Лунная пыль. Я, робот. Стальные пещеры
Только сказав эти слова, Ханстен подумал о миссис Шастер. Хоть бы не приняла это за личный выпад… Супруга адвоката одна занимала полтора кресла, без корсета она напоминала этакого добродушного гиппопотама.
— Наверху как раз взошло солнце, — продолжал коммодор. — Спасатели работают полным ходом, теперь только вопрос времени, когда нас найдут. Можно даже заключать пари. Свои предположения сообщайте мисс Морли — она ведет бортовой журнал. А теперь о программе дня. Профессор Джаяварден, вы не расскажете, чем нас порадует Комиссия по развлечениям?
Щуплый, с птичьей головой и неожиданно большими ласковыми карими глазами профессор очень серьезно подошел к вопросу о развлечениях Об этом красноречиво говорили листки, которые он держал в своих тонких смуглых руках.
— Как вам известно, — начал он, — я любитель театра. Боюсь, однако, здесь ничего не получится. Интересно читать пьесу в лицах, я даже думал о том, чтобы записать по памяти несколько актов. К сожалению, у нас мало бумаги. Значит, надо искать другой выход. Литературы на борту оказалось немного, и некоторые книги носят очень специальный характер. Но есть два романа: университетское издание классического вестерна “Шейн” и новый исторический роман “Апельсин и яблоко”. Предлагаю выбрать несколько чтецов и прочесть эти книги вслух. Возражения есть? Или другие предложения?
— Мы хотим играть в покер, — донесся твердый голос из хвостовой части кабины.
— Но нельзя же играть в покер все время, — возразил профессор, обнаруживая плохое знание людей не академического круга.
Коммодор пришел ему на помощь.
— Чтение не отменяет покера, — сказал он. — А вообще, я советую вам иногда делать перерыв, этих карт надолго не хватит.
— Итак, с какой книги мы начнем? И кто будет читать? Я с удовольствием почитаю вслух, но хорошо бы выделить кого-нибудь на смену.
— По-моему, не стоит тратить время на “Апельсин и яблоко”, — вступила мисс Морли. — Эта книжонка — просто дрянь, она… гм… почти порнографическая.
— Откуда вы это знаете? — спросил Девид Баррет, англичанин, который хвалил чай.
Ответом ему было возмущенное фырканье. Профессор Джаяварден растерялся и озабоченно поглядел на коммодора, ища поддержки. Тщетно. Ханстен пристально смотрел в другую сторону. Нельзя, чтобы пассажиры со всем шли к нему. Пусть, насколько это возможно, обходятся своими силами.
— Отлично, — сказал наконец профессор. — Чтобы не спорить, начнем с “Шейна”.
Послышались протестующие возгласы: “Мы хотим “Апельсин и яблоко”!” Но профессор проявил неожиданную твердость.
— Это очень длинная книга, — ответил он, — мы вряд ли успеем ее закончить до появления спасателей.
Джаяварден прокашлялся, окинул взглядом кабину проверяя, есть ли еще возражающие, затем начал читать очень приятным певучим голосом
— Предисловие. “Роль вестернов в космический век”. Автор профессор английского языка Карл Адаме. В основу предисловия легли работы семинара по критике в Чикагском университете.
Картежники еще не решились; один из них лихорадочно рассматривал клочки бумаги, которые служили картами. Остальные пассажиры уселись поудобнее. Глаза одних выражали скуку, других — интерес. Мисс Уилкинз проверяла в камере перепада запасы провизии. Мягкий голос продолжал:
— “Одним из наиболее неожиданных литературных событий нашего столетия оказалось возрождение, после полувековой опалы, жанра, известного под названием “вестерн”. Эти романы, действие которых четко ограничено местом и временем — Земля, Соединенные Штаты Америки, приблизительно 1865–1880 годы, — очень долго были в числе наиболее популярных книг в мире. Появились миллионы вестернов, почти все печатались в дешевых журнальчиках или выходили отдельными, скверно оформленными книжонками. Но из этих миллионов некоторые произведения обладали как литературной, так и документальной ценностью, хотя нужно все время помнить, что авторы описывали события, происходившие задолго до их рождения.
Когда в семидесятых годах девятнадцатого века человек начал освоение Солнечной системы, границы американского Запада казались столь смехотворно тесными, что читатель утратил к ним интерес. Разумеется, это столь же нелогично, как если бы отвергли “Гамлета” на том основании, что события, которые разыгрались в каком-то захолустном датском замке, не могли иметь мирового значения.
Однако за последние годы отмечается некий обратный сдвиг. Мне известно из достоверных источников, что вестерны стали наиболее популярным родом литературы в библиотеках межпланетных лайнеров, бороздящих космос. Давайте же попытаемся доискаться причины этого видимого парадокса, поищем звено, которое соединяет старый американский Запад и новый космос.
Пожалуй, для этого лучше отвлечься от наших современных научных достижений и мысленно перенестись в чрезвычайно примитивный мир 1870-х годов. Представьте себе огромную, теряющуюся в туманной дали равнину, окаймленную мглистыми горами. По этой равнине невыносимо медленно ползет караван громоздких фургонов. Караван охраняют вооруженные всадники, ведь кругом индейская территория. Чтобы добраться до гор, фургонам понадобится больше времени, чем лучшим современным лайнерам на перелет Земля — Луна. Вот почему просторы прерий были для людей той поры столь же обширны, сколь для нас просторы Солнечной системы. Это одно из звеньев, соединяющих нас с вестернами; есть и другие, более важные. Чтобы представить себе их, необходимо сперва рассмотреть роль эпического в литературе…”
“Как будто все в порядке”, — подумал коммодор. Больше часа читать не стоит. За это время профессор управится с предисловием и прочтет несколько глав романа. А там можно переключиться на что-нибудь другое, лучше всего прервав чтение на особенно волнующем эпизоде, чтобы слушателям не терпелось вернуться к книге.
Второй день в плену у лунной пыли начался гладко, настроение хорошее. Но сколько еще дней впереди?..
Ответ на этот вопрос зависел от двух людей, которые — хотя их разделяло пятьдесят тысяч километров — мгновенно прониклись взаимной неприязнью Отчет доктора Лоусона вызвал в душе главного инженера противоречивые чувства. У этого астронома дурная манера разговаривать, особенно если учесть, что юнец обращается к начальнику, который вдвое старше его. “Он говорит со мной так, — думал Лоуренс сперва снисходительно, но затем все более раздражаясь, — словно я глуповатый ребенок, которому нужно все разжевывать…”
Выслушав Лоусона, главный инженер несколько секунд молча изучал фотографии, переданные по телефаксу. Первая, снятая до восхода солнца, выглядела убедительно — однако она еще ничего не доказывала. На снимке, сделанном после восхода, не видно того, о чем говорил астроном. Быть может, на оригинале что-нибудь и заметно, но поди положись на слово этого неприятного молодого человека.
— Все это очень интересно, — сказал наконец Лоуренс. — Жаль только, что бы не продолжали наблюдать после того, как сделали первый снимок. Тогда у нас, наверное, были бы более убедительные данные.
Хотя критика была обоснована (а может быть, именно поэтому), Том тотчас закусил удила
— Если вы считаете, что другой справился бы лучше… — огрызнулся он.
— Что вы, мне это и в голову не приходило, — миролюбиво ответил Лоуренс. — Но что нам все это дает? Как ни мала точка, которую вы указали, ее координаты могут колебаться в пределах полукилометра, а то и больше. Боюсь, что на поверхности ничего не видно, даже при дневном свете. Нельзя ли как-нибудь добиться большей точности?
— Можно. Это очень просто: надо применить ту же технику на поверхности Луны. Обследуйте район инфракрасным локатором. Он тотчас покажет все тепловые точки, даже если их температура всего на долю градуса выше окружающей среды.
— Хорошая мысль, — сказал главный. — Я посмотрю, что можно сделать, и свяжусь с вами, если мне нужно будет узнать еще что-нибудь. Благодарю вас… доктор.
Лоуренс поспешно положил трубку, вытер лоб и тут же попросил, чтобы его снова соединили со спутником.