Лондон. Темная сторона (сборник)
Моя жизнь складывалась неплохо. Я шел в гору – не слишком быстро, но, с другой стороны, куда мне спешить-то? Торговал потихоньку: чуть-чуть амфетаминов, немного героина, ну и кокс, конечно. Сам я все это дерьмо не возил, получал по своим каналам от разных тупых ублюдков, которые, в случае неприятностей, и будут за все отвечать. А я оставался в тени, сбывал товар страждущим и не напрягался особо: кружечка-другая в пабе, караоке четыре раза в неделю, игровые автоматы, а по воскресеньям – полный отрыв и танцы до упаду. Копам я исправно отстегивал их долю, и все были довольны. Никто, конечно, не разбогател всерьез, но кое-что вполне можно было себе позволить. Например, место на парковке, а это, как ни крути, немалая перемена к лучшему. А еще – неплохая квартирка на Электрик-авеню. Я арендовал эту хату вполне законно, но выглядела она так, как будто в нее самовольно заселились; ни один воришка в здравом уме не полезет в такое место. Я обставил свое жилище мебелью от Хила и украсил его всякими интерьерными штучками, вроде плетеных фигурок и корзиночек. Обожаю такие прибамбасы, они генерируют позитивные вибрации. И никаких женщин, я дорожу своей свободой. Естественно, в ночь с пятницы на субботу я подбирал какую-нибудь лисичку и приводил к себе, но все лисички неизменно выметались часа в три ночи. Постоянное общество мне ни к чему. Только впусти в свою жизнь какую-нибудь красотку, и конец кровью и потом заработанной независимости. Под половицей у меня заначка: кокс, пятнадцать тысяч и ствол. А бейсбольную биту я держу возле постели.
А потом я встретил Келли. Я был в «Холодильнике», смотрел совершенно идиотское шоу, которое все почему-то хвалили. Боже, ну и мерзость, хоть бы кто-нибудь им намекнул, что все их якобы крутое представление отдает мертвечиной. Потом я спустился в паб, хотелось промочить горло, чтоб отбить гадкий привкус от спектакля. Заказал пинту горького и услышал: «Как раз под настроение».
Женщина под тридцать, из поздних готов: макияж, тряпки, мироощущение – все у нее такое черное-пречерное. Я ничего не имею против готов, они безобидны, так что пусть себе самовыражаются. Ее лицо не было ни красивым, ни даже миловидным, но в нем чувствовалась жизненная сила. Я бросил на нее свой лучший лондонский взгляд с множеством брикстонских оттенков; этот взгляд ясно говорил: «Отвали». Она почувствовала, что необходимо объяснение, и сказала:
– Горькое в самый раз к горечи на твоем лице.
Я спросил на американский манер:
– Я тебя знаю?
Она рассмеялась:
– Пока нет.
Я взял свое пиво и отодвинулся. Ее окружали другие готы, но именно она была центром, огнем, вокруг которого они роились, как мошкара. В ее глазах был странный зеленый отблеск, из-за которого в них так и хотелось заглянуть. Я встряхнулся и пробормотал себе: «Берегись!» Только за второй пинтой я рискнул снова взглянуть на готскую даму; она посмотрела на меня в упор и подмигнула. Я взъярился, действительно, какого рожна? На посошок мне достаточно, я же не пьянчуга какой-нибудь. Это дерьмо слишком быстро становится привычкой, а я не хочу спиваться; у меня совсем другие жизненные планы. Отодвинув пустую кружку, я направился к двери. Она тут же подошла ко мне и спросила:
– Купишь мне кебаб?
Я услышал в ее голосе ирландские ритмы, она словно выпевала слова. Я остановился и спросил:
– С чего это ты вдруг?
Она улыбнулась:
– Я проголодалась, а одной ужинать не хочется.
Я обвел рукой помещение:
– А как же твой фэн-клуб, разве поклонники не составят тебе компанию?
Она насмешливо улыбнулась, скривив губы, и меня вдруг потянуло поцеловать ее. В голове гудело – будь здоров. Да что за ерунда со мной происходит?
– Обожание порой утомительно, подонок.
Я тащусь от этих лондонских шуточек. «Подонок». Для чего она это сказала? Вряд ли чтобы мне польстить…
– Не знаю. Не знаком с такой концепцией.
Она заразительно рассмеялась и сказала:
– Зачем такие сложные слова? Концепция – это что-то вроде контрацепции?
Не понимаю, почему я решил купить ей этот несчастный кебаб. Может быть, чтобы отвязалась, а может быть, из любопытства. Мало ли что эта готка еще отмочит. Она предложила поесть в парке. Я спросил:
– Ты рехнулась? Там же военная зона.
– А от тебя стоит держаться подальше, – она процедила это так, как будто я был виноват во всем дерьме, которое когда-либо случалось в ее жизни. Или просто искала, на кого вызвериться. Я сказал ей, что живу за углом, и она мурлыкнула в ответ:
– У, какой скорый. Мамочка предостерегала меня от общения с такими, как ты.
Я откусил от кебаба; как и следовало ожидать, он оказался безвкусным и несвежим. Ничего не оставалось, как спросить:
– Такие, как я, это незнакомцы?
Она запустила свой кебаб в воздух.
– Нет, англичане, – и, проводив взглядом шлепнувшийся на дорогу кебаб, пропела: – Покормим птичек.
Привести ее к себе домой было моей первой, но не единственной ошибкой. Не понимаю, что на меня тогда нашло, но я был как под гипнозом. Она оглядела мою квартирку и, да, я чертовски возгордился, до чего у меня славно.
– Кто здесь живет? Пидор-перестраховщик с уклоном в мазохизм?
Уела так уела. Я попытался парировать:
– Ты возражаешь против порядка или тебя пугает чистота?
Вот дрянь, защита – всегда самый верный путь к поражению. Она пришла в восторг, подвинулась поближе, провела мне языком по шее, мгновение – и мы уже слились в объятиях. При всем моем опыте эротических приключений никогда раньше у меня не было такого секса. Позднее, когда мы валялись на полу, и я пытался отдышаться, она спросила:
– Чего ты хочешь?
Она закурила. Обычно у меня дома не курят, но тут я почему-то не стал возражать. Я приподнялся, опершись о локоть, и заметил:
– Думаю, я только что получил то, чего хотел.
Она запустила окурком в направлении раковины. Нелегко было отвести глаза и стараться не думать, куда он упадет. Она сказала:
– Секс. Секс – это ерунда, мелочь. Я имела в виду: в жизни… как бы это сказать? По большому счету?
Я хотел жить без проблем, избежать тюряги, не упустить своего. И сказал:
– Ну, хорошая тачка не помешала бы…
Она оборвала меня:
– Дурь какая. Шикарные авто! Тачки для мужиков теперь вроде фаллического символа, у кого навороченнее, тот и круче. По мне, так обычной колымаги довольно.
Ее голос так и сочился желчью. Прежде чем я успел раскрыть рот, она продолжала:
– Я хочу загрузиться. Чем-нибудь покрепче. Понимаешь, о чем я?
Я чуть не проболтался о заначке под полом. Но удержался и спросил:
– Ну, загрузишься. А дальше что?
Она перестала одеваться и уставилась на меня, как на умственно отсталого:
– А дальше, черт тебя дери, все на свете.
Она направилась к двери. Я спросил:
– Уходишь?
Мне всегда хотелось, чтобы телки исчезали, как только нужда в них отпадет. А тут вдруг…
Подбоченившись, она подняла бровь:
– Думаешь, готов ко второму раунду? По мне, так ты настолько выложился, что тебе нужна как минимум неделя перед новыми подвигами. Или я ошибаюсь?
Да уж. Раньше бабы всегда были мною довольны. Но вместо того, чтобы велеть ей покрепче закрыть за собой дверь, я почти прохныкал:
– Когда мы увидимся?
С самодовольной улыбкой, сияющей, словно неоновая вывеска, она сказала:
– Я тебе позвоню.
И ушла.
Она не позвонила.
Я вернулся в паб, но ее там не было. Ладно, я еще несколько раз туда заглянул, спросил о ней у бармена. Мы давно с ним знакомы. У наших отношений, как говорится, есть история, и она не слишком плоха. Он удивился и переспросил:
– Ирландская цыпочка, да?
Я сокрушенно кивнул, противно было признаваться этому пройдохе за стойкой, что мне что-то нужно. Раз он со мной треплется, значит, треплется и с другими тоже. Того и гляди, поползет слушок, что я… как бы это сказать… поддался? Нет, хуже, раскис. И все, считай, я покойник, ко мне сразу же сползутся все хищники из окрестных городских джунглей. Бармен уставился на меня: