Старица
*
МОРОЗ И СОЛНЦЕ
Чета Опенкиных взяла под крыло нашу птенцовую семью - медовый месяц все еще длился. Для начала был принесен удлинитель и гигантская фото-вспышка, которая вспыхивала, когда надо и не надо. А от бухты удлинителя окрестные старушки шарахались, словно от бикфордова шнура.
Снимали строго по схеме. Аленушка верховодила - выбирала ракурсы. Мне оставалось вносить в фотопроцесс здоровую хулиганскую струю. Но росно в одиннадцать все было кончено. Пленка - ек! И мы рванули на стойбище косуль.
Мороз и солнце. Набрали душистого хлеба в столовой и по дороге (времен еще Барятинских) ушли в сторону княжеских куртин. Что это за чудо! Не сравнить с московскими парковыми "баскетами". Вроде тот же английский ландшафтный парк со слегка подчеркнутой прелестью природы.
Все как бы "то, да не то". Буйная, вечно-не-спяшая зелень. Вот зеленые ермолочки сосен. Или темно-зеленый таинственный ельник. А вот здесь пламенно-красный мазок и воздушная рощица - рукою подать. Пара косуль интимно скользнула сквозь водопад веток. Совсем рядом. Мы не стали мешать.
Вдруг грохнули два-три выстрела. Надеемся - мимо! К "двум нам" добавился синий "Москвич". Сразу же в лесу застучал топор дровосека. Ретируемся аккуратно, с независимым видом.
По дороге освоили несколько прозрачно-скользких блюдечек, полных кленовых листьев, по которым плавно скользила моя фигуристка. Под занавес навестили чугунную, грустную птичку на другом берегу пруда.
*
РЫЛЬСК И РЫЛО
Отпускной народ отправился на двух автобусах в Рыльск - столицу Рыльского края. Вокруг зеленели взошедшей озимью жирные курские черноземы. У въезда в город развилка: в Глухов или в Глуховку - на выбор. Колют небо и сердце безъязыкие колокольни. Мерзость запустения в церквах: безбожники поработали, засучив рукава. Городок нынче неопрятен, сирот и нищ. Тишина, тоска и неторопливость. Лишь ветер клубит черноземную рыльскую пыль. А местная речка называется запросто: Рыло.
Две комнатки местного исторического музея - это сокровищница окрестной природы и Марьинского дворца. В остальных - наше недавнее прошлое. Старые карты и фотоснимки города Рыльска. Все, что было взорвано, разграблено, сметено в безответное Небытие. Герб города - кабанья голова на золотом фоне и три улепетывающие курские, голосистые куропатки.
Марьинские живописные шедевры - это отдельная поэма, которая уместилась в одну небольшую комнатку. Все остальные сокровища разошлись в несколько десятков музеев страны. Да и эти остатки чудом уберегли от хищных столичных музеев всех рангов и разной совестливости.
Новоявленные рыльские коммерсанты даже сущими пустяками торгуют с ними "по прописке". Как будто их задача - никому ничего не продать. Настоящий хозяин давно выгнал бы таких продавцов в одночасье. В общем, впечатление от нищеты российской глубинки довольно тягостное. Все тот же кумач знамен, прикрывающий беспросветность. На улицах вообще нет счастливых, спокойных лиц. От этого покалывает сердце. Сжимаются кулаки и желваки, а ногти скребутся в ладонь.
*
ИЗБИЦКИЙ ДОМ
Марьинским - в честь супруги - дворец стал не сразу. Первоначально Барятинские назвали его по имени речки Избицы: Избицкий дом.
Архитектура этого "домика" уникальна. Та комната со сводами, которую мы вначале приняли за пытошную, обладает потрясающей акустикой. Люди, стоящие в диагональных углах, могут шептаться, а человек, стоящий между ними в центре этого зальца ничего не услышит. Звук "обежит" его по ребрышкам сводов и потаенным складочкам потолка.
Есть своя маленькая тайна и у фальшивого балкончика, выходящего извне на разъездную клумбу, а внутри дворца - на зимний сад с "пальмами в огороде". Дело в том, что попасть на этот балкон можно было с одного из двух внешних балконов через центральное окно-дверь. И больше - никак. В овальном зале Барятинскими давались балы. Оркестр из тридцати виртуозов-крепостных располагался под куполом на круговом балконе.
В голубую приемную залу, куда гости приглашались на десерт и наливки (семь видов которых поставлялись к царскому столу), крепостные девушки имели право войти только через скрытую дверцу и винтовую лесенку с кухни.
Старинная мебель черного дуба, как и наборный паркет, сохранила свой аромат, руки и вкус мастера даже спустя два столетия. А более позднюю прибалтийскую мебель, сделанную уже на заказ, собрал и перетягивал внук мебельного мастера Барятинских, который жив до сих пор.
*
ПУШИСТЫЙ МЕТЕОРИТ
Оттепель сегодня слегка коснулась окрестности. Иней пропал, зато вылезла из-под снега ядовито-наливная, остренькая трава.
У порога на голову обрушивается капель. Большущие капли настырно лезут за воротник. А вдали клубится приозерный пар. Хотя чему там клубиться? Водного зеркала фактически уже нет, только робко сочится Избица по усохшему, чахлому руслу. А рядом - старица. До нее рукой подать.
По асфальту дорожек тарахтят фунтовые липовые листики-лопухи. А замерзшие лужи богато инкрустированы резным золотом бывших кленовых одежд.
Путь внезапно пресечен живым пушистым метеоритом. Это косуля, взбрыкивая опушенной спинкой, промчалась прямо перед нами, закинув чуть назад и набок головку и сверкая матово-темными фарами глаз.
*
О Ж И Д А Н И Е
Внутреннее убранства дворца требует неспешного пристального осмотра и осмысления.
"Комната печали" княгини Марии Федоровны по истечении времени, к сожалению, превращена в заурядный "люкс".
А великолепный будуар - в пыльное книгохранилище.
Магнитящая взор монограмма на стеклянном плафоне круглой бальной залы, по-видимому, означает, что в этом дворце жило не одно поколение аристократов.
Ныне княжеское потомство прижилось в Швейцарии.
Но здесь по-прежнему затаенно чего-то ждут...
*
МИССИЯ КНЯЗЯ БАРЯТИНСКОГО
Не употребляйте божьего дела для
своих пристрастий, дайте возрастать
свободно насаждению Петра Великого.
Великие люди держатся друг за друга,
и этим держат родную землю:
крепкое державство!
В 1773 году русским посланником при Версальском дворе был назначен князь Иван Барятинский. Ему предписывалось прежде всего называться "Легатус", то есть полномочный министр, и ни за что не отступать от этого требования: "чтоб господин Генерал-майор во все время будущего министерства, наблюдая скромное звание породы, подать о себе выгоднейшие импрессии и сделать персону свою приятною Двору и всей публике, а особливо министерству. Ибо сей путь есть лучший, надежнейший и кратчайший к приобретению общего почтения и поверенности".
Венский двор, видя союз России с Пруссией, стал потворствовать французским интересам на счет русских. "Франция сугубо огорчилась, чувствуя, что инфлуэнция России рождается и основывается на приметном ущербе собственно ей". Первенствующий же министр, дюк Шуазель, полагая в том персональную свою честь, стал хвастаться позволенными и непозволенными, используемыми им способами, а также их результатами. "Он, бья в набат у всех Франции союзных дворов, распространил повсюду свои интриги".
"В Швеции, растравляя разномыслие нации, искал он всеми мерами опровергнуть вольности ее и тем самым сделал для нас из сей короны опасного и активного соседа. Данию обольщал выгоднейшими предложениями, внушая ей прямо, что Россия ее обманет. В Польше вселял между легкомысленными и суеверными людьми фанатичество, а когда оно полным пламенем возгорело, в то же время мятежникам, оружие противу нас восприявшим, помогал не только тайно, но и явно советом, деньгами и людьми".
"Главное же его стремление было при Порте Оттоманской, где самые ненавистнейшие средства истощены были к приведению ее на войну". Словом, везде французские шиканы и обиды. Сюда относится "учиненное вдруг нескладное затруднение в корпусе королевских Ее Императорскому Величеству грамот, несмотря на прежние примеры, а также и нахальный захват в Лондоне у нашего посла занятого им места в королевском дворце и на публичном бале".