Банда Мило

— Мило, эту историю ты рассказывал уже раз шесть.
И, кстати, в пятницу вечером ты, помнится, заявил, что нужно было толкнуть засранку на дорогу и кусачками срезать кольца с ее старушечьих пальцев.
— Не мог я такого сказать, — протестовал я, пытаясь припомнить, было такое или нет.
— О нет. Конечно, не мог. Такое ведь противоречит твоей натуре, ворюга хренов!
— Даже если и так, то это всего лишь шутка.
— Преступный сговор с целью обчистить старушку. Это пять лет, дружище.
— Думаю, версия слегка притянута за уши. Я всего-то хотел сказать… — Я вдруг замолк и воссоздал в памяти недавний разговор с Гуди. Особой проницательностью я никогда не отличался, но за годы, проведенные в неволе, видимо, у меня в голове установилась система заблаговременного предупреждения о подозрительном предложении. — В пабе, ты сказал?
— Что? — переспросил Гуди, взглянув на меня огромными глазами, словно щенок, наложивший кучку в любимый тапок хозяина.
— «Что тут противозаконного, если ты просто поболтаешь в пабе с приятелем за кружечкой пива?» Это же твои слова. Норрис собирался сегодня прийти сюда, так?
— Кто его знает? — бросил Гуди и украдкой взглянул на часы.
— Ах вы, кучка ублюдков! С такими друзьями, как вы, и легавых не надо.
— Ты давай-ка не пыли! Вчера я с ним встретился и сказал, что мы, может, зайдем сюда сегодня после работы. И все. Нет здесь никакого заговора. Мы вовсе не встречаемся тайно. Ничего подобного.
— Да пошел ты! Я ухожу, — рявкнул я и взялся стремительно допивать пиво.
— Слишком поздно. Я уже попросил повторить, — затараторил Гуди и как бешеный принялся пальцами сигнализировать находившемуся в противоположном конце бара Рону. — Слушай, кончай. Оставайся — пропустим еще по бокальчику. Совсем не обязательно разговаривать с Норрисом, когда он придет. Скажешь ему, чтоб отвалил. Или что-то типа того. Брось, не уходи. Потусуйся еще немного, пиво на подходе, — взмолился мой друг.
Подтянулся Рон и спросил, что нам угодно.
— Еще две «Стеллы», — ответил Гуди, в спешке размахивая пустым стаканом. — И два пакетика кешью.
Не в силах сопротивляться напору Гуди, я смирился с участью выпить заказанное пиво, однако еще больше утвердился в намерении не ввязываться в то, к чему не лежит душа. Я снова и снова повторял про себя слово «нет», представляя себе угодливые речи слащавого Норриса, и забрасывал в рот масляные орешки.
— Не волнуйся, вероятно, это будет что-нибудь вроде кражи яблок из соседского сада, — сказал Гуди, когда Норрис изобразил удивление при виде нас обоих.
Но я-то знал, что это не так.
Супермаркет.
И не простой супермаркет, а та охрененная махина за городом у кольцевой дороги, где некогда располагался газовый завод. Его и хотел бомбануть Норрис.
Пару лет назад он работал, там в ночную смену—расставлял корм для животных и жестяные банки с консервами — и, очевидно, решил, что обладает всеми секретными данными, чтобы вынести место за десять минут. Разумеется, не корм и консервы, а сто двадцать тысяч фунтов — это по меньшей мере! — использованных непрослеживаемых банкнот, которые можно найти в воскресном сейфе менеджера. По всей видимости, мероприятие планировалось на воскресенье, поскольку только в этот день выручку нельзя изъять и поместить в банк. На самом деле там будет не только воскресный сбор, но и деньги, вырученные за субботу. Так что действует специальное предложение: сопрешь одно, второе получишь бесплатно. По крайней мере так полагал Норрис.
По его словам, от нас требовалось всего-то войти туда посреди ночи, скомандовать всем на пол, вывести из строя сигнализацию, найти менеджера, за ноги, за руки отволочь его в кабинет, заставить открыть сейф, после чего запрыгнуть в машину и благополучно умчаться прочь. Все это можно осуществить максимум вчетвером (опять же словами Норриса). И, замечу, похоже, он знал, о чем говорит.
— А как же укладчики? Продавцы? Сотрудники охраны? Не знаю… девчонки из офиса? Мы их так и оставим? Просто крикнем: «На пол!» и «Не звонить легавым, пока мы не смотрим!» — так получается? — поинтересовался я у Норриса.
— О них не беспокойся. Это сборище идиотов. Мне еще никогда не доводилось работать с такими придурками. Пихни им в лицо обрез, они тут же наложат в штаны и не посмеют пикнуть в твою сторону, — уверенно ответил мой приятель.
— Как же ты пихнешь им в лицо обрез, если они рассредоточены по всему огромнейшему магазину? Прежде всего нужно собрать их в одном месте. Кто-то должен будет следить за ними. Только тогда можно заняться чем-то другим. А как сам понимаешь, для этого необходимы люди. Так что вчетвером у нас ни хрена не выйдет, — возразил я и сразу заметил, что как-то неосторожно употребил слово «нас», а потому заставил себя вспомнить более подходящее слово «нет» и не забывать о нем до самого закрытия бара.
— Слушай, все выгорит, — заметил Гуди, оторвавшись от сосиски в тесте, когда мы вышагивали по центральной улице.
— Господи ты боже мой! Мать твою, Гуди, сменишь ты наконец пластинку? Мне даже самому неверится, что я об этом говорю. Я завязал, вникаешь ты? Все. Конец. Я на пенсии. Больше никаких дел. И думать об этом не желаю, — заявил я и, дабы продемонстрировать степень своей раздраженности, прибавил шагу и стал энергичнее копаться пальцами в пакетике чипсов.
— Мило, дружище, ты только подумай о денежках. Сто двадцать штук! И это как минимум!!! Все твои прошлые дела и рядом не лежали! Ты никогда еще не участвовал в таком крупном дельце.
— Точно. И начинать не собираюсь.
— Послушай, нам не обязательно сразу соглашаться. Можно ведь сначала все обдумать, взвесить, прежде чем отказаться от идеи. Если все действительно так просто, как он говорит, то…
Я оборвал его, развеяв по тротуару горячий непропеченный картофель.
— Так просто, как он говорит? Тебе, похоже, следует проверить твою чертову башку, если ты веришь всему, что болтают всякие недоумки! Он — просто идиот.
Тюряги кишат парнями вроде него. Настолько жадными до бабок, что даже не удосуживаются обернуться и проверить, не стоит ли у них за спиной коп. В голове одни честолюбивые замыслы и ни капли разума.
Я утер подбородок и счистил с пальцев остатки чипсов. Тут Гуди решил пойти по другому пути.
— Тогда давай обойдемся без него. Он владеет информацией. Мы ею воспользуемся и все сделаем сами.
Вот это действительно вызвало у меня смех.
— Ага. Я просто мечтаю совершить такое крупное ограбление, подразумевающее двадцатилетний срок, зная, что Норрис — этот тип, который за жирный кусок полицейского вознафаждения продаст собственную любимую бабулю, — слоняется по городу и носит в своей тупой башке все детали преступления.
— Ему не выгодно сдавать нас копам. Так он скомпрометирует себя.
— Слушай, хотите ввязаться — на здоровье! Собирайте восемь или девять идиотов и валяйте, в тюряге всем места хватит. Я даже буду навещать вас время от времени. Только, пожалуйста, меня не трогайте. Я в этом участвовать не желаю. Не могу я больше растрачивать свою жизнь, сидя за решеткой.
— Да я ведь просто говорю, что нужно подумать. Что здесь плохого? — заканючил Гуди, чем окончательно лишил меня покоя.
Черт, как же я это ненавижу! Неужели людям настолько трудно принимать в качестве ответа слово «нет»? Почему так происходит всю мою жизнь? Все уговаривают, пилят, канючат… Я ведь не хожу и не принуждаю их совершать поступки, ими неприемлемые. Так почему они так со мной поступают? Нет. Нет. НЕТ!
— Ты так и не понял? У меня последняя возможность наладить жизнь. Я даже не допускаю мысли о том, чтоб пойти на дело. Даже в шутку об этом не помышляю.
Слишком велика тяга. Это, как и наркотик, вызывает привыкание.
— О чем это ты? — уставившись на меня, спросил Гуди.
— Сформулирую иначе. Тебе приходилось встречать завязавшего алкоголика? Мне — да. И вот что я тебе скажу: эти ребята больше никогда в жизни ни за что не прикоснутся к спиртному. Я был лично знаком с одним таким парнем. Он знал, что следующие тридцать лет своей жизни может прекрасно и счастливо существовать, и для этого ему вовсе нет нужды в божественном дурмане спиртного. Как осознавал чувак и то, что стоит ему втянуть носом запах фартука барменши, и он выползет из заведения, заполненный под завязку, с бутылкой пива в руке, не успев понять, что с ним произошло. Смысл в том, что, зная это, парень просто избегал соблазна. Вот и я тоже. Я никогда не вернусь на тот путь именно потому, что так сильно люблю процесс.