Мои Службы

-----
Пересказываю, по долгу службы, своими словами, какую-то газетную вырезку о необходимости, на вокзалах, дежурства грамотных: 
"На вокзалах денно и нощно должны дежурить грамотные, дабы разъяснять приезжающим и отъезжающим разницу между старым строем и новым". 
Разница между старым строем и новым: 
Старый строй: - "А у нас солдат был"... "А у нас блины пекли" ... "А у нас бабушка умерла". 
---------------------
Только поздней поняла: "взят - конечно: нами!" Если бы белыми - так "отдан" (примеч. М. Цветаевой). 2 Готовая умереть, как французская королева (фр.). 
Солдаты приходят, бабушки умирают, только вот блинов не пекут. 
------------
Встреча. 
Бегу в Комиссариат. Нужно быть к девяти, - уже одиннадцать - стояла за молоком на Кудринской, за воблой на Поварской, за конопляным на Арбате. 
Передо мной дама: рваная, худенькая, с кошелкой. Равняюсь. Кошелка тяжелая, плечо перекосилось, чувствую напряжение руки. 
- Простите, сударыня - Может быть, вам помочь? 
Испуганный взгляд: 
- Да нет... 
- Я с удовольствием понесу, вы не бойтесь, мы рядом пойдем. 
Уступает. Кошелка, действительно, чертова. 
- Вам далеко? 
- В Бутырки, передачу несу. 
- Давно сидит? 
- Который месяц. 
- Ручателей нет? 
- Вся Москва - ручатели, потому и не выпускают. 
- Молодой? 
-Нет, пожилой... Вы, может быть, слышали? Бывший градоначальник, Дский. 
-----------
С Дским у меня была такая встреча. Мне было пятнадцать лет, я была дерзка. Асе было тринадцать лет, и она была нагла. Сидим в гостях у одной взрослой приятельницы. Много народу. Тут же отец. Вдруг звонок: Дский. 
(И ответный звонок: "Ну, Дский, держись!") 
Знакомимся. Мил, обаятелен. Меня принимает за взрослую, спрашивает, люблю ли я музыку, И отец, памятуя мое допотопное вундеркиндство: 
- Как же, как же, она у нас с пяти лет играет! 
Дский, любезно: 
- Может быть, сыграете? 
Я, ломаясь: 
- Я так все перезабыла... Боюсь, вы будете разочарованы... 
Учтивость Дского, уговоры гостей, настойчивость отца, испуг приятельницы, мое согласие. 
-------------
* Моей сестре (примеч. М. Цветаевой). 
- Только разрешите, для храбрости, сначала с сестрой в четыре руки? 
- О, пожалуйста. 
Подхожу к Асе и, шепотом на своем языке: 
- Wi(р1)rweе (реш]ide[re]nT nlei[pet] te[pe]r spi[pi]... 
Ася не выдерживает. 
Отец: - Что это вы там, плутовки? 
Я - Асе: "Гаммы наоборот!" 
Отцу: 
- Это Ася стесняется. 
---------
Начинаем. У меня в правой руке ре, в левой до (я в басах). У Аси - в левой руке ре, в правой до. Идем навстречу (я слева направо, она справа налево). При каждой ноте громогласный двуголосный счет; раз и, два и, три и... Гробовое молчание. Секунд через десять неуверенный голос отца: 
- Что это вы, господа, так монотонно? Вы бы что-нибудь поживее выбрали. 
В два голоса, не останавливаясь: 
- Это только сначала так. 
----------
Наконец, моя правая и Асина левая - встретились. 
Встаем с веселыми лицами. 
Отец - Дскому: "Ну, как вы находите?" 
И Дский, и свою очередь вставая: "Благодарю вас, очень отчетливо". 
- ---------
Рассказываю. По ее просьбе называю себя. Смеемся. 
- О, он не только к шуткам был снисходителен. Вся Москва... 
На углу Садовой прощаемся. Снова под тяжестью кошелки перекашивается плечо. 
- Ваш батюшка умер? 
- До войны. 
- Уж и не знаешь, жалеть или завидовать. 
- Жить. И стараться, чтобы другие жили. Дай вам Бог! 
- Спасибо. И Вам 
.Институт. 
Думала ли я когда-нибудь, что после стольких школ, пансионов и гимназий, буду отдана еще и в Институт?! Ибо я в Институте и именно отдана (Иксом). 
Прихожу между 11 ч. и 12 ч. каждый раз сердце обмирает; у нас с Заведующим одни привычки (министерские!). Это я о главном Заведующем, Мре, своего собственного, Иванова, пишу с маленькой буквы. 
Раз встретились у вешалки, - ничего. Поляк: любезен, Да я по бабушке ведь - тоже полячка. 
Но страшнее заведующего - швейцары. Прежние, кажется, презирают. Во всяком случае, первые не здороваются, а я стесняюсь. После швейцаров главная забота не спутаться в комнатах. Мой идиотизм на места.) Спрашивать стыдно, второй месяц служу. В передней огромные истуканы-рыцари. Оставлены за ненужностью... никому, кроме меня. Но мне нужны, равно как я, единственная из всех здесь, им сродни. Взглядом прошу защиты, из-под забрала отвечают. Если никто не смотрит, тихонько глажу скованную ногу. (Втрое выше меня.) 
Зала. 
Вхожу, нелепая и робкая. В мужской мышиной фуфайке, - как мышь. Я хуже всех здесь одета, и это не ободряет. Башмаки на веревках. Может быть, даже есть где-нибудь шнурки, но... кому это нужно? 
Самое главное: с первой секунды Революции понять: Все пропало! Тогда все легко. 
Прокрадываюсь. Заведующий (собственный, маленький) - с места: 
- Что, товарищ Эфрон, в очереди стояли? - В трех. - А что выдавали? " Ничего не выдавали, соль выдавали. - Да, соль это тебе не сахар! 
Ворох вырезок. Есть с простыню, есть в строчку. Выискиваю про белогвардейцев. Перо скрипит. Печка потрескивает. 
- Товарищ Эфрон, а у нас нынче на обед конина. Советую записаться. 
- Денег нет. А вы записались? 
- Какое! 
- Ну что ж, будем тогда чай пить. Вам принести? 
-------
Коридоры пусты и чисты. Из дверей щелк машинок. Розовые стены, в окне колонны и снег. Мой розовый райский дворянский Институт! Покружив, набредаю на спуск в кухню: схождение Богородицы в ад или Орфея в Аид. Каменные, человеческой ногой протертые плиты. Отлого, держаться не за что, ступени косят и крутят, в одном месте летят стремглав. Ну и поработали же крепостные ноги! И подумать только, что в домашней самодельной обуви! Как зубами изгрызаны. Да, зуб, единственного зубастого старца: Хроноса - зуб! 
Наташа Ростова! Вы сюда не ходили? Моя бальная Психея! Почему не вы потом, когда-то - встретили Пушкина? Ведь имя то же! Историкам литературы и переучиваться бы не пришлось. Пушкин - вместо Пьера и Парнас - вместо пеленок. Стать богиней плодородия, быв Психеей, Наташа Ростова - не грех? 
Это было бы так. Он приехал бы в гости. Вы, наслышанная про поэта и арапа, пестроватым личиком вынырнули бы - и чем-то насмешенная, и чем-то уже пронзенная... Ах, взмах розового платья о колонну!