А. Азимов, Г. Уэллс
– Убежден, что этого не произойдет, Илайдж. Те у нас, кто может потребовать контрибуции, будут очень рады положить конец Космотауну. И мы это сделаем, если они откажутся от своих требований. Во всяком случае, мы на это рассчитываем. Мы будем жить с Землей в мире.
– Но что будет со мной? – воскликнул Бейли хриплым голосом. – Комиссар сразу прекратит расследование убийства Сартона, если этого захочет Космотаун. Но останется дело Р. Сэмми, так как речь идет о престиже управления. У него масса улик против меня. Он их предъявит. Я знаю. Это все подстроено. Меня деклассируют, Дэниел. А что станет с Джесси. Ее заклеймят как преступницу. А Бентли…
– Не думайте, Илайдж, что я не понимаю, в каком положении вы оказались. Тот, кто печется о благе человечества, должен быть готов к лишениям. У доктора Сартона остались жена, двое детей, родители, сестра и много друзей. Все скорбят о его смерти и будут сожалеть, что не наказан его убийца.
– Тогда же почему не найти и не наказать его?
– В этом больше нет необходимости.
– Почему было не сказать сразу, что расследование вам понадобилось, чтобы изучить нас в особых условиях? – с досадой сказал Бейли. – Вам фактически наплевать, кто убил доктора Сартона.
– Мы бы хотели это узнать, – возразил Р. Дэниел холодно, – но для нас интересы общества всегда важнее интересов индивидуума. Дальнейшее расследование могло бы повредить положению, которое мы признаем удовлетворительным. Мы не может предугадать, насколько велик был этот вред.
– То есть вы хотите сказать, что убийцей может оказаться важная персона из медиевистов, а в данный момент космониты не хотят портить отношения со своими новоиспеченными друзьями?
– Я бы так не сказал, но в ваших словах есть доля правды.
– Где же ваш контур справедливости, Дэниел? Какая же это справедливость?
– Имеются разные степени справедливости, Илайдж. Меньшая должна уступать большей, если она с ней несовместима.
Казалось, будто ум Бейли описывал кольца вокруг непроницаемой логики позитронного мозга Р. Дэниела и старался найти в нем лазейку, какое-нибудь слабое место.
– И вам самому не интересно, Дэниел? – продолжал допытываться Бейли. – Вы назвали себя детективом. Знаете ли вы, что это такое? Понимаете ли вы, что расследование – это не просто работа? Это – вызов. Столкновение двух умов: детектива и преступника. Можете ли вы покинуть поле битвы и признать себя побежденным?
– Могу, если цель недостойна продолжения.
– И вам не будет жалко? Вы не испытываете чувства досады и разочарования? Неудовлетворенного любопытства?
Вообще не возлагавший больших надежд на свое красноречие, Бейли почти совсем сник под конец. А то, что он пытался взывать к «любопытству» робота, лишь напомнило ему его собственные аргументы, которые он приводил Клусарру четыре часа назад. Тогда-то он отчетливо представлял, какие особенности отличают человека от машины. Любопытство должно быть одной из них. Полуторамесячный котенок может быть любопытным, но может ли обладать любопытством машина, пусть самая человекообразная?
Р. Дэниел словно повторил эти мысли, сказав:
– Что вы имеете в виду под любопытством?
Бейли постарался придать этому слову больше веса:
– Под любопытством мы подразумеваем желание расширить свои знания.
– Во мне существует такое желание, когда расширение знаний необходимо для выполнения поставленной задачи.
– Правильно, – язвительно сказал Бейли, – когда, например, вы интересуетесь контактными линзами Бентли, чтобы разузнать побольше о странных повадках землян.
– Совершенно верно, – ответил Р. Дэниел без намека на то, что почувствовал сарказм собеседника. – Однако бесцельное расширение знаний, что, видимо, и означает термин «любопытство», ведет к снижению эффективности. Мне положено избегать этого.
В этот самый момент с Бейли произошло то, чего он ждал с таким отчаянием: пелена, застилавшая его мысленный взор, начала постепенно оседать, уступая место четкому изображению.
Он как открыл рот, так и сидел пока говорил Р. Дэниел.
Он раньше не мог вообразить себе картину убийства во всей ее полноте. Так в жизни не бывает. Почти не сознавая этого сам, он составлял ее, составлял тщательно и кропотливо, но под конец наткнулся на одно-единственное противоречие. Одно противоречие, которое не обойдешь и от которого не отмахнешься. Покуда оно существовало, его сознание не могло добраться до разгадки, чтобы подвергнуть ее анализу.
И вот теперь его осенило; противоречие исчезло – последняя деталь стала на свое место.
Наступившее просветление придало Бейли новые силы. К тому же он совершенно неожиданно сообразил, в чем слабость Р. Дэниела, слабость любой думающей машины. В голове промелькнула обнадеживающая мысль: эта штуковина должна понимать все дословно.
– Верно ли, – лихорадочно заговорил он, – что проект «Космотаун» завершается сегодня, а вместе с ним прекращается и расследование дела Сартона?
– Таково решение жителей Космотауна, – спокойно согласился Р. Дэниел.
– Но сегодняшний день еще не кончился. – Бейли взглянул на часы. – Сейчас двадцать два тридцать. В нашем распоряжении еще есть полтора часа.
Р. Дэниел не отвечал. Казалось, он размышлял над чем-то.
Бейли не давал ему передышки:
– Значит, проект существует до полуночи. Вы – мой партнер, и расследование продолжается. – В спешке он говорил почти телеграфным текстом. – Будем работать, как прежде. Попытаемся еще раз. Вашим это не повредит. Наоборот, только поможет. Даю слово. Если, по-вашему, я буду делать что-то не так – остановите меня. Я прошу дать мне всего полтора часа.
– Все, что вы сказали, правильно, – ответил наконец робот. – День еще не кончился. Я об этом не подумал, партнер Илайдж.
«Ага, опять 'партнер'», – пронеслось у Бейли. Он улыбнулся и сказал:
– Мне кажется, доктор Фастольф упоминал о фильме, сделанном на месте преступления?
– Да, упоминал.
– Могу я получить экземпляр?
– Да, партнер Илайдж.
– Сейчас! Немедленно!
– Через десять минут, если можно воспользоваться передатчиком управления, – ответил Р. Дэниел.
На это ушло еще меньше времени. Бейли не сводил глаз с небольшого алюминиевого ящика, который он держал в дрожащих руках. Слабые сигналы, поступавшие из Космотауна, образовали в нем определенную атомную схему.
В этот момент в дверях показался комиссар Джулиус Эндерби.
Он увидел Бейли, и его круглое лицо, до этого встревоженное, стало приобретать грозный вид.
– Слушайте, Лайдж Бейли, вы чертовски долго ужинаете.
– Я ужасно устал, комиссар. Извините, если задержал вас.
– Мне-то что, но… Пойдемте-ка лучше в мой кабинет.
Бейли бросил быстрый взгляд на Р. Дэниела, но не встретил в его глазах сочувствия. Все трое вышли из кафетерия.
Джулиус Эндерби беспокойно шагал взад и вперед по кабинету. Бейли, сам едва справлявшийся со своими нервами, наблюдал за ним, время от времени украдкой поглядывая на часы. 22:45.
Комиссар сдвинул очки на лоб и энергично, до красноты потер глаза. Потом он снова опустил очки на переносицу и моргая уставился на Бейли.
– Лайдж, – спросил он, – когда вы в последний раз были на Уильямсбургской станции?
– Вчера, после того как ушел из управления. Наверное, около шести вечера, – ответил Бейли.
Комиссар покачал головой.
– Почему вы сразу об этом не сказали?
– Я собирался включить это в свои показания.
– Как вы туда попали?
– По пути на временную квартиру.
Комиссар резко остановился перед Бейли.
– Эта версия не пройдет, Лайдж. Кому придет в голову ехать через энергостанцию?
Бейли пожал плечами. Нет смысла объяснять, что их преследовали медиевисты и как они отделались от них. Во всяком случае, не сейчас. Поэтому он сказал:
– Если вы намекаете, что я имел возможность достать там альфа-излучатель, которым прикончили Р. Сэмми, что учтите, что со мной был Р. Дэниел. Он подтвердит, что я ни на минуту там не останавливался и вышел оттуда без альфа-излучателя.