Феодал

Удивительно оригинальная мысль, надо сказать.
Зато очень простое лечение: вспомнить, что пути Господни неисповедимы, а чей там человек раб? Ну то-то. Словно сорвать подорожник, чтобы приложить к саднящей болячке. Плевое дело.
Отставив пустую пиалу, Фома с хрустом потянулся всем телом. Пора было двигаться дальше, а Юсуф… пусть себе молится. Он не обидится, что с ним не попрощались. Шейху виднее.
Кой черт шейх!.. Вечный жид. Только Агасфер брел, куда ему вздумается, а феодал описывает нескончаемые круги по феоду, вот и вся разница. Если хорошенько подумать, то окажется, что Агасфер устроился лучше.
Возле источника Юсуф последний раз поклонился, пошептал в ладони и начал скатывать плетеный коврик. Фома кивнул издали – пока, мол. И сейчас же Юсуф подбежал к нему, кося взглядом на жен и давая понять, что намерен сообщить шейху нечто важное.
– Человек… быть, – сообщил он севшим голосом.
– Что? – Фому развернуло на месте.
– Что? – испугался Юсуф.
– Ничего. Рассказывай.
– Человек. Один. Большой рост. Я видеть.
– Где? Кто такой?
Юсуф заторопился, глотая слова. Фома с трудом разбирал его скороговорку. Нет, Юсуф не знать тот человек. Нет, человек не заходить в оазис. Просто-напросто Юсуф видеть человек издали. Только он видеть, жены не видеть. Когда? Два дня назад, не больше. Видеть ли человек оазис? Надо думать, видеть, но ходить мимо. Вон в тот направлений. Почему не свернуть? Юсуф не знать. Юсуф есть сильно беспокоиться: почему такой странный человек? Ему вода совсем-совсем не нужен? Крейзи мэн? Ор бэд мэн?
– Может, и крейзи, – согласился Фома. – Наверное, крейзи. Не беспокойся, живи как жил. Вряд ли ты его увидишь еще раз. Но по сторонам все равно посматривай, о’кей?
Он и сам посматривал по сторонам гораздо тщательнее, чем всегда. Но только когда оазис Юсуфа пропал вдали, Фома снял с плеч рюкзачок и тщательно перерыл его. На самом дне прозябал в небрежении пистолет Марголина, спортивная мелкокалиберная модель, запасная снаряженная обойма и с десяток патронов, завернутых в ветошь. И оружие, и боеприпасы к нему были, конечно, эфемерными, выспанными с год назад скорее ради спокойствия феодала, чем по реальной необходимости обороняться или нападать. Нападать Фома ни на кого не собирался, а обороняться… от кого? Разве что от психа, чересчур ушибленного Плоскостью. От вооруженного агрессивного психа. Или от нескольких невооруженных. Всякое может случиться.
И хорошо было бы, если бы замеченный Юсуфом странный тип оказался всего-навсего обыкновенным сумасшедшим…
Куда хуже, если он душевно здоров.
 
Глава 4
 
– Ну, это вы, по-моему, поторопились с выводами, – раздумчиво сказал Георгий Сергеевич, помяв острый подбородок тонкими пальцами. – Почему обязательно сумасшедший? Вспомните, вы сами предположили, что у него была вода. Зачем же ему в таком случае сворачивать в оазис?
– Ноги сами понесут, вот зачем, – объяснил Фома. – Простите меня, но я знаю новичков лучше вас. Пусть новичок случайно вышел на оазис Юсуфа. Это маловероятно, но допустим. Всякие бывают чудеса. Пусть у него оставалась еще вода на дне бутылки. Предположим даже, что у него была полная бутылка воды. Но он отшагал порядочный путь, он худо-бедно начал понимать, что такое Плоскость, – и что же он делает, увидев воду, зелень, людей? С радостным воплем бежит к ним? Нет, спокойно идет мимо!
– Гм… А вы уверены, что он видел оазис?
– Юсуф так говорит. А что вы имеете в виду? Что чужак – слепой?
– Достаточно всего-навсего страдать близорукостью и потерять очки.
– Тогда бы он торчал у камня с надписью и ждал помощи. Хотя… он мог посеять очки уже после того, как ушел…
– Вот видите!
Как всегда, Георгий Сергеевич успешно пустил в действие бритву Оккама, отсекая лишние сущности. Мозг у него был аналитический. Впрочем, чего было и ждать от заслуженного школьного учителя математики с сорокалетним стажем, зубра среди методистов, автора учебников и дважды кандидата наук. Уж если он решал какую-то логическую задачу, то эмоциональную составляющую и близко не подпускал к решению.
С виду все было логично. И это в мире, напрочь лишенном нормальной логики!
Закипел чайник, выпустив в свисток на носике струю пара. Фома захлопотал, заваривая чай. И чайник с веселым когда-то рисуночком, ныне сплошь покрытый копотью, и заварочный чайничек, и фарфоровые чашки с настоящими блюдцами – все это, как многое другое, было выспано им и принесено сюда. С Георгия Сергеевича Фома не брал оброка, да и взять, по правде говоря, было нечего. Оазис был довольно уютный, с хорошим источником и настоящими деревьями, но один из самых маленьких. Не стоило и стараться взрыхлить здесь поле под пшеницу или ячмень. Несколько чайных кустов, два вишневых дерева, упорно отказывающихся плодоносить, делянка подсолнечника, чьи огненные головы смотрели во все стороны в напрасных поисках солнца, да маленький огород под призором никудышнего огородника – вот и все угодья. Какой уж тут оброк! Фома сам подкармливал хуторянина.
И было за что. Три года назад он встретил Георгия Сергеевича, полумертвого от жажды, но все же продолжавшего упорно сидеть возле надписи, сулящей помощь, и уже за это проникся уважением к разумному человеку. Вскоре, однако, выяснилось, что новичок катастрофически не умеет крестьянствовать, и с этим пришлось примириться. В конце концов, владения средневековых феодалов населяли не только крепостные и челядь. Бывало, жили у них в замках и шуты, и прикормленные священники, а иные предтечи вольтерьянцев, бравируя вольномыслием, держали всяких там звездочетов и алхимиков. О шуте Фома никогда не думал, и на роль алхимика пожилой математик вряд ли подошел бы, но средством для заполнения интеллектуального вакуума он оказался превосходным. Феодалу тоже надо время от времени отдыхать душой и телом. Душой Фома отдыхал здесь.
И не считал за труд напечь на большой сковородке оладьев из принесенной с собой муки – пусть пресных и несладких, но если ничего другого к чаю нет, сойдут и такие.
– Мне бы вашу уверенность, Георгий Сергеевич, – проговорил Фома, разлив по чашкам дымящийся чай. – Знаете, о чем я думаю? Он мог быть вовсе не новичок.
Георгий Сергеевич сейчас же прекратил дуть на чай, поставил чашку на блюдечко, придержал качнувшийся непутевый столик и приготовился внимать: брови поползли на залысый лоб, светлые и безмятежные, как у младенца, глаза уставились на собеседника. Не дождавшись продолжения, он крякнул.
– Игорь, друг мой…
– Я Фома, – возразил Фома. – Это я там был Игорем. Извините, я перебил…
– Ничего, ничего… Вы простите, но мне все-таки больше нравится имя Игорь. Можно я вас иногда буду так называть? Хотя, должен заметить, иной раз имя Фома вам замечательно подходит. Фома неверующий. Единственный апостол, проявивший хоть какое-то подобие научного подхода: «Если не увижу на руках Его ран от гвоздей, и не вложу перста моего в раны от гвоздей, и не вложу руки моей в ребра Его, не поверю». Правда, тот Фома не осуществил задуманное, а кроме того, не имел точных приборов для эксперимента, ведь человек совсем не похож на точный прибор… Но простим ему за давностью лет. Простите и мне некоторую ограниченность фантазии. М-да… Мне кажется, я дал наиболее вероятную версию. Вы не согласны?
– Согласен, но…
– Продолжайте, Игорь. Я с удовольствием вас послушаю.
– Он запросто мог быть не новичком, – упрямо повторил Фома. – Если это так, тогда кто он? Соглядатай? Шпион? Диверсант?
– М-м… с какой целью?
Фома вздохнул.
– Знаете, Георгий Сергеевич, вы, по-моему, думаете о людях только хорошее. А люди – они и на Плоскости всего-навсего люди. Разные. Хорошие и плохие. Иногда еще неизвестно, что лучше. Из самых добрых побуждений можно такого наворотить…
– Бесспорно, бесспорно, Игорь. Продолжайте.
– Он мог быть переселенцем. Помните, я говорил о такой возможности? Крестьянин не спелся с феодалом – ну и уходит. Тут круглый год Юрьев день. Как удержишь? Иногда феодал сам переправляет крестьянина соседу. Я переправлял. И мне переправляли. Многие хотят перебраться под крылышко к соотечественнику. На моей территории пять… нет, уже шесть оазисов заняты русскоязычными. У Бао Шэнжуя две трети крестьян – китайцы. А бывает иначе… Просит, скажем, хуторянин феодала отвести его к соседу – а феодал почему-либо не хочет его отпускать. Что тогда? Хуторянин копит злость, потом не выдерживает и уходит сам искать лучшей доли. Кое-какие обрывки сведений о соседях он обязательно имеет. Риск, конечно, велик, но иные доходят до цели. Одного такого я сам видел.