Это было в Праге. Том 1. Предательство. Борьба
Такая манера думать вслух стала свойственна Лукашу и хорошо известна его подчиненным. И теперь, познакомив Антонина с ходом своих рассуждений, он сказал:
– Получается довольно занятно, как ты находишь?
Слива должен был признать, что действительно получается довольно занятно.
Лукаш продолжал:
– Один гестаповец сбежал в свое время, другой – остался в Праге, замаскировался, и вот судьба снова свела их, и они узнали друг друга.
– Ага, – коротко обронил Слива.
– Допустим на малую секунду, что ты не патриот, а действительно тот предатель, за кого тогда себя выдавал. Как бы отнесся к тебе Гоуска при встрече?
Мысль начальника отдела теперь была совершенно ясна Антонину Сливе. Он ругал себя в душе за то, что не сумел сам додуматься до такой на первый взгляд простой вещи.
Антонин ответил:
– Как к сообщнику.
– Я тоже так полагаю. Да и ты к нему, на месте предателя, должен был отнестись не иначе. Тем более что с островного гестаповского пункта ни одного живого свидетеля не осталось.
– Да, из свидетелей никто не уцелел, – подтвердил Антонин. – За это я ручаюсь.
– Смотри, что получается! Хм… Особняк ему вернули Зенкл и Дртина, на службу устроил Рипка. Нет, нет, арестовывать его преждевременно. Это очевидно, даже если бы и не пропали изобличающие его материалы. Решим так: в ближайшие дни ты встречаешься с Гоуской. Обязательно встречаешься. Но сделай это так, чтобы не ты, а он тебя узнал первым.
– Понял. Все понял, – заверил Слива.
Антонин давно привык к своему новому положению, к новым отношениям с Лукашем. Тем не менее, когда Лукаш обращался к нему не на «вы», как требовала служба, а на «ты», он проникался к нему каким-то теплым, светлым чувством, скорее сыновним, нежели товарищеским. В такие минуты душевные силы его возрастали, и он готов был голову положить, но только выполнить как можно лучше поручения Лукаша.
2
Это осуществилось незадолго до начала занятий в министерстве внешней торговли. Гоуска торопился в должность и при выходе из дому столкнулся лоб ко лбу со стройным молодым человеком в форме Корпуса национальной безопасности. Надо было посторониться. Гоуска поднял голову, и в глазах его отразился ужас.
Он попятился, снял шляпу, в смущении прижал ее к груди.
Наконец он выдавил из себя короткую фразу:
– Мы, кажется, знакомы?
Антонин стрельнул по сторонам глазами.
– Господин Гоуска? – тихо проговорил он.
– А это вы, пан Барабаш? Господи Иисусе!
Антонин быстро оглянулся, потеснил Гоуску к выходу, взял под руку и прошептал:
– Не Барабаш, а Слива… Запомните: Слива.
– Слива? – переспросил Гоуска.
– Совершенно верно. Слива.
На улице Антонин освободил руку Гоуски, и они пошли вдоль по тротуару.
– Фамилию Барабаш вы совершенно забудьте. Вы понимаете меня? Это в наших общих интересах…
У Гоуски отлегло от сердца. Сомнений быть не могло: Барабаш переменил фамилию. Какая тревожная жизнь! Он почувствовал, что бывший Барабаш сильно взволнован, и решил его приободрить.
– Я рад… от души рад вашему новому положению.
– Не говорите так громко, – остерег его Антонин.
Гоуска понизил голос:
– Вы не уезжали из Праги?
– Нет.
Гоуска покачал головой.
– Откровенно говоря, я насмерть перепугался, когда узнал вас. Я не мог догадаться о вашей метаморфозе.
– Я был напуган не меньше вашего, – «признался» Антонин.
– Но как же нам быть дальше? – горячо заговорил Гоуска. – Я хочу вас повидать в другой обстановке и говорить, говорить. Но меня уже, наверно, ждет машина.
– Я тоже не располагаю сейчас ни одной свободной минутой, – сказал Антонин.
Гоуска предложил:
– Знаете что? Приходите завтра ко мне запросто. Я по-прежнему живу в своем особняке.
– Завтра? – Антонин сделал вид, что раздумывает.
– Да, завтра.
Антонин потер свой энергичный подбородок и подал Гоуске руку.
– Хорошо. Завтра я буду у вас. В восемь вечера для вас удобно?
– Вполне.
Крепкое рукопожатие, и Слива зашагал своей дорогой. Гоуска некоторое время провожал его взглядом. «Как ему удалось перекраситься? – думал он. – Кто ему помог? Какой все же дерзкий и рисковый парень! Ай-яй-яй!.. Надеюсь, завтра он выложит мне все начистоту». Гоуска усмехнулся.
Глава шестая
1
Божена встречала Нерича на вокзале.
Бледная от волнения, терзаемая самыми противоречивыми чувствами, она вышла на перрон, держа в руках букет осенних цветов. Божена испытывала и радость, и смущение, и страх перед тем, что должно сейчас произойти. Она боялась первой минуты, первого мгновения, когда Нерич выйдет из вагона и она увидит его. Она была уверена, что он сильно изменился и уже не тот Милаш, которого она любила, которого ждала, образ которого жил в ее душе. Может быть, и она уже не прежняя – и он разочаруется, охладеет к ней. Впрочем, не только этого боялась Божена. Чувство редко возникает с первого взгляда и так же редко умирает без причины. Другое тревожило и пугало ее. Будущее! Не обманулась ли она в своих ожиданиях? Вот сейчас, через несколько минут, подойдет поезд, выйдет Милаш, и все сразу изменится в ее жизни. Она перешагнет через порог в иной мир. Не станет привычной свободы, своих личных дел, забот и желаний. Жена, подруга любимого человека и в скором времени – мать. Что ж, когда-нибудь надо же переступить этот порог. Она любит Нерича. Что бы ни ожидало их в жизни, она останется с ним навсегда.
Придя к этой мысли, Божена немного успокоилась и стала прогуливаться по перрону. Но едва послышался гудок локомотива и шум приближающегося поезда, как ее снова охватило волнение. Бледная, она подошла к самому краю перрона и вместе с встречавшими смотрела вдоль пути, стараясь разглядеть среди скопления составов очертания надвигающегося локомотива.
Потом в глазах ее стало темнеть, и она закрыла веки. Поезд прогрохотал совсем близко. Открыв глаза, Божена увидела перед собой мелькающие вагоны. Из окон выглядывали улыбающиеся, настороженные, удивленные лица; их было так много, что Божена не успевала следить за ними. Поезд остановился, все с возгласами и криками устремились к вагонам. Божена тоже побежала, подняв над головой букет цветов.
Она не узнала Нерича, и если бы он не окликнул ее, она пробежала бы мимо. Милаш был не один. С ним рядом шли старик и пожилая дама… Очевидно, его спутники. Они протянули Неричу руки, говоря по-сербски. Об быстро отвечал, протискиваясь к Божене, и наконец оказался около нее. Смущенная, она протянула ему букет, но он не взял его, а только сжал ее руки и горячо поцеловал в губы. Божена вспыхнула и опустила голову. Нерич взял Божену под руку и повлек к выходу.
Он говорил без умолку, засыпал ее вопросами и, не дожидаясь ответа, спрашивал снова и снова. Божена смогла уловить только его восклицания: «Наконец-то я в Праге!», «Какая чудесная осень!», «А ты все такая же милая!», «Что нового?», «Я изменился, постарел?», «Ах, как я торопился и все боялся, что ты не придешь на вокзал!».
Да и не все ли равно, что он говорит! Ведь это говорит он, Милаш, ее Милаш, которого она так ждала и который теперь идет с ней рядом.
Голова немного кружилась. Как много здесь людей, непрерывно снующих взад и вперед! Они сели в машину. Шофер спросил:
– В гостиницу?
– Да… Впрочем, нет! – Нерич с улыбкой посмотрел на Божену. – Надеюсь, ты не переменила адрес?
Божена тоже улыбнулась и отрицательно покачала головой.
– Не торопитесь, – бросил Нерич шоферу, – мне хочется посмотреть Прагу.
А Прага была великолепна в этот солнечный осенний день. Золотом подернутые кроны деревьев украшали город. Мягкие сиреневые тени лежали на стенах домов и на тротуарах. Бездонное небо клубилось синевой.
Нерич с восхищением смотрел на улицы города и изредка поворачивался к Божене, чтобы выразить ей то, чем полно было его сердце.