Сила привычки
Утром Фарли растерянно смотрел на себя в зеркало и думал, сумеет ли он пойти на работу. Праздная мысль: он не может не идти, ведь нельзя делать ничего, что привлекло бы к нему внимание в этот день из дней.
С щемящим чувством отчаяния он старался воспроизводить нормальные пустяковые действия, которые заполняли такую значительную часть дня. Было ясное, теплое утро, и он отправился на работу пешком. Потребовалось лишь движение кисти руки, чтобы избавиться от пузырька. Потом он сидел за своим письменным столом, тупо уставившись на наручный компьютер. Сработает ли то, что он сделал? Ллуэс вполне может не обратить внимание на запах толуола. Запах неприятный, но те, кто занимается органической химией, привыкли к нему. Тогда, если Ллуэс все еще увлечен процессами, данные о которых Фарли привез с Титана, он сразу возьмется за баллон. Иначе не может быть. После праздничного дня Ллуэс поспешит приступить к работе. Тогда, как только вентиль будет отвернут, немного газа вырвется наружу и воспламенится. Если в воздухе будет достаточно толуола, немедленно произойдет взрыв…
Фарли был так погружен в эти мысли, что воспринял отдаленный глухой гул как порождение своего воображения, пока рядом не раздались поспешные шаги.
Фарли поднял голову, и из пересохшего горла вырвался крик:
— Что там… что…
— Не знаю, — ответил бежавший. — Что-то случилось в атмосферной комнате. Взрыв. Все порушилось.
Сотрудники схватили огнетушители, сбили пламя и вынесли обгоревшего Ллуэса. В нем едва теплилась жизнь, и он умер еще до того, как подоспел врач.
В группе людей, взиравших на сцену разрушения с мрачным и полным ужаса любопытством, стоял Эдмунд Фарли. Его бледность и проступивший на лице пот в тот момент не отличали его от остальных.
Он сумел досидеть до конца рабочего дня, а вечером напряжение начало ослабевать. Несчастный случай, что ж такого? Все химики, в силу своей профессии, подвергаются риску, особенно те, кто имеет дело с воспламеняющимися смесями. Тут все ясно. А если у кого и возникнет сомнение, то каким образом они могут выйти на Эдмунда Фарли? Ему только надо продолжать жить так, как будто ничего не случилось.
Ничего? О боже, вся слава открытий, сделанных на Титане, теперь достанется ему. Он станет великим человеком. В ту ночь он крепко спал.
Джим Горем поблек за последние 24 часа. Его волосы свалялись, и только благодаря светлому цвету не было заметно, какая у него отросла щетина.
— Мы все говорили о том, что хорошо бы его убить, — сказал он.
— Всерьез? — спросил Г.Сетон Давенпорт из Наземного бюро расследований, постукивая пальцем по письменному столу.
— Нет, конечно, — ответил Горем, усиленно качая головой. — По крайней мере, я не придавал этим разговорам серьезного значения. Выдвигались разные бредовые идеи: подложить яд в бутерброд, обрызгать кислотой вертолет и тому подобное. И все же кто-то, наверное, отнесся к этому серьезно… Безумец! Ради чего?
— Насколько я понял из сказанного вами, — заметил Давенпорт, — по той причине, что погибший присваивал труды своих сотрудников.
— Ну и что! — воскликнул Горем. — Это была плата, которую Ллуэс взимал за то, что он делал. А он держал в руках всю лабораторию, он был ее мускулами и движущей силой. Он имел дело с конгрессом и получал ассигнования. Он добивался разрешения на осуществление программ в космосе и посылку людей на Луну и другие планеты. Он умел уговорить компании космических кораблей и промышленников тратить миллионы долларов на нас. Он создал «Сентрал органик лэбораториз».
— Вы все это осознали за минувшие сутки?
— Пожалуй, нет. Я всегда понимал это. Понимаете, я не решался лететь в космос и всегда находил предлог, чтобы уклониться от этого. Я — вакуумщик, который ни разу не побывал даже на Луне. По правде говоря, я… боялся. И еще больше боялся, что остальные узнают о моем страхе. — В голосе Горема звучало презрение к самому себе.
— А теперь вы хотите найти человека, которого можно наказать? — спросил Давенпорт. — Хотите оправдаться перед мертвым Ллуэсом за преступление, совершенное против него?
— Нет! Оставим психологию. Говорю вам, это убийство. Иначе не может быть. Вы не знали Ллуэса. Он был помешан на мерах безопасности. Там, где он находился, не могло произойти никакого взрыва, если он не был тщательно подготовлен.
Давенпорт пожал плечами.
— А что взорвалось, доктор Горем?
— Могло взорваться что угодно. Он имел дело с органическими смесями всех видов — бензол, эфир, пиридин. Все они воспламеняющиеся.
— Я в свое время изучал химию, доктор Горем, и, насколько мне помнится, ни одна из этих жидкостей не взрывается при комнатной температуре. Необходимы искра, пламя.
— Так ведь был настоящий пожар.
— А как он возник?
— Не могу себе представить. В комнате не было ни горелок, ни спичек. Всевозможное электрооборудование было надежно защищено. Даже такие мелочи, как клеммы, специально изготовлялись из медно-бериллиевого или других, не дающих искры, сплавов. Ллуэс не курил и немедленно уволил бы любого, кто приблизился бы на сто футов к этой комнате с горящей сигаретой.
— Чем он занимался в последний момент?
— Трудно сказать. В комнате все разрушено.
— Надо полагать, что сейчас там все прибрано.
— Нет, нет. Я об этом позаботился. Я сказал, что мы должны расследовать причины несчастного случая, доказать, что не было допущено небрежности. Поэтому там ни к чему не прикасались.
— Хорошо, — кивнул Давенпорт. — Пойдемте поглядим.
Когда они вошли в почерневшую развороченную комнату, Давенпорт спросил:
— Что здесь представляет наибольшую опасность?
Горем огляделся.
— Баллоны со сжатым кислородом, — сказал он, указав на них.
Давенпорт посмотрел на цилиндрические баллоны разного цвета, стоявшие вдоль стены и закрепленные цепью. Некоторые повалились, сдвинутые взрывной волной.
— А это что? — спросил Давенпорт, пнув ногой красный баллон, лежавший на полу посреди комнаты.
— Это водород, — сказал Горем.
— Водород способен взорваться, не так ли?
— Да, если его нагреть.
— Тогда почему вы говорите, что наиболее опасен сжатый кислород? спросил Давенпорт. — Кислород ведь не взрывается?
— Нет. Он даже не горит, но поддерживает горение. Понимаете? В кислородной среде горят вещества…
— И что же?
— Видите ли, — сказал Горем, — иногда бывает, что человек нечаянно мазнет смазочным веществом по вентилю баллона, чтобы потуже затянуть, или по ошибке испачкает его чем-то воспламеняющимся. И потом, когда он отвернет вентиль, кислород вырвется наружу, а то, что оказалось на вентиле, взорвется. Огонь, порожденный взрывом, зажжет другие воспламеняющиеся жидкости, находящиеся поблизости.
— Баллоны с кислородом в этой комнате целы?
— Целы.
Давенпорт снова пнул ногой баллон с водородом.
— Манометр на этом баллоне стоит на нуле. Я полагаю, это значит, что им пользовались в момент взрыва, и в дальнейшем он опорожнился.
— Я думаю, так и было, — кивнул Горем.
— Можно ли взорвать водород, нанеся смазочное вещество на манометр?
— Безусловно — нет.
Давенпорт потер подбородок.
— Что может заставить водород загореться, кроме искры?
— Наверное, катализатор, — сказал Горем. — Самый сильный — это платиновая чернь, то есть порошковидная платина.
— У вас есть такая штука? — удивился Давенпорт.
— Конечно. — Горем замолчал и долго смотрел на баллон с водородом. Платиновая чернь, — прошептал он. — Любопытно…
— Значит, платиновая чернь может заставить водород гореть? — спросил Давенпорт.
— О да. Она вызывает соединение водорода с кислородом при комнатной температуре. Взрыв произойдет точно так же, как при высокой температуре.
В голосе Горема послышались взволнованные нотки. Он встал на колени возле баллона водорода, провел пальцем по черноватой горловине баллона. Возможно, это простая сажа, но может быть, и…
Он поднялся.