Девушка у обочины (ЛП)

Она мнется, а потом тычет пальцем в мою грудь.
— Ты не можешь оставить меня в покое. Ни на одну секунду.
Я склоняюсь навстречу ее пальцу, сокращая последние миллиметры между нами и вдыхая ее запах. Беру прядь ее густых, шелковистых черных волос между пальцами и накручиваю так, что конец завивается.
— Не могу.
Она так хорошо пахнет и выглядит, что хочу поцеловать ее. Это я и делаю. Медленно, бережно, быстро.
— Я буду рядом с тобой все время.
Она, кажется, потрясена поцелуем, как будто не ожидала его и не знает, что с ним делать.
— Обещаешь? — спрашивает она шепотом.
— Клянусь.
— Дай мне сорок пять минут.
— Без проблем.
Она встает, и я ухожу с дороги. Дез проскальзывает мимо меня, глядя мне в глаза. Улыбка озаряет лицо, но потом она опускает голову и идет в ванную. Мельком вижу, как Дез сдергивает ленту с волос и встряхивает их, после чего снимает толстовку. Я успеваю заметить голое плечо и немного татуировку перед тем, как Дез закрывает дверь.
Десять минут спустя душ выключается, она выходит из ванной, окутанная паром с полотенцами, одно закручено, как тюрбан на голове, а другое обернуто вокруг тела. Я хочу рассмотреть татуировку, но она спрятана, и можно разглядеть только ее уголок. Похоже на слова, какой-то текст; это все, что я могу разобрать. Дез только что вышла из душа, мокрая и раскрасневшаяся от пара, что мне ужасно нравится. Она одаривает меня еще одной небольшой улыбкой, перебирает одежду в шкафу и вынимает красное платье. Затем идет к комоду, где вытаскивает лифчик и трусики, правда не могу разобрать какие. Потом снова исчезает в ванной комнате, и на этот раз пропадает на добрых полчаса. Я слышу некоторое время, как работает фен, а дальше – тишина.
Не могу не заметить, что для меня в ожидании женщины, готовящейся к выходу, присутствует некоторая интимность. Даже за те полтора года, что я был с Эммой, мы не разделяли такого рода личные моменты. Я никогда не видел ее только что вышедшей из душа. Никогда не ждал, когда она соберется. Мы всегда где-то встречались, или я забирал ее из дома, ожидая в фойе, пока она спустится вниз.
Наконец, дверь ванной открывается, и я краем глаза ловлю нечто красное. И вот тут мое сердце останавливается, дыхание перехватывает, а член становится твердым, как камень.
— Господи, Дез! — Я встаю и подхожу ближе. — Ты... просто нет слов, как невероятно ты выглядишь.
Она ярко улыбается, пожимая плечом.
— Это обычное платье, оно у меня уже лежит какое-то время. Но я ни разу его не надевала.
Это не вычурное или дорогое платье, но оно так облегает ее тело богини, будто было пошито специально для нее. Без бретелек, чашечки лифа приподнимают потрясающую грудь, превращая ее в аппетитные холмики, подол опускается до пяток с одной стороны и немного не доходит до колена с другой. Это невыносимо сексуально, но и не вульгарно.
Ее волосы... Боже, волосы. Дез уложила их в сияющее совершенство, оставив распущенными, ниспадающими мерцающими волнами на плечах и спине, еще нанесла достаточно макияжа, чтобы лишь подчеркнуть, как она прекрасна, выделяя особенно блеск ее ярких карих глаз и чистую загорелую кожу.
Я хватаю ее за спину и притягиваю ближе к себе.
— Дез... У меня просто нет слов.
Она надела пару простых черных туфель на шпильке, так что разница в высоте практически отсутствует.
— Правда? – произносит она скептически.
Я качаю головой. Она действительно не понимает, что делает со мной.
— Ты так великолепна, что даже грешно. Не знаю, как собираюсь провести этот вечер, не приставая к тебе. — Я притягиваю ее тело вплотную к моему. — Ты такая офигенно сексуальная, даже больно дышать, глядя на тебя. Давай, пойдем уже, экипаж ждет.
Судя по ее неуверенной реакции, не думаю, что Дез когда-нибудь слышала подобные комплименты. В конце концов, она пожимает плечами и снова смотрит на меня.
— Ты тоже выглядишь чертовски сексуально, — говорит она.
Я просто улыбаюсь ей и предлагаю руку. Дез берет ее, мы идем к выходу, и, приготовившись, бежим к экипажу.
* * *
ДЕЗ 
Я купила это платье по наитию год назад. За полную стоимость оно мне было не по карману, и даже бы не задумалась приобрести его, но была распродажа, поэтому и решилась. В большинстве случаев я не веду себя, как закомплексованная или тщеславна девушка. Но когда надела это платье, то поняла, что оно смотрелось на мне хорошо. Чертовски хорошо. Так что я купила его, хотя никогда не посещаю места, где такое платье было бы уместно. И что еще более непонятно, зачем я запихнула в сумку его и туфли на каблуках, когда собиралась на лето на Макино. Я собиралась работать сборщиком мусора и время от времени выпивать с другими сотрудниками и местными жителями. Зачем я привезла вечернее платье и шпильки? Но, по неизвестным причинам, я это сделала, и теперь очень этому рада.
Также рада, что волосы достаточно длинные, чтобы прикрыть часть татуировки на спине, которая выглядывает из-под платья, потому что уверена, что такое событие - не то место, где надо демонстрировать тату. Интересно, что, если Адам увидит ее? Что бы он подумал, увидь все это, понравятся ли ему татуировки или он против них?
А потом задаюсь вопросом: почему меня это заботит?
Поездка от общежития до отеля такая быстрая, что не оставляет мне много времени морально подготовиться. Мы останавливаемся под навесом портика, от этого места до знаменитой веранды две шеренги сотрудников в униформе отеля с обеих сторон образуют тоннель из зонтиков.
Сердце резко начинает колотиться. Выше, где, как думаю, находится веранда, видны вспышки камер, безостановочно сверкающие, словно молнии. Дверь экипажа открывается, и на меня обрушивается ветер, принося звуки тысячи голосов, раздающихся хором. Перед лицом появляется рука в белой перчатке. Я беру ее, выхожу на красную дорожку, ведущую вверх по лестнице на веранду, а затем в вестибюль гостиницы. Линия зонтов защищает меня от дождя, и я делаю шаг прочь от кареты, чтобы освободить место для Адама. Он спускается, одергивает смокинг, а потом его взгляд устремляется на меня.
Адам улыбается мне, и я замечаю нервозность в его глазах. Если уж он нервничает, то мне нужно быть просто в ужасе.
Так и есть.
— Готова? — спрашивает он, предлагая мне локоть.
Я хватаюсь за его руки.
— Нет.
Адам смеется.
— Да, я тоже. Ненавижу все это. — Он смотрит мимо меня, вверх по лестнице, где непрерывно выстреливают вспышки, потом обратно на меня. — Слушай. Это может быть... ужасно. Они не ожидают увидеть тебя, так что у них появится миллион вопросов. Не отвечай, ладно? Просто улыбнись, изобрази несколько поз и не позволяй им увидеть твой страх. Знаешь, они, как акулы, могут учуять его.
— Они?
Адам хмурится.
— Папарацци, фотографы, журналисты.
Колени начинают дрожать.
— Папарацци? — Я либо забыла, либо не осознавала то, что здесь будут СМИ. Во что, черт возьми, я вляпалась?
Он расправляет плечи, делает быстрый вдох и улыбается мне.
— Знаешь, что? Забей. Все, что тебе нужно сделать, это быть собой. Ты гарантированно будешь самой красивой женщиной. Просто держись уверенно, хорошо?
Уверенно. Я могу это сделать. Он попросил меня пойти с ним. Он не сделал бы этого, если бы не хотел. Он думает, что я – самая красивая женщина в зале.
Выпрямляю спину, расправляю плечи, поднимаю подбородок и улыбаюсь ему.
— Пойдем.
Его улыбка становится шире, глаза рассматривают мое лицо, затем тело. Он наклоняется, прикасаясь губами к моему уху.
— Вот это моя девочка.
Его девочка? Мне, наверное, повезло.
Он идет вперед, и я подле, следя за походкой. Мне непривычно ходить на высоких каблуках, так что это создает некоторые проблемы, требующие внимания. Я слышу щелчки камер и хлопки вспышек, гул голосов все громче и громче, и когда лестница заканчивается, оказываюсь окруженной стеной людей за красными бархатными веревочными заграждениями, и все они кричат мне и Адаму.