет только в случае успешного завершения ее эксперимента. Правда и то, что сумма ежемесячного вознаграждения выглядела довольно скромно. Впрочем, если, сидя в кино, вы наблюдаете, как Рокфеллер зарабатывает миллион, на вас это производит куда меньшее впечатление, чем если вы самолично находите на улице потрепанную долларовую бумажку. Карен нашла первую в своей жизни по-настоящему солидную работу. Сколько заработает фирма на ее идеях, это, разумеется, ее не касалось, и мысли ее были заняты совсем другим. Ее радовало все возрастающая нежность и трогательное внимание Фрэнка.
День, когда Карен первый раз пришла в лабораторию группы "Д", они отпраздновали вместе, пустили благоразумие на ветер и поплыли на корабле, уносимом этим ветром, в счастливое и тревожное плавание. Кроме того, лаборатория требовала наивысшего напряжения всех интеллектуальных и физических сил.
Фирма не считала, что слишком много поваров могут испортить бульон. Напротив, Карен поставили в известность, что над решением проблемы управления реактором работают еще несколько групп. Более того, каждый шаг вперед повторял неизвестный ей экспериментатор, каждая мысль проверялась дважды и трижды за стенами ее лаборатории. Ежедневно и ежечасно шло соревнование с незримым соперником, схватка с призраком. Все это подстегивало Карен, но отнюдь не уменьшало ее уверенности в успехе. Она обладала редким даром заставлять людей радоваться чужим удачам, и теперь в группе "Д" не знали "чужих" успехов, любая удача принадлежала всем, и в первую очередь дорогой и уважаемой мисс Брит.
- Арчи, - говорила Карен, входя утром в лабораторию, - я видела твою новую шляпу. И тебя вместе с ней. Если бы иллюстрированный журнал поместил вас обоих на обложку, девушки всего побережья прислали бы редактору письма, требуя твой адрес. Рон, почему ты грустишь? Твой отец выздоровеет. Я говорила с доктором Футом из отдела медицинского обслуживания. Он обещал достать чудодейственное лекарство. Все будет отлично, Рон!
И молодые лаборанты готовы были следовать за Карен в огонь и воду.
- А теперь, мальчики, займемся нашим Могучим Младенцем...
Могучий Младенец уже ждал их. Он стоял посредине лаборатории на подставке из букового дерева и каучука. Две недели монтажники пробивали пневматическими молотками междуэтажные перекрытия, и теперь подставка опиралась на мощную колонну, пронзающую семнадцать этажей и уходящую в землю на пятнадцать футов. На специально приспособленном грузовом лифте доставили свинцовый колпак, облитый медью, чтобы предохранить Младенца от возможных излучений и радиоволн. Много хлопот доставили сложные и капризные манипуляторы, проникающие под колпак через гофрированные рукава из освинцованной резины. Манипуляторы опирались на шарниры, составляющие единое целое с тремя массивными тумбами. Могучий Младенец требовал абсолютного покоя и строгой изоляции. Внутри его циркулировала кровь. Настоящая человеческая кровь. Она сочилась сквозь перегородки из микропористого тефлона и магнитные фильтры, насыщалась кислородом и очищалась от невидимых примесей. Ее подогревали и непрерывно анализировали, подталкивали вперед насосами из нежнейшей резины, которую заставляли ритмично пульсировать металлические пальцы, бегающие по гуттаперчевым трубкам, как пальцы пианиста по клавишам инструмента невиданной сложности.