Искатель. 1969. Выпуск №5

— Солома на крышах как порох…
— Сорока с вами был? — равнодушно спросила Ива.
— С нами. Этот сучий последыш только в таких акциях и участвовал, а настоящего боя не нюхал.
Оксана положила голову на плечо «боевику», ласково заглянула ему в глаза.
Они замолчали. Северин достал пачку папирос, Ива поднялась из-за пианино, попросила: «Дай и мне» и ушла на кухню, бросив пренебрежительно: «Помилуйтесь, а я покурю».
Через некоторое время к ней вышла Оксана. Умоляюще попросила:
— Можно, Северин у нас переночует? Поздно уже — будет уходить, соседи могут увидеть… — И, поколебавшись, добавила: — Мы с ним уже давно…
— А как же Беркут — Марко Стрилець?
— Он не знает. И я ему не присягала.
— А… черт с вами, — раздраженно ответила Ива.
— Ой, спасибо тоби, сестро! — Оксана втолкнула Иву в комнату, весело защебетала: — Северин, наливай по последней.
— Последней рюмки не бывает, — угрюмо пробормотал Северин, — последняя была у попа жинка да пуля в автомате у энкаведиста для такого злыдня, как я.
— Чего это у тебя настроение сегодня такое темное? — равнодушно, от нечего делать, поинтересовалась Ива.
— Эх, долго вспоминать, много рассказывать.
Ива не стала его больше расспрашивать. Однако Северин разоткровенничался:
— Уйду завтра в рейс. Тебе можно все рассказать, ты, дивчино, мне мозги не вправляй, вижу — из особых, проверенных. Пойду я в треклятый Зеленый Гай. Надо крупно поговорить с Остапом Блакытным…
— Хватит болтать, — рассердилась не на шутку Ива, — вот уж правду люди кажуть, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Разве не знаешь, что иногда и стены слышат?
Она забрала свою постель, грохнув дверью, ушла на кухню. Оксана и Северид остались допивать.
— Чего это она, га? — несколько растерянно спросил Северин.
— Такая уж есть, — прощающе сказала Оксана. — Видно, вошли ей в кровь леса: то вспыхнет вся, то вдруг добрая становится… Очень характерная…
…Через несколько дней Северин был убит в перестрелке, когда его пытались арестовать на автобусной остановке неподалеку от Зеленого Гая. Ему предложили сдаться, ко «боевик» поднял бессмысленную стрельбу, от которой могли пострадать мирные люди.
* * *
«Сорока — референтуре СБ Центрального провода. Сообщите обстоятельства участия Офелии в рейде Бурлака в Словакию. По словам Офелии, дело было так…»
«Референтура СБ Центрального провода — Сороке. То, что вы изложили, соответствует действительности».
(Окончание в следующем выпуске)
 
Евгений ВОЙСКУНСКИЙ, Исай ЛУКОДЬЯНОВ
ПЛЕСК ЗВЕЗДНЫХ МОРЕЙ [40]
Рисунки Ю. МАКАРОВА
Жизнь пилотская!
Не успел мой отпуск перевалить за половину, как меня отозвали и предложили внерейсовый полет на Венеру.
Поток добровольцев — поселенцев на Венеру усилился, несмотря на все прежние слухи. После выводов комиссии многих привлекала новая программа работ по преобразованию планеты.
Три дня наш корабль стоял на Венере, грузовые отсеки набивались контейнерами с пищеконцентратом. И только в последний день выдалось у меня несколько свободных часов, и я поехал в Дубов.
Со стесненным сердцем шел я по улицам жилого купола. Ничто здесь особенно не переменилось, только очень разрослись в скверах лианы и молочай, лишь названием напоминающий своего земного родственника. Да еще рядом с компрессорной станцией поставили новый клуб, украшенный цветными фресками с венерианским пейзажем.
В палисаднике у входа играла с куклами девочка лет трех. Она раздвинула зеленые плети лиан, и сквозь них виднелась ее хорошенькая мордочка. Я спросил, как ее зовут, но она не ответила, глядя на меня с любопытством. Дома был только отец. Он принял меня радушно, угостил превосходным пивом, но ни о чем особенно не расспрашивал. Оказывается, за годы моего отсутствия у меня появилась сестренка — та самая девочка с куклами. Вот оно как, а я даже не знал.
Нелегок был для меня разговор с отцом. Он то и дело переходил на менто, но я понимал плохо. Отец спросил, не собираюсь ли я бросить космофлот и вернуться на родину, то есть на Венеру. «Жаль, — сказал он, выслушав мой отрицательный ответ. — Мы начинаем осваивать Плато Сгоревшего Спутника, нам нужны люди».
Я прошел по комнатам, испытывая необъяснимую горечь от скрипа половиц, и от простого и грубоватого, знакомого с детства убранства, и еще оттого, что не висит больше на стене в моей комнате та цветная фотография — с лесным озером, лодкой и дедом.
В дверях стояла моя сестренка — ее звали Сабина. Выходя, я погладил ее по черноволосой головке, и она мне улыбнулась. Я присел и протянул к Сабине руки. Но сестренка не спешила ко мне в объятия. Улыбка на ее славном личике сменилась опасливым выражением. Она ничего не знала о брате, я был для нее чужим.
Я сел в вездеход и через шлюзкамеру выехал из яркого дневного света купола под сумрачное клубящееся венерианское небо. По обе стороны дороги тянулись плантации желтых мхов.
Эти бесконечные желтые мхи всегда вызывали у меня щемящее чувство. Как-никак они были первым пейзажем моего детства…
А вокруг чашей поднимался дикий горизонт Венеры, струился горячий воздух, и сверхрефракция качала из стороны в сторону чудовищный ландшафт. Впервые мне пришло в голову, как трудно приходится здесь летчикам. И еще я подумал, что следовало бы разыскать Рэя Тудора, моего школьного друга, — разыскать и поговорить с ним по душам… если только это окажется возможным…
Но времени было в обрез, надо было спешить обратно.
* * *
На Луне только разгрузили корабль, как нас вызвал Самарин. Мы предстали пред его не столько светлыми, сколько утомленными очами, готовые ко всему и заранее ощетинившиеся.
— Садитесь, Аяксы, — сказал начальник космофлота и оглядел нас так, будто вместо носов у нас были гаечные ключи. Затем он задал странный вопрос: — Вы ведь любите науку?
— Любим, — сказал я с вызовом. — А что?
— Я это знал, — добродушно сказал Самарин. — Понимаете, ребята, надо немного поработать для науки.
— Все мы работаем для науки, — сделал блестящее обобщение Робин.
— Прекрасно сказано, — согласился Самарин. — Так вот, в частности…
В частности оказалось, что ученые решили провести длительное исследование космического комплекса, вызываемого собственным полем Венеры, для чего вывести на околовенерианскую орбиту корабль со специальной аппаратурой.
Это тоже входило в программу широкого исследования и освоения планеты.
— Я охотно послал бы в первый такой рейс другой экипаж, ребята, — продолжал Самарин, — но…
— Понятно, — сказал я. — Другого, как нарочно, нет сейчас под рукой.
Он поглядел на меня одним глазом, закрыв второй. Не было пилота в космофлоте, который бы не знал: если Самарин смотрит вот так, в половину оптических возможностей, то ничего хорошего не жди. Самарин не без ехидства заметил, что слышал краешком уха, будто я собираюсь лететь за пределы Системы. Я запальчиво подтвердил: мол, так оно и есть, и тогда он высказался в том духе, что такой полет смогут доверить только очень опытному пилоту. И дисциплинированному, добавил он. А я заявил, что готов в любую минуту лететь куда угодно набираться опыта, только не крутиться вокруг Венеры, уж от этого кручения никакого особого опыта не наберешься. В конце концов мы пилоты на линии Луна — Юпитер.