Сборник.Том 6

— Это не одно и то же, — заспорила Деларми. — То, что мы существуем, будучи неизвестными, вовсе не означает, что кто-то другой должен оставаться неизвестным и только этим доказать своё существование.
Деларми негромко рассмеялась.
— Справедливо, — сказал Первый Оратор. — Поэтому я подверг утверждения Оратора Гендибаля скрупулезной проверке. Выводы его основаны на профессионально проведенном методом математической дедукции анализе. Я внимательнейшим образом изучил все детали проработки и призываю вас учесть это. Выводы Оратора Гендибаля нельзя счесть… — он поискал в сознании наиболее подходящее слово, — неубедительными.
— Ну а этот Голан Тревайз, притаившийся у вас в сознании, этот человек из Первой Академии, — на сей раз Деларми грубейшим образом нарушила этикет и не назвала Первого Оратора его титулом (Шендесс залился легким румянцем), — о нём что скажете?
— Видите ли, — ответил Первый Оратор, — дело в том, что Оратор Гендибаль считает этого человека инструментом — не исключено, что невольным, — в руках той самой организации, так что игнорировать его нам не следует.
— Если, — упорствовала Деларми, откинув со лба прядь седых волос, — та организация, что бы она собой ни представляла, существует, если её ментальное могущество столь велико и тайно, разве вероятно, чтобы она действовала столь открыто и вдобавок при помощи столь заметной фигуры, как Советник Первой Академии?
— Можно было бы согласиться с вами, Оратор Деларми. Но… есть кое-что, вызвавшее у меня серьёзное беспокойство. Я не понимаю этого.
Против собственной воли, стыдясь, как нашкодивший ребенок, Первый Оратор спрятал мелькнувшую мысль в своём сознании. Он испугался, что её заметят другие.
Все Ораторы до единого зарегистрировали эту вспышку и в связи с правилами выразили снисхождение к смущению. Деларми тоже, но по-своему. Не нарушая формулы этикета, она задала вопрос:
— Да будет нам позволено попросить вас поведать нам свои мысли, поскольку мы понимаем и заранее прощаем всякие сомнения и смущения, которые вы можете испытывать?
Первый Оратор сказал:
— Как и вы, я не вижу достаточных оснований для того, чтобы утверждать, будто Советник Тревайз является инструментом предполагаемой организации и какой цели он мог бы служить, будучи таковым. Однако Оратор Гендибаль в этом твёрдо уверен, и нельзя отрицать высокой роли интуиции у того, кто получил квалификацию Оратора. Поэтому я предпринял попытку включения Тревайза в План.
— Отдельную личность? — тихо удивился один из Ораторов и поспешно спрятал своё отношение к сказанному, чтобы никто не успел заметить, что фраза была приправлена словами «ну и балбес!».
— Отдельную личность, — подтвердил Первый Оратор. — И вы совершенно правы — в каком-то смысле я действительно балбес. Мне отлично известно, что План не допускает учета роли отдельных людей. И всё-таки мне было любопытно. Я провёл экстраполяцию Межличностных Взаимозависимостей далеко за границы разумных пределов, но проделал это шестнадцатью различными способами и оперировал областью, а не точкой. Потом я использовал все имеющиеся в нашем распоряжении сведения о Тревайзе — Советник Первой Академии действительно фигура немалая — и о Мэре Академии. Потом свел все данные воедино — правда, у меня было не так много времени…
Шендесс умолк.
— Ну? — поторопила его Деларми. — Смею догадываться… результаты поразительны?
— Не вышло никаких результатов, вы догадываетесь верно, — печально ответил Первый Оратор. — Нечего ждать при анализе поведения отдельных людей. И всё-таки…
— Что «всё-таки»?
— Сорок лет я занимался анализом результатов и привык к чёткому, ясному ощущению того, какими должны быть результаты до проведения анализа, и я редко ошибался. В данном же случае, несмотря на то что результатов практически никаких, у меня возникло сильное подозрение, что Гендибаль прав, что Тревайза нельзя сбрасывать со счетов.
— Это почему же нельзя, Первый Оратор? — спросила Деларми, несколько обескураженная той явной уверенностью, что излучало сознание Первого Оратора.
— Стыд мне и позор, — тихо сказал Шендесс. — Я позволил себе использовать План в целях, для которых он не предназначен. Ещё более стыдно мне теперь, когда я нахожусь под влиянием ощущений, носящих чисто интуитивный характер. Но я не могу отказаться — мне кажется, что мои ощущения не обманывают меня. Если Оратор Гендибаль прав и нам действительно грозит неведомая доселе опасность — я чувствую, придёт время, и наши дела станут совсем плохи, и тогда именно Тревайз выложит на стол главный козырь.
— Каково основание ваших ощущений? — не унималась Деларми.
Первый Оратор обвел собравшихся печальным взглядом:
— Нет у меня оснований. Психоисторическая математика молчит, но всё время, пока я наблюдал за игрой взаимосвязей, я не мог отделаться от ощущения, что ключом ко всему является Тревайз. Этот молодой человек заслуживает внимания.
  
25
 
Гендибаль понял, что к началу заседания в Университет не вернётся. Не исключено, что не вернётся вообще.
Держали его крепко, и он отчаянно искал в своём сознании ответ на вопрос: как заставить их отпустить себя?
Руфирант вплотную подошел к нему, угрожающе наклонил голову:
— Ну, быть готов теперь, мученый? Биться удар за удар, по-думлянски. Ладно, ты поменьше, так ты бить первый.
Гендибаль хрипло проговорил:
— А тебя тоже кто-то держать, как меня?
Руфирант смилостивился:
— Пускать его. Не, не — только руки пускать. Ноги держать крепко. Танцевать мы не будет.
Руки Гендибаля отпустили, а ноги, казалось, гвоздями приколочены к земле.
— Давай, мученый, бить, — потребовал Руфирант. — Ударять нас.
В это самое мгновение сознание Гендибаля ощутило чьи-то чувства — возмущение, понимание несправедливости происходящего, жалость. Вот он — ответ на вопрос. Выбора другого не было: оставалось одно — рискнуть, несколько превысить границы действия своих способностей и попытаться поимпровизировать…
Не понадобилось! Он и коснуться не успел этого нового сознания, а оно само заработало именно так, как ему было нужно!
Он мысленно разглядел этого человека — невысокий, коренастый, с длинными спутанными чёрными волосами, руки выброшены вперёд — наконец фигура эта появилась в поле зрения, и… женщина злобно накинулась на Руфиранта.
— Кароль Руфирант! — яростно вскричала женщина. — Быть ты трус и ублюдок! Ишь ты — удар за удар, по-честный, по-думлянски! Одинаково быть как меня побить. Какой быть смелый — бить такой маленький бедный человек! Не стыдно тебе быть, а? На тебя все показывать палец и говорить: «Вот быть Руфирант, известный бить детишки!» Все смеяться на тебя, я так думать. Ни один честный думлянский мужчина не быть выпивать с тебя. Ни один честный думлянский женщина не быть спать с тебя!
Руфирант тщетно пытался прервать поток её красноречия, неуклюже уворачивался от ударов, которые она наносила в его могучую грудь.
— Ну, Сура, — лопотал он. — Сура, ну…
Гендибаль понял, что теперь его никто не держит, на него никто не смотрит — внимание всех переключилось на новую дуэль.
И сама Сура на него не смотрела: двигающая ею ярость была целиком сконцентрирована на Руфиранте. Гендибаль постарался сохранить эту ярость в её сознании и слегка повысил уровень смущения и стыда, который и без того уже бурным потоком заливал сознание Руфиранта. Делать это ему надо было мягко, незаметно, чтобы оба человека ничего не заметили. Но и это оказалось ненужным.
Женщина приказала:
— Разойтись быстро все! Подумать голова: если мало, что это герой Руфирант быть такой великан рядом с этим малышка, быть ещё пять или шесть его дружки, какие быть так же стыдно и идти домой гордые говорить, как побить маленький и слабый. «Я держать руки этот малышка, — один быть говорить, — а здоровенный Руфирант бить его по лицо, когда он не мог быть дать сдачи». А другой сказать: «А я держать его за ноги, и я тоже очень знаменитый за это!» А этот бычище Руфирант сказать: «Я не мог быть драться с ним по-честный, потому мой лохматый дружки держать его, и все шесть помогать мне становиться главный над ним».