Проклятые огнем
– Разрешите помочь, милорд?
Ответа он не ждал, впрочем, и не нужно было: мажордом осторожно окунул чистую тряпицу в глубокую пиалу, выкрутил ткань, стряхивая жирные капли обратно, и по комнате потек густой запах жасмина.
– Поставь на стол и можешь идти, Идгер, – это уже мальчишке.
Жасминовое масло оставляло на лбу жирные следы, а запах, казалось, клубился по всей комнате, но боль, грызущая голову, постепенно начала стихать.
– Спасибо, Бертвальд, – тихо выдохнул лорд.
Мажордом мягко кивнул, вытирая о чистую тряпицу пальцы от масла.
– У госпожи что-нибудь изменилось?
– Я заглядывал к ней в комнату с час назад, милорд, когда монаху передали ужин. Там все по-старому. Кажется, госпожа даже не приходила в чувство.
Монах. Еще одна головная боль, о которой сейчас не хочется думать. В лучшем случае, на который так хочется надеяться, этот бродяга сможет помочь Селинт. И что потом? Можно ли будет отпустить его? Но ведь он слишком многое видел… А если отец Мадельгер захочет направить свои стопы в столицу и рассказать Храму об увиденном? О маге воды, удерживающем пленницу, о самой Селинт, о Бертвальде, наконец? Что Храм решит сделать с лордом, столь близко общающимся с носителями запрещенной магии?
– Может, все-таки поужинаете, милорд? – Голос мажорджома отвлек мужчину от тяжких раздумий.
– Не надо… Все, что я сейчас хочу, это спать…
Его собеседник кивнул. Руки быстро засновали над подносом, что-то смешивая, сливая в один стакан:
– Выпейте, милорд, будет легче…
– Что здесь? – Адельмар, приняв из рук слуги бокал, принюхался к его содержимому, но запах жасмина, разливавшийся по комнате, глушил все другие ароматы.
– Гречишный мед, лимонный сок и грецкие орехи, милорд.
– Что-то новое, – хмыкнул мужчина, осторожно делая первый глоток.
– Старый рецепт из лаванды со страстоцветом вам сегодня не поможет…
Молодой лорд не запомнил, как добрался до кровати.
* * *Одиннадцать лет назад
За последние полгода Адельмар Сьер очень пристрастился к охоте. Поутру, свистнув собаку и даже толком не позавтракав, он срывался из дома и спешил в лес.
Если отец что и подозревал, то сыну он ничего не высказывал. В отличие от Хенно с Магрихом. Старшие братья поверить не могли, что охота может так увлечь. Нет, само по себе развлечение это хорошее, но каждый день шляться по лесам и в зной, и в дождь, и в стужу, не принося, в итоге, никакой дичи?! Это надо быть воистину буйнопомешанным!
Впрочем, дальше коротких шуточек братья не продвигались, и уже за это Адельмар был им благодарен. Впрочем, благодарность длилась недолго: Магрих очень быстро стал интересоваться, что же за дичь так влечет младшенького брата и не за юбками ли он охотится. И подобрать достойного ответа Адельмар, увы, не мог.
Впрочем, по весне братья смирились с причудами младшего Сьера и перестали язвить, а ближе к лету и вовсе забыли про странное увлечение.
Но на смену словам, срывавшимся с языка, пришла новая беда.
В тот день юноша, как всегда, рано поутру сорвался из дома. С полчаса бродил по лесу, собирая для сероглазой наузницы букет, принес его, еще пахнущий свежей росою, подруге и вернулся домой, когда уже стемнело.
Вернулся, для того чтобы услышать:
– Лорд-манор Сьер спрашивал о вас… мило… – Старик, стоящий на пороге, запнулся, не зная, как закончить фразу.
Пожилой Бадвин, бывший мажордомом еще у прадеда Адельмара, уже давно сдал – с трудом ходил, часто путал слова, запинался, забывал слова, но прогнать старого слугу нынешний лорд не мог, жалость к старику перевешивала все его недостатки.
Юноша кивнул:
– Сейчас подойду. Что-то важное?
Можно было, впрочем, и не спрашивать: Бадвин, не дождавшись ответа, поковылял прочь от двери, с трудом волоча ноги: кажется, он мгновенно забыл о том, что с кем-то разговаривал.
И эти шаркающие шаги, эта спина, медленно удаляющаяся по темному коридору, врезалась в память Адельмару так, словно это было вчера. Ведь именно после этого разговора с отцом и начал рушиться привычный мир…
Возраст Конберта Сьера, правителя лорд-манорства Ругеи, давно перевалил за половину века. Став вдовцом более пятнадцати лет назад, мужчина больше не женился и всех троих сыновей воспитал в строгости: Хенно, Магрих и Адельмар до сих пор обращались к отцу на «вы», несмотря на новую моду «тыкания», зарождавшуюся где-то в Дертонге, ни один из парней не мог похвастаться, что хоть раз сидел за столом отца в его кабинете, а заходя в апартаменты старого лорда, юноши почтительно останавливались в дверях.
Вот и сейчас Адельмар сделал несколько шагов и замер, на миг склонив голову в коротком поклоне:
– Вы звали, отец?
Несмотря на свой возраст, Конберт до сих пор был довольно крепким: темные волосы едва посеребрила седина, придав им оттенок соли с перцем, а морщины только начали появляться на лице. Да даже в седле мужчина держался еще уверенно.
Услышав голос сына, лорд вскинул голову:
– Да, Адельмар, подойди.
Пожалуй, надо было уже начинать беспокоиться: чтобы старый правитель разрешил младшему сыну приблизиться к своему столу?! Да это только Хенно дозволялось, и то только в те дни, когда лорд-манор решал, что наследнику пора заняться документацией.
Впрочем, губы Адельмара все еще горели от поцелуев Селинт, в голове стоял легкий дурман от ее взглядов и улыбок, а потому юноша и не подумал обеспокоиться. Безмятежно сделав несколько шагов, он остановился перед столом:
– Да, отец?
Конберт Сьер оперся подбородком на сцепленные пальцы рук, несколько долгих минут мерил сына взглядом – даже затуманенная любовью голова Адельмара начала соображать, что что-то не так, – а потом вздохнул:
– Через два дня ты едешь в столицу.
Сперва юноша не понял:
– Простите, отец?
На этот раз молчание длилось еще дольше. Кажется, Конберт и сам с трудом подбирал слова.
– Через два дня ты отправишься в столицу. На ближайшие пять лет.
Небо обрушилось над головой Адельмара, завалив весь мир своими обломками.
– Зачем?!
– В гвардейцы.
Лорд-манорство, как и любой другой феод, неделим. Старшие сыновья наследуют землю и титул, средние отправляются в армию, а младшим грозит или ученая степень, или постриг. Если бы Адельмара готовили к монашеству, в духовную школу он был бы направлен еще лет в шесть. А в столицу, служить при дворе, должен был ехать через два дня Магрих – это известно всем! Так почему?! Что творится?!
И Селинт… Селинт ведь останется здесь! Он не увидит ее пять лет! Долгих пять лет не сможет посмотреть в ее глаза, коснуться ее руки, услышать ее смех… Пять лет без Селинт…
А если она за это время встретит кого-нибудь другого?! Решит, что крестьянка – не пара дворянину, и найдет того, кто будет ей ровней?! Что тогда?!
– Но почему я?! Почему не Магрих? И почему именно сейчас?!
Скажи Адельмару еще сегодня утром, что он осмелится спорить с отцом, и юноша бы решил, что разговаривает с сумасшедшим. Но сейчас он уже не мог остановиться.
– Магрих сегодня днем упал с лошади и сломал ногу. Он не может ехать. А срок уже подходит.
– Магрих? Сломал?! Как его самочувствие?
Он же отличный наездник! Как это вообще могло произойти?!
– Магрих, – согласился отец. – С ним все в порядке, но ехать он не может, так что ты отправишься вместо него.
– Но…
– Через два дня ты едешь в Бюртен. Можешь идти. Ты свободен.
Выбраться из-под обломков рухнувшего мира Адельмару так и не удалось.
* * *Затушив свечи в спальне молодого лорда гасильником, Бертвальд Шмидт осторожно отступил на несколько шагов назад, нащупал ладонью прохладное дерево двери и, толкнув ее, неслышно выскользнул в коридор. Горящий в отдалении факел на стене слегка чадил и давал мало света, но и этих проблесков пламени было достаточно для того, чтобы мажордом мог мягко, не стукнув, прикрыть дверь в опочивальню хозяина и направиться по темному коридору, стараясь не шуметь.