Злой умысел
— По утрам я обычно хожу на аэробику, — объяснила она свой наряд, слегка покраснев. Затем, неожиданно для Джеффри, сделала шаг вперед и крепко его обняла. Он чуть не расплакался, почувствовав, как его захлестнула волна жалости к себе. Он даже не мог вспомнить, когда вообще кто-нибудь его обнимал. Но уже через секунду он подавил этот внезапный приступ слабости и тоже обнял Келли.
Не отпуская его рук, она отступила, чтобы посмотреть ему в глаза, потому что Джеффри был на добрых шесть дюймов выше ее.
— Я так рада, что ты пришел! — Не спуская с него глаз, она потянула Джеффри в дом. — Ну входи, входи! — Когда Джеффри оказался внутри, Келли пропустила его вперед и закрыла дверь легким ударом ноги.
Джеффри оказался в просторном холле. Из него аркообразные проемы дверей вели в комнаты. В одной он увидел небольшой сервировочный столик на колесиках и сверкающий чайный сервиз. В глубине холла, у задней стены дома, красивая винтовая лестница элегантно переходила во второй этаж.
— Как насчет чая? — спросила Келли.
— Мне бы не хотелось навязываться… — замялся Джеффри.
Келли удивленно поцокала языком.
— Что ты имеешь в виду под этим словом? — Она все еще держала его за руку. Через гостиную они прошли в кухню. Рядом с кухней, тоже у задней стены дома, оказалась маленькая смежная комната, привлекательная, как все в этом доме. За уставленным цветочными горшками подоконником виднелся садик. Вот ему-то, если присмотреться, стоило бы уделить больше внимания. В остальном придраться было не к чему.
Келли усадила Джеффри на кушетку и пошла в кухню. Он нехотя опустил дипломат на пол.
— Что там у тебя в дипломате? — спросила она, ставя на плиту чайник. — Я знаю, когда вызывают доктора на дом, он приходит с маленьким черным саквояжиком. С этим дипломатом ты больше похож на страхового агента, чем на врача. — Она рассмеялась звонким и чистым смехом и подошла к холодильнику, чтобы достать пирог с сыром.
— Если бы я показал тебе, что там внутри, ты все равно не поверила бы.
— Почему ты так считаешь?
Он не ответил, сделав вид, что не услышал вопроса. Келли достала из ящика над мойкой нож и нарезала пирог.
— Ты знаешь, я очень рада, что ты все-таки решился прийти ко мне, — сказала она, облизывая нож. — Я позволяю себе сырный пирог только тогда, когда ко мне кто-то приходит в гости. — Она положила несколько пакетиков с чаем в заварочный чайник и достала чашки.
Чайник на плите отчаянно, по-разбойничьи засвистел. Келли быстро заварила чай и, поставив все приготовленное на поднос, внесла в комнату.
— Вот так! — сказала она, усаживаясь на кушетку напротив. — Я ничего не забыла? — Келли обвела взглядом кофейный столик. — Салфетки! — вдруг воскликнула она и убежала. Вернувшись, снова уселась на кушетку и улыбнулась: — Да, я очень рада, что ты пришел. И не только потому, что это повод отведать сырного пирога.
Джеффри вдруг вспомнил, что не ел с самого утра. Сырный пирог был просто восхитительный.
—Ты, наверное, хотел о чем-то поговорить? — спросила Келли, ставя на поднос пустую чашку.
Джеффри был восхищен ее догадливостью и искренностью. Она сама облегчала ему задачу.
— Ну, сначала, я думаю, мне надо извиниться за то, что по отношению к Крису я поступил совсем не так, как настоящий друг. После того, что я пережил за последние несколько месяцев, я действительно понял, через что прошел Крис. Тогда я даже представить себе этого не мог.
— Думаю, никто не мог, — печально сказала Келли. — Даже я не могла.
— Прости, я не хотел тебе напоминать, — спохватился Джеффри, увидев, как изменилась Келли при этих словах.
— Не волнуйся. В конце концов я справилась с этим. Я тоже виновата перед тобой. Я ведь тоже не позвонила тебе, а должна бы. Как ты-то со всем этим справился?
Джеффри не ожидал, что беседа так быстро перейдет на его личные проблемы. Как он справился? В течение двадцати четырех часов пытался покончить жизнь самоубийством, а потом собрался навсегда покинуть страну.
— Трудно было, — только и сказал он. А что еще?
Келли наклонилась вперед и взяла его за руку.
— Понимаешь, Джеффри, я пришла к выводу, что люди абсолютно не понимают, какой вред и какую боль несет с собой эта формулировка — обвинение в преступной халатности. О материальном ущербе я уже и не говорю.
— Да, ты знаешь это лучше, чем кто бы то ни было. Вы с Крисом заплатили за это слишком дорого.
— Это правда, что тебя собираются посадить в тюрьму? — спросила Келли.
Джеффри вздохнул.
— Видимо, да.
— Но это же глупо! — Искреннее негодование в ее голосе потрясло Джеффри.
— Мы подадим апелляцию, — сказал он, — но у меня что-то нет доверия к этой системе. Я бы сказал, больше нет.
— И почему именно из тебя сделали козла отпущения? А другие врачи, которые тебе помогали? Их тоже осудили?
— Нет, остальных вычеркнули из числа обвиняемых. Понимаешь, несколько лет назад у меня были проблемы с морфином. Типичная история: его выписали мне как болеутоляющее после несчастного случая — я упал с мотоцикла. Во время предварительного расследования они пришли к выводу, что я ввел себе морфин во время работы. Плюс ко всему, кто-то нашел потом в корзине пустую ампулу с таким раствором маркаина, который противопоказан при родах. А ампула с нужным раствором куда-то подевалась. Ее никто не нашел.
— Но ведь ты же не использовал семидесятипятипроцентный раствор? — спросила Келли, и Джеффри подумал, что ей, как медицинской сестре, легко объяснять подробности.
— Я всегда проверяю наклейку на ампулах и на любых других препаратах, — с раздражением ответил он. — Это уже стало условным рефлексом — все проверять, так что такие вещи я хорошо помню. Никак не могу поверить, что я не заметил надпись семьдесят пять процентов! Ну да что теперь говорить. Что случилось, то уже случилось, ничего не поделаешь.
— Послушай, здесь самое страшное — это начать сомневаться в самом себе. То же было и с Крисом.
— Легче сказать, чем сделать.
—А в каких случаях используют семидесятипятипроцентный раствор маркаина?
— Когда надо при маленькой дозе достигнуть максимальной блокады на небольшом участке анестезии. В основном он идет в глазной хирургии.
— А до того, как произошла трагедия, не было ли случайно в той операционной какой-нибудь глазной или другой операции, когда мог бы понадобиться такой раствор маркаина?
Джеффри на минуту задумался, потом покачал головой.
— Не думаю… но точно, честно говоря, не знаю.
— Может быть, стоит узнать? Я не специалист в юридических пауках, но мне кажется, если бы ты смог объяснить появление этой ампулы с маркаином сначала хотя бы для себя, тебе легче было бы бороться с несправедливостью и собственными сомнениями. Я лично считаю, в тех случаях, когда дело касается таких громких фраз, как преступная халатность, врачей надо защищать так же заботливо и тщательно, как сами эти юристы готовят свои дела для рассмотрения.
— Да, это верно, — задумчиво отозвался Джеффри, все еще размышляя над вопросом Келли. Почему же, действительно, во время следствия никто не поинтересовался, были ли незадолго до смерти Пэтти Оуэн какие-либо операции в той операционной? Сам он, естественно, об этом тоже не подумал. А как быть теперь? Как снова попасть в больницу и все уточнить, при том, что туда его просто не пустят?
— А в отношении профессиональной гордости и самолюбия? Самобичеванием не занимаешься? — улыбнулась Келли, иронизируя, но Джеффри видел, что спрашивает она всерьез.
—У меня такое чувство, словно я говорю с экспертом, — сказал Джеффри. — Ты, наверное, прочитала немало учебников по психиатрии, не так ли?
— Увы, нет. К сожалению, о значении профессиональной гордости и самоуважения в жизни мужчин я узнала слишком поздно и что это такое, поняла, что называется, на собственной шкуре. — Келли сделала глоток чая и замолчала. Какое-то время она была далеко-далеко, со своими печальными воспоминаниями, отрешенно глядя в глубину буйно разросшейся за окном зелени. Когда она вышла из транса, улыбки на ее лице уже не было.