Шоколадная медаль
Глава 3
Измельчав, горы плавно перешли в холмы, изрезанные оврагами, а те – в пустыню, до приграничного Хайратона оставалось несколько часов пути. После «своротки» на Мазари-Шариф, где колонну притормозила комендантская служба, Олегов пересел в машину связи. Ее хозяин, лейтенант Шалыгин, вообще предлагал на обратном пути пересесть к нему, на что Олегов с радостью согласился. Машина связи представляла собой гибрид из «Урала» и стоящего у него в кузове фургона с радиостанцией, снятого с «Газ-66».
…Олегов стоял в спальном отделении фургона, откинув верхнюю крышку. Нетерпение и возбуждение от приближения к границе СССР, вечно свежее синее небо, прохладный ветер в лицо, – все это сливалось в единый сплав чувств и ощущений.
В голове колонны выстрелили сначала короткой, затем длинной очередью. Ударила автоматная очередь и из кабины машины связи, где сидел Шалыгин. На промчавшемся мимо телеграфном столбе с треском разлетелся один из немногих уцелевших фарфоровых изоляторов. Только сейчас Олегов обратил внимание на то, что придорожные столбы, знаки и указатели изрешечены пулями. Стреляли уже и впереди, и сзади. Придерживаясь, чтобы не упасть, он пригнулся в сумрак радийной будки, достал автомат с примкнутым магазином и с азартом включился в это сумасшествие. Бетонные столбы не трогал, опасаясь рикошета, выбирал какой-нибудь приметный куст на склоне бархана и короткими очередями расстреливал его, стараясь, чтобы фонтанчики попаданий ложились кучнее, пытаясь прикинуть, какое же нужно брать упреждение на движение машины. «Занятие» по огневой подготовке закончилось также внезапно, как и началось – по сигналу головной машины, в которой ехал начальник колонны, капитан Зубов, прозванный за солидный для капитана возраст, комплекцию и грозное выражение лица «полковник».
Впрочем, это звание у него оспаривал его же старшина, прапорщик Габурин, много лет назад сыгравший в забытом всеми фильме эпизодическую роль гусарского полковника. Времени с тех пор утекло много, однако разворотом плеч и дореволюционной офицерской осанкой он по-прежнему обращал на себя внимание. Габурин служил в Афганистане по «второму кругу». После первого, вернувшись домой, он счел нужным открыть беглый ружейный огонь из двустволки по жене. Ей удалось убежать. Они тихо развелись, и его быстро перевели в другой гарнизон, где он довольно быстро пропил все деньги. От наказаний бывшего «гусарского полковника» уберегали комбат и командир полка, помнившие его по первому кругу, как совершенно непьющего атлета, умевшего и любившего воевать. Сейчас Габурин, из соображений субординации, предпочитал кличку Урядник. Второй круг он начал круто: борьбой с ротной солдатской мафией. Колонна часто ходила в Термез, практически все водители промышляли контрабандой: в Союз – товары, из Союза – водку. Прибыли хватало и на подкуп офицеров. Габурина отдали под суд чести прапорщиков за то, что одного солдата он бросил в арык, а другому сломал ключицу, но общественное мнение офицеров встало на его защиту, мол, если б все были такие принципиальные… Прапорщик получил строгое предупреждение за неуставные взаимоотношения, после чего затих, ушел в хозяйственные старшинские хлопоты и завел себе собаку.
Собака эта, рыжая дворняжка, тоже ехала в колонне, тявкая под брезентом в кузове одной из машин, где у нее был свой матрац. Она нетерпеливо скулила, утомившись за дорогу, ожидая, когда, наконец, можно будет спрыгнуть на твердую землю.
Не терпелось и Олегову. Пока «Уралы» пылили, покучнее выстраиваясь на широкой песчаной площадке, машина связи остановилась чуть в стороне: Шалыгину тоже не терпелось.
…Утопая по щиколотку в песке, Шалыгин с Олеговым брели на вершину бархана. Песчаная площадка, называемая здесь полевым парком, была окружена природными и рукотворными дюнами. Дворняга Габурина быстро догнала людей и, задорно тявкая, начала носиться кругами, потом погналась за ящерицей, выбежала на бархан и замерла с высунутым языком. Тяжело дыша, вслед за ней поднялись и Олегов с Шалыгиным и молча, жадными глазами, стали разглядывать Советский Союз: опоясанные колючей проволокой склады, река с заросшими берегами, опять склады, всюду песок, здание таможни у моста и далекие очертания труб и крыш Термеза…
– Жаль, что нас туда не пустят, – безнадежно-мечтательно вздохнул Шалыгин.
– Да, тебя только пусти, – отозвался Олегов.
Шалыгин достал из кармана складные итальянские очки «Феррари», одел их и нарочито официальным тоном сказал:
– Уважаемый, а не сходить ли нам куда-нибудь, не испить ли чего прохладительного? Погрузка начнется только завтра…
– Отчего бы и нет?! – в тон ему отозвался Олегов.
Они спустились с бархана, заперли свои автоматы в радийной будке и налегке, лениво болтая на ходу о всякой всячине, побрели по пыльной дороге, ведущей к берегу Амударьи, на котором далеко в обе стороны раскинулись склады снабжения 40-й армии.
Глава 4
На следующий день Шалыгин напросился к Зубову с просьбой, чтобы тот взял его и Олегова с собой, на продовольственные склады, хотя Шалыгину, как начальнику связи колонны, делать там было нечего (впрочем, как и Олегову). Он попал в колонну совершенно случайно, вместо заболевшего брюшным тифом начальника инженерной службы полка, который должен был загрузить одну машину колючей проволокой, маскировочными сетями и миноискателями.
От полевого парка до продовольственных складов ехать было минут пятнадцать. Желтая пыль пустыни густо клубилась за впереди идущим «Уралом». Проезжая через железнодорожный переезд, Олегов вспомнил, что в секретном справочнике по Афганистану, который он читал еще в Союзе, было написано, что в ДРА всего одиннадцать километров железной дороги.
– В Хайратоне хоть километр асфальта есть? – проворчал Олегов, поднимая стекло, чтобы не дышать пылью. Шалыгин, предвкушая какие-то удовольствия, улыбнулся:
– На складе есть. Там все есть!
У ворот в колючей проволоке, ограждавшей склад, колонна притормозила. Зубов, тяжело спрыгнув на песок, пошел предъявлять документы на получение груза. Ворота открылись – машины, окутывая все сизым дымом, по одной начали въезжать во двор и выстраиваться на бетонированной площадке.
У погрузочной платформы склада сиротливо сочился рассолом штабель ящиков со стеклянными банками.
– Пошли, помидорчиком опохмелимся.
– А можно?
– Если только очень хочется, – засмеялся Шалыгин и погладил свои крошечные усики.
Некоторые банки в ящиках были либо разбиты, либо треснуты. По бетону шел влажный след, аппетитно пахло рассолом. Олегов проглотил слюну. Шалыгин деловито оглядел ящики, выбрал банку с наиболее симпатичными помидорчиками, достал ее и вскрыл ножом.
– Эй, бездельники! Ну-ка, подойдите ко мне! – строго прикрикнул Зубов.
Он стоял рядом с худосочным прапорщиком, который настороженно, даже несколько враждебно поглядывал то на офицеров, то на солдат, уже грузивших мешки с мукой в машины. Погрузочной команды на складе не было, работали зенитчики из боевого охранения колонны и водители, по очереди подгоняя и заполняя машины.
– Я вас для чего взял? – сердитым хриплым голосом спросил Зубов и сам же ответил: – Следить за этими урками, чтоб чего не украли! Вперед, по местам!
– Слушаемся, гер полковник! – дурашливо щелкнул каблуками Шалыгин и отдал честь.
Прапорщик, как видно, начальник склада, с подозрением посмотрел на Шалыгина, но ничего не сказал.
Прикрикнув для видимости своей работы на солдат, грузивших мешки, Олегов с Шалыгиным зашли в сумерки складского помещения. Штабеля ящиков, кладки мешков и ряды бочек заполняли все пространство, оставляя лишь неширокие проходы.
– Стой, что это у тебя? – Шалыгин на ходу схватил за рукав проходившего мимо солдата, опытным взглядом определив, что у того что-то спрятано в комбинезоне на груди.
