Первый из могикан

Евгения Зинаидовна дружелюбно улыбнулась:
– Видишь, я не боюсь заранее говорить тебе о предстоящих преобразованиях. Я не верю, не убеждена – все это не те слова, – я просто знаю, что так и будет. Какой же тебе смысл оставаться в кадрах сугубо подчиненного подразделения, вдали от настоящих дел, так сказать, ехать на прицепе, а? Подумай. У нас ты принесешь больше пользы. Само собой разумеется, твоя работа будет по достоинству оценена. Такой шанс выпадает людям нечасто, уж ты мне поверь. Что ты скажешь о производстве в следующий чин и солидной прибавке к окладу? Это можно будет устроить уже в ближайшие дни, так сказать, авансом…
– Не люблю брать авансы, – Ольга покачала головой, – особенно когда не знаю сути дела. Прошу извинить меня.
– Суть дела… – Поморщившись, Евгения Зинаидовна побарабанила пальцами по крышке стола. – Суть дела можно выразить одним словом: скверно. Или двумя: крайне скверно. Везде, всюду. Очень серьезное положение. Ты ведь не дурочка и должна сама понимать: с бухты-барахты объединять Департамент федеральной безопасности и Министерство порядка никто не станет. Выводы делай сама. Более подробной информацией пока могут располагать только наши сотрудницы…
Пауза вышла весьма многозначительной.
– Жаль, что я не ваша сотрудница, мэм, – вздохнула Ольга. – Я могу идти?
– Еще нет. Если ты отказываешься у нас работать или еще не приняла решение, это дело твое. Во всяком случае оставляю тебе время до завтра – подумать. Предложение пока остается в силе. А сейчас я прошу тебя ответить на несколько частных вопросов… не напрягайся так, они не связаны с твоей профессией. Ты родилась в сто пятьдесят четвертом году, верно?
– Да, мэм.
– В августе сто шестьдесят третьего ты с мамой отдыхала у родственников в поселке Благостном близ Камышина. В конце того же месяца, уже в Москве, ты была помещена в детскую инфекционную больницу номер три. Что с тобой случилось?
– Краснуха, мэм. Я помню, как это было. Продержали три недели в больнице и все время что-то кололи, я ни сесть, ни лечь нормально не могла… Потом выпустили.
– Только краснуха? Тебе не говорили, что у тебя развился постинфекционный энцефалит? Нет? К счастью, он не оставил никаких последствий. Но меня интересует другое: недели примерно за две до твоей госпитализации у тебя начались обмороки, один раз к тебе даже вызывали врача. Если не ошибаюсь, из-за этих обмороков твоя мама благоразумно решила прервать отдых раньше намеченной даты, не так ли?.. С тобой все в порядке? Быть может, воды? Чаю? Кофе?..
– Не надо, мэм, – сказала Ольга. Ее колотило. – Я в порядке.
– Тогда продолжим. Насколько можно судить по медицинским документам, касающимся твоего детства, до того случая ты никогда не страдала внезапными обмороками и не имела к этому никакой склонности. Известно, что обмороки у здоровых детей случаются, как правило, в результате перенесенной психической травмы. Плюс ослабленный иммунитет, это как правило. Очень возможно, что твоя краснуха и твои обмороки были следствием одного и того же события, которое… Тебе плохо?
– Н-нет, мэм…
– На, выпей воды. Так вот, нас интересует… извини, что я касаюсь данной темы, я понимаю, как тебе тяжело, но нас интересует то, что в августе сто шестьдесят третьего года столь сильно напугало тебя, девятилетнюю. – Евгения Зинаидовна понизила голос, глядела сочувственно, уместно вздыхала. – Поверь, нас интересует только это. Если тебе тяжело вспоминать, у нас есть специальные щадящие методы…
Зубы Ольги стучали о стакан.
– Что ты скажешь о беседе под гипнозом? Так тебе будет гораздо легче. Единственное, что требуется – твое согласие. Надеюсь, ты не подозреваешь меня в попытке выудить у тебя служебную информацию?
– Н-нет, мэм…
Надо было собраться. Надо было как следует разозлиться на себя, и Ольга начала злиться. Поставила стакан на стол, умудрившись не расплескать остатки воды. Эй, туловище, чего одеревенело? А вы, руки? А ну, прекратить дрожать! А вы, зубы, можете пока поскрипеть немного, это я вам разрешаю, а стучать – нет! Соберись, рохля, на тебя смотрят. Грудь колесом, хвост пистолетом. Во-от таким! Кремневым, седельным.
– Гипноз не нужен, мэм, – сумела сказать Ольга и решительно помотала головой. – Я готова рассказать.
– Так что же тебя напугало?
– Близ того места, мэм, был подготовительный интернат для эксменов. В перелеске возле его забора я собирала грибы… мама иногда отпускала меня одну. Однажды мне показалось… м-м… показалось, что один эксмен-подросток телепортировал сквозь ограду. – Ольгу чуть было вновь не начало трясти, но она справилась. – Я убежала. Все это звучит нелепо, я понимаю. Наверное, мне просто напекло голову, вот и померещилась такая жуть. А может, кто-то из поселковых девчонок просто-напросто устроил глупую шутку. Переодеться и подгримироваться ведь нетрудно…
– Разумные гипотезы, – улыбнулась Евгения Зинаидовна. – Ну и на какой из них ты остановила свой выбор?
То ли улыбка подействовала, то ли дружеский тон, но Ольга почувствовала себя увереннее.
– Затрудняюсь ответить, мэм. Ведь это было так давно. Страх свой помню, это точно. Какой-то совершенно дикий страх. Ведь я видела… то есть мне показалось, будто я видела то, чего никак не может быть. Ну примерно как если бы вдруг ожил древний динозавр, сам собой выкопался из земли и погнался за мной. Я прибежала домой и спряталась в шкаф. А потом начались эти обмороки… Обе гипотезы хороши, мэм. Они хоть что-то объясняют. Ведь не могло же на самом деле быть телепортирующего эксмена, уж это-то ясно…
Но вместо подтверждения данного бесспорного тезиса Ольга услышала:
– Он был старше тебя?
– Простите, кто, мэм?
– Тот, кого ты увидела, Наяву или только в своем воображении – сейчас это не слишком важно.
– Кажется, старше, мэм. Более рослый, это точно.
– Когда ты заметила его, он был за оградой?
– Я не знаю, он это был или она, – заартачилась Ольга.
– Он – это объект, – пояснила Евгения Зинаидовна. – Слово мужского рода. Никаких половых признаков я в нем не подразумеваю и ни на чем тебя не ловлю. Успокойся и соберись. Итак, в первый момент объект находился за оградой?
– Да, мэм.
– Ты слышала хлопок воздуха при телепортации?
– Да, мэм.
– А какие грибы ты собирала – помнишь?
– М-м… пожалуй не вспомню, какие в тот раз, мэм. Тем более что корзинку я потеряла. Но в тот год было много белых, лисичек и поддубней, это я помню.
– Отлично. Теперь постарайся припомнить, во что ты была одета.
– Наверное, в легкое платье и сандалии, мэм. Лето было с ливнями, но теплое. Как раз в сто шестьдесят третьем был рекордный урожай, потом еще в сводках много лет подряд все сравнивали с тем годом… Я потому и запомнила.
– У тебя хорошая память, – констатировала Евгения Зинаидовна. – Ну что ж, ты нам помогла, благодарю. А о моем предложении все-таки подумай. Ты сейчас к себе в Мытищи?
– Да, мэм. Разрешите идти?
– Счастливого пути. Советую сегодня не задерживаться в центре, поезжай домой сразу, лучше подземкой. Давай отмечу пропуск.
Как в стародавние времена, а может, и как в новые времена, но обязательно в аномальном месте, где то и дело невзначай всплывают реликты ушедших эпох и никто не удивляется этому, здесь сохранился ритуал проставлять начальственные автографы на бумажках с печатями. Как будто трудно было поставить нормальную систему и не черкать стилом по бумаге, а попросту послать с монитора команду папиллятору на выходном контроле… Оно, конечно, все гениальное просто, но все простое – гениально ли?
Удивление Ольги длилось лишь мгновение. Ошарашенного человека трудно удивить всерьез.
Конечно, надо было просто уйти. Но, великолепно чувствуя, что сейчас ее непременно поставят на место, Ольга все же не сумела удержаться от вопроса:
– Простите мою назойливость, мэм… Могу ли я спросить, как вы узнали о… о том давнем случае?
Реплика Евгении Зинаидовны была преисполнена иронии: