37-й пост

Машина дернулась и поплыла мимо нас. Проезжающие солдаты желали нам удачи. 
Первый блок -пост, встретил приветливо. Только мы спустились на землю, чтобы размять косточки и сходить в туалет, как капитан, командир поста, отозвал меня к себе в землянку и сразу предупредил. 
- Сейчас у духов начались изменения в структуре военного управления. Чувствуют, мерзавцы, что мы скоро уходим, вот и решили изменить тактику. 
- Так это точно или ходят слухи, что мы уходим? 
- Точно, старший лейтенант. Сейчас разрабатывается поэтапный план вывода войск. Но тебе считай не повезло, 37 пост теперь будет как кость в горле у духов. Он теперь наверняка поменяет свои охранные функции на оборонительные и будет сдерживать их наступление на Кабул. 
- А что там за изменения в их тактике? 
- Во первых, переход к крупномасштабным операциям, во вторых, полевые командиры усиливаются наступательным вооружением и соответственно техническими кадрами. 
- Черт, как мне не везет. 
- В их ряды вливается масса добровольцев из Пакистана и других арабских стран и теперь помимо бронетранспортеров появятся танки, системы залпового огня, зенитные комплексы и возможно самолеты. 
- Неужели весь арабский мир против нас? 
- Он давно против нас. Когда выезжаешь? 
- До второго поста дотяну к ночи? 
- Дотянешь. Если поедешь сейчас. 
- Тогда постараюсь побыстрей накормить свою команду и тронусь. 
- Желаю тебе выжить, старлей. 
Самое прекрасное пожелание в этой глупой войне. 
Мои солдаты сидят под колесами машин и едят из котелков кашу. Даже врачиха, присела на камни, под тень танка и еле-еле перемещает ложку, давясь гречкой. Я подхожу и присаживаюсь к ней. 
- Ну как, себя чувствуете? 
- Паршиво. Чувствую, что мои нервы после такой поездки совсем расшатаются. Я ведь понимаю, что самое страшное впереди и уже сейчас не могу отделаться от чувства страха. 
- Мы все так, не вы одна. Это ребята при вас еще держаться, а так... Я уже здесь за время службы такое насмотрелся... Провожу колонну, а все молчат, от страха молчат. Сегодня же хорохорятся, разговаривают даже. 
- Говорят, у вас с командиром части не очень хорошие отношения. Он вас в самые паршивые операции первым посылает. 
- Правильно говорят. Полковник подонок. 
Она пристально смотрит на меня. 
- Про вас идет очень много слухов... А в этот раз вы в чем провинились? 
- Набил рожу замполиту полка... 
- Боже мой, но вас же могли отдать под трибунал. Ведь замполит порядочная сволочь, это я сама знаю. 
- Могли, но слишком уж я был прав и потом бил я его не в служебное время. 
- А разве на войне есть неслужебное время? 
- Есть. Я его бил в кровати. 
Врачиха улыбается. Я догадываюсь, что она давно все знает, но лишний раз хочет убедится в правдивости истории. 
- Как в кровати? 
- Так. Пришел вечером, когда он спал у шл..., у одной женщины, сорвал одеяло и несколько раз врезал. 
- Действительно с вами не соскучаешься. 
Ко мне подскакивает сержант Джафаров. 
- Товарищ старший лейтенант, колонна готова к отправлению. 
- Хорошо. Мы сейчас идем. Выкиньте вы эту кашу, товарищ лейтенант, прошу я врачиху, - запейте компотом и поехали. Нас ждет 37 пост. 
Опять все сидят на броне в большом напряжении. Колона ползет вдоль реки, которая крутится между гор. 
- Товарищ старший лейтенант, - ко мне оборачивается Коцюбинский, - а здесь на этом посту, который мы проехали, все готовятся к отправке на родину. Я говорил с ребятами, они утверждают, что приказ подписан и уже первые части своим ходом пошли к границе. 
- Я говорил с командиром поста, он мне сказал тоже самое. 
- Значит и нас того..., скоро в Союз. 
- Не знаю. Но зато вижу одно, нас посылают совсем в другую от родины сторону, на 37 пост. 
- Мать твою, - взрывается сержант, - почему так не везет. Осталось три месяца до дембеля, а тут... полезли в эту дыру. 
- Неужели нами хотят пожертвовать, чтобы спасти всю армию, недоумевает Коцюбинский. - На 37 посту только два взвода. 
- А кто сказал, что линия фронта на 37 посту? Пока в Герате и других местах стоят наши части, мы будем выполнять свой долг, - решил ему ответить я. 
- Долг, в гробу я видел этот долг, - уже шипит Джафаров. - Мы пришли сюда исполнять свой этот интернациональный долг, а против нас выступил почти весь народ Афганистана. Может тогда это слово запихнем в одно место. 
- Чего расшумелся. Замполита на тебя нет. Слышал бы он, голову бы точно оторвал. 
- Нашего замполита в такую дыру не пошлют, - сообщил какой то салага. 
- А за что вы набили ему рожу? - неожиданно успокоился сержант и задал мне этот коварный вопрос. 
- Ребята, можно на этот вопрос не отвечать? 
- Ладно. Не говорите, - снисходительно произнес Коцюбинский. 
Все заулыбались. Они то точно знали за что... 
- Товарищ старший лейтенант, вас за это... 
Вдруг заговорил микрофон и я поднял руку. Все мгновенно напружинились. 
"Первый, говорит восьмой. Мы задержали арбу. Просим ее досмотра." 
- Добро. Мы сейчас подъедем. 
- Слушайте все. Как окажемся у арбы, все с машины и следить за местностью. 
Теперь никто не говорит, все изучают окружающий ландшафт. 
Наш небольшой разведочный БТР стоит у огромной телеги, запряженной парой быков. Сержант Грибов стоит у хозяина этого сооружения, бородатого старика. Рядом девушка, в неприглядной одежде, лицо до глаз прикрыто черной тряпкой. Мы останавливаемся рядом с ними. Все мгновенно спрыгивают с бронетранспортера, только врачиха, медленно на полусогнутых, цепляясь за выступы брони, пытается спустится на землю. 
- Прыгайте, черт возьми. 
От неожиданности Ковалева разжимает руки, валится на спину какому то солдату и падает грудью на пыльную бровку. Потом возмущенная поднимается и с яростью смотрит на меня. 
- В чем дело, сержант? - обращаюсь я к Грибову. 
- Смотрите, товарищ старший лейтенант, - он подходит к арбе и откидывает сено, я вижу нашу армейскую радиостанцию РС-12. - Мы едем и вижу, как вот эта девчонка начала что то судорожно прятать под сено. Сразу остановились и я нашел эту штуку. 
- Допрашивали? 
- По нашему ни хрена не понимают. 
Включаю тумблер радиостанции. Судорожно дернулись стрелки и зажглись неоновые лампочки. Я подношу наушники и слышу арабскую речь, кто то настойчиво называл позывные. 
- Твоя, - показываю на рацию девушке. 
Та мотает головой. Выключаю станцию и вдруг хватаю руку девушки, выворачиваю ладошку и подношу к глазам. 
- Ах, ты, сука. 
Теперь срываю с лица повязку и все видят мальчишечье лицо, скривившееся от страха. 
- Джафаров, обоих связать, с радиостанцией на машину и до первого поста, там их сдадим. Грибов, вперед. 
Разведчик отъезжает. Связанного мальчишку и старика, сажают к солдатам на броню. Ковалева опять сидит на своем месте с поджатыми ногами, она надула губы и старается на меня не смотреть. 
До следующего поста, мы доехали молча. Так же все были напряжены и только огоньки сигарет, попыхивали то там, то тут. 
Командир поста, крепкий, бородатый грузин, еще окончательно не проснулся. Он бесцеремонно зевнул. 
- Так это значит тебя, дорогой, гонят в это пекло... 
- Не уж то на 37 так нехорошо? 
- Везде нехорошо, но конечно на 37 хуже. Я ведь слышал о тебе, старлей. Не ты ли, дорогой, в прошлом году участвовал в операции у реки Ковтунь, по освобождению пленных? 
- Я. 
- Классная операция. Моего брата тогда освободили. Выпьем за эту встречу, старлей. 
Он шарит под нарами и достает бутылку сухого вина, ополаскивает им два стакана и наполняет их. 
- За конец войне. 
- За то, чтобы мы выжили. 
- Верно. 
- Я тебе привез пленных, старика и мальчонку. 
- На кой черт, шлепнул бы на дороге или выкинул в ущелье. Мне то что с ними делать? 
- Они разведчики. Их захватили с радиостанцией. У меня переводчиков нет, а до своего поста тащить не хочется. Ты свяжись с кем надо, пусть разберутся.