По тонкому льду (ЛП)
Интересно, почему при мысли о союзниках мне в первую очередь пришёл на ум Натан Раш?
Я едва знала смотрителя Холлис Хаус, но мыслями я возвращалась именно к нему, когда думала о безопасности. Он был рядом каждый раз, когда мне что-то было нужно, мило улыбался и вежливо кивал головой в знак приветствия, когда я проходила мимо. На днях на подносе с чаем и печеньем, приготовленными для меня, я обнаружила красивый красный мак. Его могла положить туда кухарка Сьюзи или кто-либо другой из персонала, но я подумала, что это сделал Натан, и при мысли о нём я улыбнулась.
Я встала из кожаного кресла и направилась к стеллажам, проводя пальцами по переплётам книг. Толстой, Остин, Диккенс, писатели классической литературы, неповторимые в своём жанре, оригинальные издания книг которых годами хранились нетронутыми на полках в этом доме. Я листала страницу за страницей в поисках хоть малейшего утешения.
Пройдя через всю комнату, я села за стол отца, точнее… единственный стол, который здесь был. В Холлис Хаус под рабочий офис отца было отведено целое крыло, отделанное деревом. Место, куда я не могла ступить теперь. Я знала, что там, вдоль большой стены, он хранил все мои награды и фотографии со мной на катках в Норвегии или Швеции.
Сидя за столом из красного дерева, изысканно украшенным орнаментом, от скуки и на редкость обуреваемая любопытством, я начала открывать ящики.
Открыв нижний ящик справа, я нашла кое-что, что мой отец никогда бы не стал хранить. Изношенная копия романа «Сияние» в мягком переплёте, с обложки которой на меня смотрел оскалившийся, смеющийся Джек Николсон, и от его взгляда по спине пробежали мурашки.
Зачем отцу хранить у себя такое? Из разговоров, да и просто зная Хьюго Валон, всем было известно, что он никогда не читал Стивена Кинга.
Перелистывая пожелтевшие страницы, я заметила, что местами они были более потёртыми. Я потрясла книгой в воздухе и с удивлением заметила, как что-то выскользнуло между страниц и упало мне на колени.
Листок бумаги размером не более трёх дюймов, на первый взгляд, показался мне оторванной страницей из книги, но, разглядев его поближе, я поняла, что это листок, вырванный из блокнота. Он был помятым, словно кто-то складывал и читал его множество раз. Я взяла его в руки и развернула.
У меня твоя кровь, а у тебя моя.
Читая это, помни меня.
Пальцы мои будто окаменели, и клокочущий страх, который я так старалась побороть, вернулся и снова начал душить меня. Записка могла оказаться невинным посланием, её могла написать моя мама или отец моего отца в своё время.
За исключением одного.
Это был тот же почерк, что и на листе бумаги, что я нашла две недели назад и из-за которого сотни раз задавалась вопросом, этот ли человек убил моих родителей.
Глава 7
Камилла
— На данный момент нет никаких следов. Но не беспокойтесь, мисс Валон, я делаю всё возможное.
Я уставилась на телефон, желая услышать совсем другой ответ. Я хотела знать, кто сделал всё это и почему. Почему мои родители были мертвы? Почему дом моего детства в Чикаго был сожжён дотла? Почему жизнь, которую я вела раньше, кончилась?
— Прошу вас, сообщите мне сразу, как только что-либо найдёте. Любые новости, — мой голос почти срывался от душащих меня эмоций.
Я положила трубку, завершив звонок с Мэйсоном Уэллсом, частным детективом, которого наняла три недели назад. Сердце моё тонуло, словно лодка, медленно погружающаяся в ледяную воду.
Прошло уже три недели, а ему так ничего и не удалось найти, ни единого следа человека, стоявшего за смертью моих родителей, несмотря на первую записку, которую я нашла в кармане своего пальто, и даже вторую, из рабочего стола отца. Уэллс снял образцы почерка, но в его информационной базе не нашлось совпадений. Из своего источника ему удалось получить отчёт по расследованию поджога, но им не удалось выяснить, что же послужило причиной возгорания. Он даже взломал компьютер и почту моего отца, но не нашёл там ничего подозрительного. По крайней мере, так он мне сказал.
Мне всё ещё хотелось самой залезть в документы отца и лично всё просмотреть, но Клинтон мне мешал. Там скрывалось что-то, что он не хотел, чтобы я увидела. Возможно, он защищал меня, как всегда. Он отправил меня жить сюда, провёл большую часть расследования по полученной от меня информации и сдерживал репортёров. Они с моим отцом были словно братья… но, возможно, он что-то знал о моём отце, какой-то секрет, слишком важный, чтобы раскрывать его даже после смерти.
Единственной зацепкой, которую нашёл Уэллс, оказалась записка. Он передал бумаги криминалисту, который определил, что листку, найденному мной в книге, было по меньшей мере лет десять. Холодок пробежал у меня по спине от этого открытия. Неужели всё это происходило уже на протяжении десяти лет?
Но убийство? Я понятия не имела, зачем кому-то нужно было совершать такое преступление.
Зияющая пустота в желудке росла, я мучилась, словно одержимая: то все эмоции накрывали меня с головой, доводя до изнеможения… то я не чувствовала совсем ничего, стараясь быть собранной и мыслить хладнокровно. Мои чувства будто были зажаты в тиски, тем самым бросая меня в депрессивное состояние и не отпуская.
Час за часом я слышала голоса своих родителей у себя в голове, пока однажды не застала себя за изучением каждого слова, сказанного ими за последние месяцы.
Я избегала телевидения и интернета; я знала, что любое информационное агентство превратит сейчас мою жизнь в ночной кошмар. Вся страна, казалось, стала одержима исключительно моей личной трагедией. Каждый новостной канал называл её по-своему: «Убийство рождественского миллионера», «Кошмар на 41-ой улице», «Резня семьи Валон» — это последние заголовки, что я услышала перед тем, как выключить телевизор, и тут же бросилась в ванную извергать содержимое своего и без того пустого желудка.
Я чувствовала себя так одиноко, словно вселенная полностью вытеснила моё сердце из груди, и я потеряла способность чувствовать. Я стала бесчувственной, будучи не в состоянии впустить кого-либо в свой мир. Я не могла смириться с тем, что родителей больше не было рядом, что они больше не улыбались мне, когда я заглядывала в столовую, в очередной раз опоздав на ужин. Несправедливо, что я была жива, а они нет. Они были моими лучшими друзьями, моими главными союзниками.
Я снова уронила голову на руки, погружаясь в бездонный океан душевных мучений.
Глава 8
Натан
Харлин Фоллс был красив почти круглый год, но мне всегда казалось, что он был необыкновенно красив в период рождественских праздников и Нового года.
Наш городок был таким же, как и большинство маленьких городов во всех Соединённых Штатах: у нас проводили карнавалы и уличные парады, соблюдали многовековые традиции, навещали дедушек и бабушек, которые могли вспомнить времена, когда их прабабушка была коронована Снежной принцессой года. Некоторые находили всё это немодным, наивным, но я любил эту пору. Не то чтобы я хотел стать Снежной принцессой 2017-го года, но я считал, что наши традиции прививали хорошие ценности и учили общности. Каждый, кто вырос здесь, жил в дружной семье и имел хорошее воспитание. Я всегда предполагал, что буду растить своих детей в том городке, где и сам вырос, ведь он так много мне дал.
Канун Нового года ещё не наступил, но маленькие городки уже манили своим праздничным очарованием. А если говорить точнее, на носу был праздник Танца решимости. Вечером, неделю спустя после Нового года, все жители Харлин Фоллс устраивают масштабную вечеринку в здании муниципалитета с танцами и выпивкой для всех, кому дозволено участвовать. Каждый загадывает желание на листке бумаги и кладёт его в сейф на целый год, обещая себе исполнить его.