Этан с Афона
Человек был огромный, как медведь, загорелый и обветренный; ладонями, толстыми от мозолей и мускулов, он мял и крутил кепку. Он уставился на Этана.
— А я ждал кого-нибудь постарше, — пророкотал он.
Этан потрогал чисто выбритый подбородок, потом застеснялся своего жеста и быстро опустил руку. Если бы у него была борода или хотя бы усы, люди не принимали бы его за двадцатилетнего юношу; а так они постоянно ошибались, несмотря на его шестифутовый рост. У брата Хааса на лице пробивалась бородка, примерно двухнедельной давности, жидковатая по сравнению с роскошными усами, означающими, что он — зарегистрированный партнёр с приличным стажем. Почтенный гражданин. Этан вздохнул. «Садитесь, садитесь,» — опять жестом показал он.
Посетитель сел на краешек стула, ломая кепку в немой мольбе. Костюм, надетый ради официального визита, немодный, и не впору ему, но безукоризненно чист и аккуратен. Этан подумал: во сколько же этому человеку пришлось встать сегодня утром, чтобы вычистить из-под ороговелых ногтей всю грязь — до последней пылинки.
Брат Хаас рассеянно хлопнул себя кепкой по бедру.
— Мой мальчик, доктор — что — что-то случилось с моим сыном?
— Э-э-э… А вам ничего не сообщили по комм-связи?
— Нет, сэр. Они только сказали, чтоб я приехал. Поэтому я выписал машину из гаража нашей коммуны, и вот я здесь.
Этан глянул в папку, лежащую у него на столе.
— Неужели вы приехали сегодня утром прямо из Чистых Ключей?
Медведь улыбнулся.
— Я же фермер. Я привык рано вставать. Да и ради моего мальчика я никаких усилий не пожалею. Это мой первенец, понимаете… — Он провёл ладонью по подбородку и засмеялся. — Ну, это, наверное, и так видно.
— Почему вы оказались здесь, в Севарине, а не в вашем районном Репроцентре в Песках?
— Это всё из-за СДБ. В Песках сказали, что у них больше нету СДБ.
— Понятно. — Этан откашлялся. — Есть какая-то определённая причина, по которой вы выбрали именно СДБ?
Фермер твёрдо кивнул.
— Это я решил после несчастного случая в прошлую страду. Один из наших ребят не с того конца подошёл к молотилке — и потерял руку. Обычное дело на ферме. Но говорили, что, если бы он раньше попал к доктору, то, может, руку и спасли бы. Наша коммуна растёт. Мы на самом краю терраформирования. Нам нужен свой собственный доктор. Все знают, что из СДБ выходят самые лучшие доктора. Кто знает, когда я наберу достаточно социальных кредитов на второго сына, или на третьего? Я хочу получить самое лучшее.
— Не все врачи — СДБ, — сказал Этан. — И уж конечно, не все СДБ — врачи.
Хаас улыбнулся, выражая вежливое несогласие.
— А вы, доктор Эркхарт?
Этан опять прокашлялся.
— Ну… вообще-то я — СДБ-8.
Фермер кивнул сам себе, как бы в подтверждение.
— Мне говорили, что вы — самый лучший врач. — Он жадно уставился на врача из Репроцентра, будто высматривая в лице Этана черты своего вымечтанного сын а.
Этан сложил ладони домиком над столом, пытаясь придать себе одновременно добрый и авторитетный вид.
— Ну что ж. Мне очень жаль, что они не сообщили вам больше ничего по комм-связи — не было никакой причины держать вас в неведении. Как вы, без сомнения, подозревали, возникли проблемы с вашим э-э-э… плодом.
Хаас поднял голову.
— С моим сыном.
— Э — гм — нет. Боюсь, что нет. Пока нет. — Этан склонил голову в знак сочувствия.
Лицо Хааса вытянулось. Потом он опять с надеждой посмотрел на Этана, сжав губы. — Может, это можно поправить? Я знаю, что вы поправляете генетические неполадки — если дело в деньгах, ну, я уверен, что мои братья по коммуне поддержат меня… Я отдам долги, со временем…
Этан покачал головой.
— Мы умеем лечить всего лишь десятка два распространённых отклонений — на пример, некоторые типы диабета. Их можно поправить сплайсингом одного гена в маленькой группе клеток, если захватить нужную стадию развития плода. Некоторые заболевания можно обнаружить и исправить уже в тот момент, когда из образца спермы отфильтровывают дефективную часть с Х-хромосомой. Очень многие отклонения можно заметить при ранней проверке, до того как бластула помещается на подложку репликатора и начинает формировать свою собственную плаценту. Обычно мы берём одну клетку и пропускаем её через автоматическую процедуру проверки. Но эта процедура находит только те отклонения, на которые она запрограммирована — около сотни наиболее распространённых врождённых дефектов. Вполне вероятно, что она пропустит что-то малозаметное или редкое — это случается полдюжины раз в году. Так что ваш случай — не уникальный. В таких случаях мы обычно начинаем сначала и оплодотворяем другую яйцеклетку — такое решение наиболее эффективно по затратам, так как тогда мы теряем только шесть дней.
Хаас вздохнул.
— Так значит, придётся всё начинать сначала. — Он потёр подбородок. — Говорил же мне Даг, что начинать отращивать отцовскую бородку прежде рождения сына — плохая примета. Видно, он был прав.
— Мы просто потеряли немного времени, — Этан попытался приободрить убитого новостью собеседника. — А поскольку проблема была в яйцеклетке, а не в сперме, то Центр ничего не возьмёт с вас за месяц пользования репликатором. — Он торопливо сделал в папке соответствующую запись.
— Мне зайти сейчас в кабинет отцовства, сдать новый материал? — смиренно спросил Хаас.
— Ах, да — прежде чем вы покинете наш Центр — конечно. Чтобы вам лишний раз не ездить так далеко. Однако перед этим мы должны решить ещё одну небольшую проблему. — Этан кашлянул. — Боюсь, что мы больше не можем предложить вам СДБ.
— Да, но я ехал в такую даль специально из-за СДБ! — запротестовал Хаас. — Я имею право выбирать, чёрт побери! — Он сжал кулаки, что слегка испугало Этана. — Почему не можете?
— Ну… — Этан сделал паузу, очень осторожно выбирая слова. — Ваш случай — не первый, за последнее время, когда у нас возникли трудности с СДБ. Похоже, что эта культура — гм — приходит в упадок. Мы сделали всё от нас зависящее — все яйцеклетки, произведённые этой культурой за неделю, были пущены на ваш заказ.
Нет смысла говорить Хаасу, как пугающе скуден был этот урожай яйцеклеток.
— Мои лучшие техники пытались, я сам пытался… мы решили рискнуть с этим зародышем, так как он единственный сохранил жизнеспособность после четвёртого деления клеток. К сожалению, с тех пор наша культура СДБ вообще перестала производить яйцеклетки.
— Ох. — Хаас замолчал. Он как-то обмяк, словно сдулся. Потом наполнился новой решимостью. — А у кого они есть? Мне всё равно, я готов поехать даже на другой конец континента. Я должен получить СДБ.
Этан мрачно размышлял, почему это упорство считается добродетелью. На самом деле это чертовски неприятное качество — для окружающих. Он сделал вдох, а потом сказал то, чего ему отчаянно не хотелось говорить:
— Боюсь, что их ни у кого нет, брат Хаас. Наша культура СДБ была последней действующей на Афоне.
Хаас был поражён.
— Нигде нет СДБ? Но где же мы теперь будем брать докторов, медтехников…
— Но ведь гены СДБ никуда не делись, — быстро ответил ему Этан. — Их носят в себе люди по всей планете и передают их своим сыновьям.
— Но что случилось с этими… этими культурами? Почему они больше не работают? — в замешательстве спросил Хаас. — Может, их отравили, или ещё чего-нибудь вроде? Какие-нибудь проклятые инопланетные саботажники?
— Нет, нет! — заверил его Этан. Боже мой, какие ужасные слухи это могло бы породить. — Это абсолютно естественный процесс. Первую культуру СДБ привезли Отцы-Основатели, когда начали заселение Афона — значит, ей почти две сотни лет. Двести лет беспорочной службы. Она просто… Выродилась. Состарилась. Износилась. Выработала свой ресурс. Достигла конца своего жизненного цикла, который и так был в несколько десятков раз длиннее, чем если бы она жила в, э… э… — нет, это не непристойность, он ведь врач, а это — медицинский термин, — в женщине.
Он торопливо заговорил дальше, пока Хаас не догадался, что из этого логически следует.