Основание и Земля (Академия и Земля)

Перемена, внезапно происшедшая с Митзой Лизалор, поразила его.
Глаза ее расширились, дыхание участилось, каждый мускул ее тела напрягся. Затем руки ее резко взметнулись вверх и два пальца на каждой из них скрестились.
– Вы назвали ее… – хрипло прошептала она.
23
Больше она не сказала ничего и не взглянула на него. Руки ее медленно опустились, ноги скользнули к краю постели, и она села спиной к нему. Тревиз остался лежать неподвижно.
Только сейчас он вспомнил слова Манн Ли Кампера, когда они стояли в пустом туристском центре на Сейшел. Он говорил о своей второй родине – той самой, где находился сейчас Тревиз…
– Они очень суеверны по отношению к этому. Каждый раз при упоминании этого слова, они поднимают обе руки, скрестив два пальца, чтобы защититься от несчастья.
Воспоминание это пришло к нему слишком поздно.
– Что я должен был сказать, Митза? – пробормотал он.
Она слегка качнула головой, встала, подошла к двери и закрыла ее за собой. Через секунду оттуда донесся звук бегущей воды.
Ему оставалось только ждать, голому, жалкому, раздумывающему: не присоединиться ли к ней под душем. Наконец, он решил, что лучше не стоит и, чувствуя, что в душе ему отказано, тут же почувствовал растущую потребность в нем.
Наконец, она вышла и молча принялась разбирать одежду.
– Вы не возражаете, если я… – начал он.
Она не ответила, и он принял молчание за согласие. Войти в комнату он постарался твердо и мужественно, хотя чувствовал себя при этом так, как в дни, когда его мать, обиженная его дурным поведением, наказывала сына молчанием, заставляя его содрогаться от отчаяния.
Оказавшись внутри, он оглядел гладкостенное помещение, в котором не было ничего – совершенно ничего. Потом осмотрел его более тщательно. Снова ничего.
Тревиз вновь открыл дверь, высунул комнату и спросил:
– Послушайте, как включается душ?
Она поставила дезодорант (по крайней мере Тревизу он показался им), шагнула в душевую и, по-прежнему не глядя на него, показала. Тревиз проследил за ее пальцем и заметил на стене пятно, круглое и бледно-розовое, как будто дизайнер, не желая нарушать совершенство белизны, только намекнул на выключатель.
Тревиз пожал плечами, наклонился к стене и нажал на пятно. Видимо, это было именно то, что требовалось, поскольку в тот же момент со всех сторон на него обрушилась вода. Задыхаясь, он снова коснулся стены, и все кончилось.
Он открыл дверь, зная, что выглядит еще более жалким, поскольку дрожал так сильно, что с трудом мог говорить.
– Как вы включаете ГОРЯЧУЮ воду? – пролепетал он.
На этот раз она взглянула на него, и его внешний вид победил ее гнев (или страх, или другое чувство, мучившее ее), она хихикнула, а затем вдруг расхохоталась.
– Какая горячая вода? – сказала она. – Вы думаете, мы расходуем энергию, чтобы согреть воду для купания? Это отличная мягкая вода. Что вам еще надо? Вы просто неженка с Терминуса!.. Идите обратно и вымойтесь!
Тревиз заколебался, но ненадолго, поскольку ясно было, что выбора у него нет.
С огромной неохотой он снова коснулся розового пятна и подставил тело ледяным брызгам. МЯГКАЯ ВОДА? Он обнаружил, что тело его покрыла мыльная пена и яростно принялся тереть себя, рассудив, что цикл купания не должен быть долгим.
Затем начался цикл обмывания. Тепло… ну, может, не тепло, но хотя бы не так холодно и согревает его совершенно замерзшее тело. Потом, когда он собирался вновь коснуться контактного пятна и остановить воду, удивляясь, почему Лизалор вышла оттуда сухой, когда тут не было ни полотенца, ни его заменителей, вода остановилась сама. Сразу после этого последовал шквал воздуха, который несомненно повалил бы его, если бы не пришел со всех сторон одновременно.
И он был горячим – почти чересчур горячим. Требовалось гораздо меньше энергии, чтобы нагреть воздух, нежели воду. Горячий воздух испарил с него воду и через несколько минут он мог уже выходить – сухой, как будто никогда в жизни не имел дела с водой.
Лизалор, похоже, взяла себя в руки.
– Вы хорошо себя чувствуете?
– Достаточно хорошо, – сказал Тревиз. И действительно он чувствовал себя удивительно хорошо. – Все, что нужно было сделать, это предупредить меня о температуре. Вы не сказали мне…
– Неженка, – снова презрительно повторила Лизалор.
Он воспользовался ее дезодорантом, затем начал одеваться, остро сознавая, что ее тело закрыто одеждой, а его нет.
– Как я должен был назвать… этот мир? – спросил он.
– Мы говорили о нем, как о Старейшем, – ответила она.
– Откуда мне было знать, что название, употребленное мной запрещено? Разве вы говорили мне?
– А вы спрашивали?
– Откуда мне было знать, что нужно спросить?
– Теперь вы знаете.
– Обязуюсь забыть это.
– Лучше не надо.
– А какая разница? – Тревиз чувствовал, что настроение его улучшается. – Это просто слово, звук.
– Есть слова, которые нельзя произносить, – мрачно сказала Лизалор. – Разве вы при любых обстоятельствах пользуетесь любыми словами, которые знаете?
– Одни слова могут быть вульгарны, другие неподходящи, а третьи в определенных обстоятельствах – даже вредны… К каким относится слово, которое я употребил?
– Это печальное и торжественное слово, – сказала Лизалор. – Оно относится к миру, который был родиной всех нас, а сейчас не существует. Это трагедия, и мы переживаем ее, потому что это было рядом с нами. Мы предпочитаем не говорить об этом, а если говорить, то не называем его имени.
– А скрещенные пальцы? Это что, облегчает печаль?
Лицо Лизалор вспыхнуло.
– Это непроизвольная реакция, и я не благодарю вас за то, что вы вынудили меня к ней. Есть люди, которые верят, что слово и даже мысль приносит несчастье… и пытаются защититься этим от нее.
– И вы тоже верите, что скрещенные пальцы защищают от несчастья?
– Нет, впрочем… немного, да. Я чувствую себя беспокойно, если не сделаю этого. – Она не смотрела на него. Потом, торопясь сменить тему, быстро сказала: – А как эта черноволосая женщина связана с вашим заданием достигнуть… мира, который вы упоминали?
– Говорите «Старейший». Или вы предпочитаете вообще не говорить об этом?
– Я бы предпочла вообще не обсуждать этого, но я задала вам вопрос.
– Я уверен, что ее народ достиг своего нынешнего мира, иммигрировав со Старейшего.
– Как и мы, – гордо сказала Лизалор.
– Но ее народ имеет некоторые традиции, которые, по ее словам, являются ключом к пониманию Старейшего, но только если мы найдем его и изучим его записи.
– Она лжет.
– Возможно, но мы должны проверить это.
– Если у вас есть женщина с ее проблематичными знаниями, и если вы хотите достичь Старейшего с ее помощью, зачем вы пришли на Компореллон?
– Чтобы узнать местонахождение Старейшего. У меня был друг, как и я гражданин Основания. Однако предки его были компореллонцами, и он уверял меня, что многие истории о Старейшем хорошо известны на Компореллоне.
– В самом деле? А он рассказал вам какие-то из этих историй?
– Да, – сказал Тревиз, вновь обращаясь к правде. – Он говорил, что Старейший – это мертвый, целиком радиоактивный мир. Он не знал, почему, но думал, что это может быть результатом ядерных взрывов. Возможно, война.
– Нет! – воскликнула Лизалор.
– Нет, то есть не было войны? Или Старейший не радиоактивен?
– Он радиоактивен, но не из-за войны.
– Тогда как он стал радиоактивным? Он не мог быть радиоактивным с самого начала, поскольку на нем зародилась человеческая жизнь. В этом случае там не было бы никакой жизни.
Лизалор, похоже, заколебалась. Она встала, дыша глубоко, почти взахлеб.
– Это было наказание. Это был мир, который использовал роботов. Вы знаете, что роботы существуют?
– Да.
– Они имели роботов и были за это наказаны. Каждый мир, имевший роботов, был наказан и больше не существует.