Сборник.Том 6

— Защищаться вам теперь придётся на суде, который, естественно, состоится в самое ближайшее время.
Гендибаль задумчиво кивнул, помолчал немного и сказал:
— Всё ясно, но не это меня сейчас волнует. Думаю, Первый Оратор, вы были совершенно правы, что заговорили сначала о Тревайзе. На самом деле это гораздо серьёзнее всех судов и импичментов. Можно попросить вас отсрочить судебный процесс на этом основании?
Первый Оратор протестующе поднял руку:
— Не склонен винить вас в непонимании происходящего, Оратор. Импичмент — настолько из ряда вон выходящее событие, что мне самому пришлось заглянуть в уголовный кодекс. Нет, ничто тут не поможет — никаких отсрочек, никаких приоритетов. Нам придётся забыть обо всём и начать судебный процесс.
Гендибаль оперся кулаками о стол и склонился к Первому Оратору:
— Вы не шутите?
— Таков закон.
— Какой может быть закон, когда столь велика опасность?
— По мнению Стола, самой явной и главной опасностью являетесь вы, Оратор Гендибаль. Нет, не прерывайте, выслушайте меня. Закон, о котором идет речь, говорит о том, что нет ничего страшнее коррупции и использования своего положения со стороны Оратора.
— Но я не виновен ни в том, ни в другом, Первый Оратор, и вы это прекрасно знаете! Это просто-напросто личная месть Оратора Деларми. Если кто-то и пользуется незаконно своим положением, так это она. Моё преступление состоит лишь в том, что я никогда не выслуживался, не заискивал ни перед кем. В этом я действительно виноват — не обращал должного внимания на идиотов, которые достаточно стары для того, чтобы выжить из ума, но ещё достаточно молоды для того, чтобы удерживать власть!
— Как я, Оратор?
Гендибаль огорченно вздохнул:
— Простите, сорвалось. Я вовсе не имел в виду вас, Первый Оратор. Ну что ж, прекрасно, пусть будет суд. Пусть он начнется завтра. А ещё лучше — сегодня же вечером. Покончим с этим и займемся Тревайзом. Промедление смерти подобно.
— Оратор Гендибаль, — печально сказал Шендесс, — вы, видимо, всё-таки не понимаете всей серьёзности ситуации. Попытки подвергнуть Оратора импичменту бывали и раньше. Их было всего две, и оба раза дело не закончилось осуждением, но вы будете осуждены! После этого вы больше не будете членом Стола Ораторов, и больше вам не удастся сказать ни слова в общественной политике. Вы будете лишены даже права высказываться на Ежегодной Ассамблее!
— И вы пальцем о палец не ударите, чтобы предотвратить это?
— Не могу при всем желании. Тогда мне придётся уйти в отставку. Я думаю, именно этого Ораторам и хочется больше всего.
— И тогда Первым Оратором станет Деларми?
— Да, это весьма вероятно.
— Но этому нельзя позволить случиться!
— Конечно! Именно поэтому мне и придётся проголосовать за ваше осуждение.
— И тем не менее, — глубоко вздохнул Гендибаль, — я настаиваю на немедленном начале процесса.
— Куда вы торопитесь? Вам нужно время, чтобы подготовиться к защите!
— К какой защите? Они не будут ничего слушать. Требую немедленно начать процесс!
— Суду, вероятно, нужно время подготовиться?
— Нечего им готовиться! В уме они меня уже осудили. На самом деле они с большей готовностью осудят меня завтра, чем послезавтра, и скорее вечером, чем назавтра. Передайте им это.
Первый Оратор тяжело поднялся. Они с Гендибалем в упор смотрели друг на друга.
— Почему вы так торопитесь? — спросил Первый Оратор.
— Дело Тревайза не терпит отлагательств.
— Но когда вас осудят, у меня не останется никаких шансов в чём-либо убедить объединившийся против меня Стол. Боюсь, мы ничего не сможем поделать.
Гендибаль проговорил громким шёпотом:
— А вы не бойтесь! Вот увидите: несмотря ни на что, я не буду осужден!
  
Глава 9
 
ГИПЕРПРОСТРАНСТВО
   
31
 
— Джен, ты готов? — спросил Тревайз.
— В каком смысле, дружочек? К Прыжку?
— Да, к Прыжку через гиперпространство.
Пелорат проглотил комок в горле.
— Н-ну… а ты уверен, что никаких неудобств не будет? Я понимаю — бояться глупо, но всё-таки сама мысль о том, что мой организм превратится в мельчайшие тахионы, никому не видимые…
— Ну, Джен, это такие пустяки, честное слово! Прыжки совершаются уже двадцать пять тысячелетий, и я не слыхал ни об одном несчастном случае. Мы можем, конечно, выйти из Прыжка в неудачном месте, но тогда уж несчастный случай будет иметь место в обычном пространстве, а не тогда, когда мы будем состоять из тахионов.
— Утешение слабое, на мой взгляд.
— Но ничего такого не случится. По правде говоря, я хотел тебе сначала ничего не говорить и сказать только тогда, когда всё будет позади. Но всё же мне захотелось, чтобы ты понял, что произошло, что ты перенес всё сознательно и увидел, что нет в этом ничего страшного.
— Ну, — поджал губы Пелорат, — наверное, ты прав, только, честно говоря, я не спешу…
— Уверяю тебя…
— Нет-нет, дружочек, я тебе верю на слово, но только вот, видишь ли… скажи, ты читал когда-нибудь «Сантерестил Мэтт»?
— Конечно. Я грамотный.
— Ну да, ну да, и зачем я спрашиваю. Помнишь, о чём эта книжка?
— На амнезию я тоже пока не жалуюсь.
— Господи… похоже, у меня просто талант какой-то людей обижать! А ведь я всего лишь хотел сказать, что мне всё время приходят на память те эпизоды, когда Сантерестил и его друг Бен удрали с планеты семнадцать и заблудились в космосе. Я пытался представить себе, как всё это было. Наверное, есть что-то гипнотическое в этом медленном плавании между звёзд, неведомо куда, без слов, в глубоком молчании… И никогда не мог, знаешь ли, в это поверить. Мне нравилось читать эту книгу, это трогало меня, но по-настоящему я не верил в то, что там описано. Но теперь, когда я привык к самому понятию пребывания в космосе, когда сам пережил это ощущение — я знаю, как это глупо, но в общем мне не хочется теперь от этого отказываться. Я, знаешь ли, временами сам себе кажусь Сантерестилом…
— Угу, — кивнул Тревайз. — А я, следовательно, твой дружок Бен.
Тревайзу романтическое настроение Пелората было явно не по душе.
— Ну да, в некотором роде, — не заметил издевки Пелорат. — А маленькие, разбросанные тут и там звёздочки неподвижны, и только наше солнце удаляется от нас, но мы этого не видим. Галактика хранит своё туманное величие, она такая, какой была всегда… Космос молчит, он безмолвен, и ничто не отвлекает меня…
— Кроме меня, — буркнул Тревайз.
— Кроме тебя, — автоматически повторил Пелорат. — Ой, я опять… Но, Голан, дружочек, разговоры с тобой о Земле и мои попытки рассказать тебе кое-что из древней истории человечества тоже имеют свою прелесть. Мне не хочется, чтобы это кончилось.
— Не закончится. Не скоро, во всяком случае. Не думаешь же ты, что мы совершим Прыжок и тут же окажемся на поверхности искомой планеты? Мы ещё долго пробудем в полёте, а Прыжок не займет много времени. На какой-либо планете мы окажемся не раньше чем через неделю, так что не волнуйся.
— Под искомой планетой ты, конечно, подразумеваешь Гею, дружочек. От неё мы можем оказаться ещё очень далеко, когда выйдем из Прыжка.
— Знаю, Джен, но зато мы окажемся в нужном секторе, если твои данные верны. Если же это не так…
Пелорат грустно покачал головой:
— Как можем мы оказаться в нужном секторе, если не знаем координат Геи?
— Джен, а ты представь на минуточку, что попал на Терминус, тебе нужно попасть в Аргирополь, но ты не знаешь точно, где этот город находится, знаешь только, что где-то на перешейке. Как только доберешься до перешейка, что делать будешь?
Пелорат задумался — нет ли тут подвоха и не ждет ли от него Тревайз какого-то сложного ответа. Наконец он сдался и ответил:
— Пожалуй, я бы спросил у кого-нибудь, как туда добраться.
— Ну естественно! Как же иначе! А теперь ты готов?
— То есть прямо сейчас?