История Билли Морган

Ложь легко и плавно соскользнула с моего языка. Отстраненная часть меня, наблюдающая со стороны, удовлетворенно кивнула. Другая часть залилась отчаянными солеными слезами, которые жгли как кислота. Припев из старой песни «Клэш» зазвучал в моей голове «Прямиком в Ад, ребята…» [54] Да, меня отправят прямиком в Ад, если в этом мире или в грядущем есть правосудие, прямиком туда.
– Да, да, я понимаю. Ты права, как всегда. – Натти печально улыбнулся. Мое сердце заныло от любви. – Надо быть спокойным, ага? Я хочу сказать, я… знаешь, может, я не должен так говорить, но иногда я страшно злюсь на отца, понимаешь? Я с ума схожу. Как он мог просто уйти, бросить маму, меня, он же должен был понимать, она ведь не сильная. Может, у него были причины, но это… это неправильно, понимаешь?
Да, милый, я понимаю. Разумеется, ты так чувствуешь, это вполне естественно. Но, послушай, потому ты и должен сохранять спокойствие. Не стоит горячиться. Ты ведь знаешь свою бабку, это ее конек.
– Да, верно. Какая-то репортерша из Лондона приезжает повидаться с ней и все такое. Она все это затеяла, эту кошмарную хренотень.
Во рту у меня пересохло. Плохо уже то, что фотография Терри появилась в газете, вместе с двадцатью другими, но репортер? Какого черта репортеру приезжать в Брэдфорд из Лондона, чтобы поговорить с миссис Скиннер? В этом нет никакого смысла.
Натти продолжил, повращав плечами, чтобы расслабить мускулы.
– Глупость, по-моему. Они позвонили бабке, вот почему она здесь, хочет командовать мамой; она думает, что станет теперь знаменитостью…
– Но, Натти, я не понимаю, почему…
– Ну, они хотят написать про нее, про нас. Черт, я не знаю. Не знаю, эта девка сказала – интересная человеческая история. Они собираются, ну, не знаю, хотят написать про то, как исчезновение отца нас обломало или что-то вроде. Ну, как они обычно делают, ты же знаешь. Бабка довольна, думает, ее пригласят в телик и все такое. Ногти себе специально сделала, старая тупая…
– Натти, не надо. Не надо, в конце концов, она твоя бабушка. Я знаю, знаю, но ничего не поделаешь. Нам придется с этим жить и…
У Натти зазвонил телефон. Вытащив его из кармана, он щелкнул по нему и ответил с бессознательной грубостью, присущей его поколению. Я вздохнула, затем жестами показала ему, что иду в другую комнату. Он кивнул. Проходя мимо, я погладила его по дредам. Не прерывая разговора, он обвил рукой мою талию, притянул меня к себе и, пободав головой, отпустил. Совсем как Чингиз, подумала я, когда хочет показать, что любит меня, но не желает поступаться принципами мачо. В конце концов, что мог подують собеседник Натти, если б Натти сказал: «Погоди, дай тетушку обнять, ну, ты понимаешь?»
Я возвращалась в гостиную, голова невыносимо болела; в дверь ввалился Мартышка и чуть не сбил меня с ног. Я пошатнулась и ухватилась за пальто, висевшее в крошечной прихожей.
– Ли, полегче, торопыга.
Я выпрямилась. Мартышка, одной рукой комкая пачку сигарет, а другой вытаскивая из кармана пакетик клубничных конфеток «Кампино», испуганно посмотрел на меня и невнятно забормотал извинения.
– Претите, претите, мисс, но мисс, мисс, в магазине сказали, что отец Натти в газете, мисс, а я не… я сказал, что ничё не знаю, и они сказали, что Натти будет знаменитый, и сказали, что миссус… они что-то плохое сказали, мисс, они сказали…
Я знала, что они могут сказать про Джас, или миссус, как ее всегда называл Мартышка.
– Хорошо, все хорошо, Ли. Успокойся, успокойся, милый. Про газету это правда, там история про то, почему пропал папа Натти, понимаешь? Все в порядке, Ли, правда. Отнеси Натти сигареты. Может, сделать ему еще чаю, а?
Мартышка нырнул в кухню, и я услышала хриплый скрежещущий голос миссис Скиннер, занудно бубнящей на одну из ее любимых тем:
– Опять этот мелкий уродец? Страхолюдный маленький придурок! Будь моя воля, такую шваль давно бы передавили, уничтожить бы их…
Я услышала, как Джас слабо протестует: Мартышка Равный, хороший парень, не его вина, что он такой некрасивый. Она всегда так говорит, потому что он все время на подхвате; возможно, приносит наркотики (я не спрашивала), а не только пиво и сигареты для нее и ее любимого сына. На самом деле, будь он даже помесью Квазимодо с Ганнибалом Лектером, Джас было бы наплевать; он был для нее тенью, как и большинство окружающих. Она бы даже не заметила, если бы в один прекрасный день он упал замертво и больше никогда не появлялся в квартире: «Ох, – сказала бы она дрожащим голосом, если бы кто-то упомянул о его кончине, – какая жалость, бедняжка». Но укол героина – и тебе сразу хорошо, и всё по фигу. Я помассировала виски, пытаясь облегчить головную боль. Если бы Джас сейчас предложила мне что-нибудь из своей драгоценной дури, искушение было бы сильным. Как получилось, что я оказалась здесь, слушаю миссис Скиннер, местный ответ Еве Браун, когда голова раскалывается и вся жизнь разбивается вдребезги? Почему? Почему это случилось со мной? Старая детская жалоба зазвучала у меня в голове: Так нечестно, так нечестно.
Болтовня миссис Скиннер вернула меня к реальности, от которой не убежать. Честно или нет, но что сделано, то сделано, и мне нужно разобраться с этой старой сукой, которая нас изводит.
– Ну, может, и так, Джасмин, но на что годятся такие тормоза, хотела б я знать? Я хочу сказать, боже помоги стране, если он нарожает таких же психов, это ж опять какие расходы для правительства…
– Ли – не заторможенный, миссис Скиннер. У него есть проблемы, вот и всё. А у кого их нет? – Я пыталась говорить не слишком ядовито; мне нужно было выяснить, что же она сделала. Я не хотела спровоцировать ее на очередную тираду.
Она разъяренно вздрогнула, ее подбородки заколыхались.
– Проблемы? Это все из-за таких, как ты; вы носитесь с этими слабоумными. Чертовы благодетели! Вот почему Англия катится к чертям…
Я прервала ее прежде, чем она оседлала любимого конька:
– Хорошо, мы тут с вами не согласны, да, миссис Скиннер? Но эта заметка очень впечатляет, это, эээ, показывает, как решительно вы настроены разыскать Терри, да? И они пришлют настоящего репортера с вами об этом поговорить. Замечательно, правда?
Слюна застряла у меня во рту от такой грубой лести, это уязвило мою гордость – все то же кошмарное высокомерие, что ввергло меня в беду. Я не переваривала ее тупого сынка, и то же самое относилось к ней. Я вдруг вспомнила старое время, когда «овощи» вроде Полин Скиннер не заслуживали даже моего презрения. Лицо Карла возникло у меня перед глазами: как ему удавалось держать себя в руках, когда людишки, подобные Терри, действовали ему на нервы? Я решила подражать его спокойствию, его самоконтролю: миссис Скиннер – просто средство для достижения цели, вот и все. Ничего личного. Я изобразила некое подобие дружеской заинтересованности.
Мне удалось ее обмануть. Тщеславие временно взяло верх над агрессией.
– Не согла… а, ну да. Но ты права насчет газеты. Как только я увидела статью, я подумала, неплохо, написала им и послала фото моего парня. Как сказала репортерша, материнская любовь, миссис Скиннер, самая сильная вещь на свете…
– И она приезжает поговорить с вами лично? Из Лондона? Ну, должна вам сказать, это уже успех. И когда она приезжает?
Миссис Скиннер глупо ухмыльнулась и уже была готова ответить, когда Джас, которая, казалось, вырубилась на диване, вдруг заговорила: голос у нее был невнятно-сонный:
– Я любила его. Я любила Терри. Не знаю, почему он бросил нас, меня и Натти… Когда она придет, эта девчонка, я скажу ей, что любила его и сожалею, если чем его обидела…
Кровь прилила к вислым щекам миссис Скиннер, ее толстые губы сжались, точно кто-то дернул за шнурок и их стянул.
– Ты ничего не понимаешь, чертова наркоманка! Ты позорище! Ничего удивительного, что мой мальчик сбежал… На хрен он связался с черномазой нарк…
– Достаточно, миссис Скиннер. Я хочу сказать, не стоит спорить перед репортером, верно? Они могут отказаться, если решат, что семья у вас недружная; вы же знаете, как они любят во всем копаться. И, честно говоря, то, что вы сделали, просто поразительно, верно? Вы ведь не хотите все испортить. Это всего лишь мое мнение, поскольку я не член семьи, но мне хотелось бы считать себя другом семьи, если вы понимаете, о чем я.