Последнее наше "Привет" (ЛП)
Я уперла руки в боки, ведь он все равно уже видел меня голой. Забавным было то, что мы все еще оставались связаны вместе. Кеннеди смотрел на меня широко открытыми глазами.
— Это… — остановился он, заикаясь. — Просто… ты никогда не видела мужского достоинства раньше, а сейчас мы говорим о моем достоинстве.
Я не испугалась и стала разглядывать его прищуренным взглядом.
— Моя задница — это первая женская задница, которую ты увидел голой, пока я бежала по улице, — ответила я в гневе. — И вот я во всей красе.
Я стояла перед ним, в чем мать родила. Он видел все. Я не была уверена, что действительно хочу видеть его голым, я думала лишь о справедливости.
— Сегодня мой день рождения, и я могу прикрыться, если захочу, — ухмыльнулся он, и я решила не настаивать. Мне незачем было видеть его полностью обнаженным. Тот факт, что я чувствовала себя немного разочарованной, заставил меня устыдиться.
Я закатила глаза и жестом попросила отвернуться.
— Теперь ты поведешь.
— Хорошо, но только потому, что я так хочу, — парировал он, а затем подмигнул мне.
Сбегая вниз по улице, привязанная к нему веревкой, я думала о том, какой я ужасный лучший друг, потому что я не могла оторвать взгляд от его задницы. Это была отличная задница, но это была задница Кеннеди. Я не ожидала, что мне понравится на нее смотреть.
Я не собиралась терять Кеннеди только потому, что он увидел меня голой, а я увидела его задницу. Такого никогда не случится.
Мы навсегда останемся просто Уиллоу и Кеннеди.
Глава 10
24 августа 2006 года, 09:46
Уиллоу
Сегодня я не боялась идти на работу, так как меня ждали двое новых пациентов, и это должно было отвлечь меня от Уайатта. С ними я не буду сильно нервничать и, наконец, почувствую себя медсестрой, а не рабыней. У Тессы было всего четыре пациента, и она предложила взять на себя Уайатта, так как раньше за ним ухаживала и знает, как с ним обращаться. Но я ответила ей, что слишком поздно, потому что теперь он не хотел видеть никого, кроме меня. Я не знала, почему он выбрал именно меня. Может, потому, что по какой-то причине ненавидел меня, хотел довести до белого каления и свести с ума. В любом случае, ему это почти удалось. К концу каждой смены я была готова на убийство.
Сегодня я собрала волосы в высокий хвостик, за исключением нескольких прядей, которые были коротковаты и не влезали в общий пучок, но я не придала этому значения. Я уже не носила челку, как в юности, вместо этого у меня была стрижка лесенкой, и поэтому собрать все волосы в один хвост было почти невозможно. От недостатка сна я выглядела бледной. Напрягаться я сегодня не собиралась, и Уайатту придется с этим смириться.
Первой моей пациенткой оказалась Кэрри Тиммонс, которую привезли вчера ночью. Ей было всего двадцать два, и у нее сидел посетитель, не то парень, не то муж. Ей сделали промывание желудка, так как она переборщила с болеутоляющими, при этом выпив алкоголя. Она настаивала, что это случайность, но я склонялась к тому, что она подумывала о самоубийстве, но не стала говорить об этом в присутствии ее посетителя. Я хотела побеседовать с ней позже наедине, когда она захочет поделиться со мной. Ее могли бы выписать к полудню, но это зависит от того, что она мне расскажет.
Фарра Олбрукс была моей второй пациенткой, ее доставили сегодня утром, за пару часов до моего приезда. Ей было тридцать четыре, и она была на четвертом месяце беременности. С ней был муж, и я не могла не заметить горечь в их глазах. Она жаловалась на частые неприятные судороги и обильное кровотечение. Женщина сказала, что раньше такого не было. Я поняла, что произошло, как только услышала про судороги и кровотечение - у нее случился выкидыш. Я сообщила доктору Венис, что пациенткой нужно незамедлительно заняться. Я была уверена, что она потеряла ребенка, и сочувствовала бедной женщине. Печально и ужасно, что женщины часто обращались к нам с такими проблемами. Для каждой из них это было настоящей трагедией. Я бы сошла с ума, если бы потеряла свою Аннетт.
Когда настало время проверить Уайатта, меня удивило, что он ни разу не звал меня сегодня. Может, к нему наконец кто-то пришел. Это бы меня спасло. Я не могла дождаться, чтобы кто-нибудь забрал его отсюда. Кто-то, кто любил бы его настолько, чтобы заботиться о нем, я убеждала себя, что такой человек все-таки существует. Если у него была мать, я надеялась, что она жила где-то недалеко и, узнав, что с ним приключилось несчастье, забрала бы его домой, подальше от меня. Я была уверена, что только материнская любовь сильна настолько, чтобы стерпеть Уайатта Бланкетта.
Я постучала и вошла в палату двести девять, в надежде увидеть кого-нибудь в кресле рядом с кроватью Уайатта. Но меня ждало нечто совсем другое. Нечто невероятное.
— Привет, Уиллоу.
Он улыбался мне. Он поздоровался со мной, при этом улыбаясь. Я потеряла дар речи. Это шутка, или он и правда был рад меня видеть? Почему он не прокричал мое имя, как всегда, когда я приходила в больницу? Я медленно подошла к его кровати, ожидая объяснений. Чем ближе я подходила, тем более странным мне все это казалось.
— Уайатт, — спросила я подозрительным тоном, остановившись, — вы готовы позавтракать? Что-нибудь болит сегодня?
Он коснулся моей руки, и я вздрогнула. Я неотрывно смотрела на него, пока он убирал свою руку.
Уайатт нахмурился, и его лоб пересекла морщинка.
— Я лишь хотел извиниться за свое поведение. У меня есть личные причины, но я не должен был так с вами обращаться. Вы сможете простить меня?
Я была ошеломлена и не знала, что ответить. Извинений от него я ждала в последнюю очередь.
— Вы просите прощения и больше не будете себя так вести, или просите прощения потому, что мне придется и дальше это терпеть? — спросила я.
Мне казалось, что сейчас вернется прежний Уайатт и бросит какую-нибудь колкость, но вместо этого он смотрел на меня виноватым взглядом.
— Я буду вести себя… разумно.
Он будет вести себя разумно. Если это было правдой, то я была бы довольна.
— То есть вы будете милым и перестанете дергать меня по ненужным мелочам? — спросила я с жаром, скрестив руки на груди. Он смотрел на меня, и я чувствовала себя неловко, потому что таким видела его впервые. Мне нравился цвет его глаз, но я и подумать не могла, что мне может понравиться в нем что-то еще. Уайатт Бланкетт был моим злейшим врагом. Он впился в меня взглядом, целиком затягивая меня в какую-то черную дыру. Как глаза вообще могли быть серо-карими? С темным оттенком коричневого, серебристый отблеск которых завораживал и сбивал с толку.
Я очень давно не смотрела мужчине в глаза так долго. Я потеряла ощущение реальности, и меня злило, что это был именно Уайатт Бланкетт. Я помнила, что на дворе август, а значит, это не первоапрельская шутка. Неужели он извинялся искренне?
— Да, — ответил он, откашлявшись. — Но вы тоже должны быть милой со мной.
Я усмехнулась, потому что он был единственным пациентом, с которым я не всегда была вежливой, и в этом была целиком его вина.
— Я сержусь, только когда вы выводите меня из себя, мистер Бланкетт.
— Могу я попросить вас не звать меня мистер Бланкетт? — простонал он. — Звучит как-то странно.
Я улыбнулась, качая головой:
— Так значит, вас раздражает, когда вас называют мистер Блан?..
— Да, — прервал он меня, вздыхая, и потер рукой щетину на лице, немного отросшую за последние пару дней.
— Извините, я слегка капризный, потому что мне здесь совсем не с кем поговорить. Я скучаю по своим ученикам, — сказал он и, махнув рукой в мою сторону и осознав, что я не понимала, о чем он, объяснил. — Я учитель.
Я кивнула:
— Вы всегда можете поговорить со мной, Уайатт. Это ведь часть моей работы. Вы можете не любить меня, но все же я кто-то, с кем можно пообщаться, — мягко сказала я.