Журнал «Если» 1993 № 03
За одной тайной скрывается новая, за ней — еще одна, понял Локридж. Ладно, с него достаточно сегодняшних забот, решил он и сказал:
— Ну хорошо, я, судя по всему, внесен в список сражающихся на вашей стороне. Может, ты мне скажешь, какая цель борьбы? Кто твои враги? — Он помедлил. — И кто ты?
— Позволь мне носить то имя, которое я выбрала в вашем веке. Мне оно кажется удачным [2]. — Она помолчала и внезапно добавила: — Не думаю, что ты сможешь понять суть нашего противостояния. Между тобой и нами слишком много истории. Скажи, мог бы человек из прошлого понять те отличия Востока от Запада, которые сегодня разделили ваше общество на два мира?
— Думаю, нет, — признался Локридж. — На самом деле, и в наше время эту разницу осознают немногие.
— В обоих случаях, — подхватила Сторм, — налицо одни и те же разногласия. Потому что за всю историю человечества люди не могли сойтись в решении одного-единственного вопроса, который они часто извращали или вовсе не замечали. Суть спора нередко подменялась иными, малозначительными противоречиями, но даже в этом случае можно было увидеть вражду между двумя философиями. Я имею в виду — между двумя способами жизни и мышления. Способами существования. Вопрос от века всегда один и тот же: какова природа человека?
Локридж молчал. Сторм, не мигая, смотрела на Малькольма через костер.
— Жизнь, едва появившись, начинает защищать себя от догм, которые сама же и породила, — наконец сказала Сторм. — Планирование душит естественное развитие, контроль — свободу, беззастенчивый рационализм — эмоциональный порыв, машина — живую плоть. Если индивида и его судьбу можно запрограммировать, организовать, заставить поклоняться иллюзии совершенства — то не значит ли это, что один человек должен любой ценой навязать эту иллюзию своему собрату?.. Во все времена — одно и то же, один и тот же спор, бесконечный и жестокий. Он — в законах Дракона и Диоклетиана, в страстных идеях Конфуция, Торквемады, Кальвина, Локка, Вольтера, Наполеона, Маркса, Ленина, Че Гевары. Список можно продолжить.
Конечно, все не так просто и очевидно — не каждый из проповедников нового порядка был тираном; с другой стороны, многие, не признающие ни Бога, ни черта, как, например, Ницше, были деспотичны. Для меня ваше индустриальное общество — даже в странах, гордящихся тем, что называют демократией, — неприемлемо и ужасно.
Ибо я вижу конечный результат: тиранию не человека, так закона, не закона, так толпы, не толпы, так жестоких традиций. Вы, говорящие о демократии, больше всего на свете боитесь свободы — не для себя, для своего ближнего. Вам комфортнее общаться с машинами, чем друг с другом.
Сторм погрузилась в молчание. Она задумчиво ласкала взглядом деревья, которые, казалось, тянулись к ней:
— Я часто думаю, что пагубные перемены начались в этом тысячелетии, когда земные боги и их Мать были низвергнуты теми, кто поклонялся богам небесным… — Она встряхнула головой, словно желая избавиться от тяжелых мыслей, и спокойно продолжила: — Итак, Малькольм, запомни, что Хранители — защитники жизни, жизни во всей ее целостности и во всех ее проявлениях, в ее многогранности и ее трагичности. А Реформисты стремятся переделать мир — и, скорее всего, по образу и подобию машины. Конечно, я упрощаю. Возможно, когда-нибудь я сумею объясните лучше… Но скажи: на какой стороне ты?
Локридж любовался Сторм — она сидела в позе молодой дикой кошки.
— Ты ведь уже изучила меня, — ответил он.
— Как я боялась ошибиться, — прошептала она.
Не успел Локридж открыть рот, как Сторм уже улыбалась:
— Тебя ожидают несколько весьма интересных месяцев.
— О Господи, любой антрополог заложил бы душу дьяволу, только бы оказаться здесь! Я и сам не могу поверить, что мне так повезло.
— Впереди много опасностей, — предупредила она.
— Опиши мне ситуацию. Какие у нас задачи?
— Это трудно понять, но ты сумеешь, — сказала Сторм. — Главное: борьба между Хранителями и Реформистами идет не в пространстве, а во времени. Мне известно, что один из опорных пунктов Реформистов расположен в периоде царствования Харальда Синезубого. Религия асов имела одного Отца Неба, а введение христианства, сохраняя эту традицию, привело к появлению абсолютной монархии и в конце концов к государству рационалистического типа. Именно из этого времени и были люди, которых мы встретили.
— Что? Подожди! Ты хочешь сказать, что человек способен изменить прошлое?
— Да, хотя это невероятно трудно — история обладает громадной инерцией. К тому же мы сами, путешественники во времени, вплетены в ткань событий и никогда не знаем наверняка, то ли мы действительно меняем историю, то ли наши действия были, так сказать, запрограммированы ею.
— Итак, — продолжала Сторм, — в моем времени Реформисты владеют западным полушарием, а Хранители — восточным. Я возглавляла экспедицию в двадцатый век, в Америку. Но мы не сумели создать серьезный опорный пункт, потому что ваше время — эпоха Реформистов. Ты даже не представляешь, сколько их действует в вашем периоде. Но он нужен и нам, потому что только в вашем веке впервые появляется возможность достаточно просто и незаметно приобрести необходимое оборудование — транзисторы, полупроводники, лазеры. Под видом поисковых работ мы соорудили подземные установки, изготовили активатор и проложили новый туннель. Мы планировали воспользоваться туннелем и внезапно атаковать противника в нашем собственном времени, в центре владений Реформистов. Но в тот момент, когда мы завершили работы, на нас напал Бранн. Враги были сильнее… Ума не приложу, кто нас выдал. Кроме меня, никто не уцелел… Больше года я плутала по Соединенным Штатам в поисках пути домой. Я понимала, что каждый туннель тщательно охраняют. Возможности Реформистов в периоде Ранней Индустриальной Цивилизации велики. Мне не встретился ни один Хранитель.
— На какие же средства ты жила? — воскликнул Локридж.
— Выражаясь вашим языком — грабежом.
Локридж был изумлен до глубины души. Сторм рассмеялась.
— Это энергетическое ружье может быть настроено таким образом, чтобы оглушить противника. Поэтому у меня не возникало проблем достать несколько тысяч долларов. Ты меня порицаешь?
— Стоило бы, — невесело ответил он. — Но не могу.
— Я думала, что ты осудишь, — мягко произнесла Сторм. — Ты даже лучше, чем я ожидала… Так вот, мне был нужен помощник и телохранитель. Я искала спутника. В прошлые века женщины, странствующие в одиночестве, вызывали, мягко говоря, подозрение. А мне необходимо было проникнуть в прошлое. Я выяснила, что в том датском туннеле не было вражеских охранников. Иного пути не оставалось. Но, честно говоря, мы очень рисковали — ты имел возможность убедиться в этом… Сейчас мы уже на месте, то есть в нужном времени. Далеко отсюда, на Крите, где люди еще верны старым богам, расположена база Хранителей. К несчастью, я не могу вызвать их. Реформисты тоже активно действуют в этой стратегически важной зоне. Они могут перехватить сигнал — и тогда все кончено. Но если мы сумеем добраться до Кносса, нас снабдят охраной и проводят из одного туннеля в другой, до моего собственного времени. А ты, если захочешь, вернешься в свой век. — Она поежилась. — У меня остались деньги в твоей стране. Ты сможешь воспользоваться ими.
— Ни слова об этом, — перебил ее Локридж. — Как мы доберемся до Крита?
— Морем. Между Средиземноморьем и местом, где мы с тобой находимся, ходят торговые суда. Лим-Фьорд расположен неподалеку, и туда летом должен прийти корабль из Иберии. Иберийцы почитают богов мегалитической эпохи. Потом мы можем пересесть на другое судно. Это путешествие займет не больше времени, чем пеший переход по янтарному пути, и будет менее опасным.
— М-м-м… Допустим. И полагаю, у тебя достанет металлических побрякушек, чтобы оплатить плавание?
Сторм гордо выпрямилась:
— В любом случае, — надменно сказала она, — люди сочтут за честь оказать услугу Той, Кого они почитают.