Страна призраков
Удивительно то, что он при этом сознавал: это ему снится. Возникало восхитительное чувство безудержной свободы. Но и тревога была: а где же в этом странном городе люди?
Он решил дойти до ближнего «здания» (что-то вроде кособокой башни с подобием не то двери, не то прохода сбоку), до которого было с четверть мили. Но вот уж десять минут как шел, и не меньше половины расстояния должно быть покрыто, а строение все не приближалось.
Еще одно здание слева походило на несколько нахлобученных друг на друга цирковых шатров, как потешный головной убор. Там тоже был вход вроде перевернутой неровной буквы «V». Найл направился туда решительным шагом, но вскоре от затеи отказался: здание не придвинулось ни на метр.
Вздор какой-то. Он решил заглянуть в одну из трещин в земле. Щеку обдал влажноватый клуб приторного пара. От резкого шипения Найл едва успел отдернуть голову. Послышался звук, словно кто-то давился смехом, и пар постепенно осел.
Затем Найл притулился на каменном выступе, дать отдых ногам. Сиденье на редкость неудобное; от острых краев вскорости засаднило в ягодицах. Найл, втянув сквозь зубы воздух, поморщился и встал. При этом он заметил кое-что любопытное. Если сосредоточить на этом камне внимание, он будто прибавлял в цвете. А если ослабить, то, наоборот, тускнел.
Интересно, что в таком необычном месте можно было упражнять силу контроля. Найл, стиснув зубы, снова уставился на камень. Цвет у того и впрямь углубился, и сам камень сделался… более реальным, что ли. Найл не сводил с него глаз, покуда хватало мочи. Когда концентрация все-таки ослабла, камень опять потускнел, несколько утратив на вид свою прочность.
В голову пришла идея. Он вначале как следует сосредоточился, а затем двинулся к тому «цирковому шатру». Сработало. Здание явно приближалось, как в подобных случаях и положено.
Задействовать в таком вот процессе волю было странновато, примерно как грести на лодке (занятие, которое он освоил в бухте города пауков). Эта «намеренная ходьба» давалась не без усилия, но тем приятнее было превозмогать помеху.
Вот так «намеренной ходьбой» он и одолел расстояние до шатра, довольный тем, что каждый шаг приближал его к цели. Оказавшись наконец непосредственно перед строением, он разглядел, что сделано оно из камня, нa вид более грубого, хуже отесанного, чем плиты мостовой под ногами. Вход на поверку оказался не более чем щелью в стене, проделанной каким-нибудь огромным резаком или киркой.
На подходе к щели сопротивление усилилось, как будто его отталкивала некая сила. Напрягшись, Найл протиснулся-таки и оказался в полутьме, словно его разом опутали по рукам и ногам призрачно-серым шелком. Наперекор сопротивлению (ощущение такое, будто бредешь по горло в воде), «намеренной ходьбой» он по-прежнему продвигался вперед. Вскоре сделалось совсем темно. Найл оглянулся на вход, но тот был неразличим. Мелькнула тревожная мысль, что надо бы повернуть назад. Но теперь он толком даже не знал, куда возвращаться.
В каком-то смысле это было хуже, чем маячить снаружи на неоглядной полосатой плоскости: теперь перед глазами не было вообще ничего. Тем не менее Найл внутренне собрался, и стало спокойнее. В конце концов, без разницы, в какую сторону идти. Он же внутри здания, так что рано или поздно выход так или иначе найдется. Поэтому, полностью сконцентрировавшись, он просто шел вперед. Долгое время было темно, но «намеренная ходьба» не давала впасть в уныние или безнадегу. Вот впереди забрезжило, и вскоре Найл уже снова был на мостовой.
Здесь картина открывалась иная: строения приземистей и стоят теснее (очевидно, какой-то жилой квартал), дорога не полосатая, а из серого булыжника. Обернувшись, Найл с удивлением обнаружил, что конических башен нет и следа. Скорее всего, он перебрался в другое место, а то и иную реальность.
Люди тоже здесь были — если можно назвать людьми эти слоняющиеся по мостовой создания. Белесые, со старческими морщинистыми лицами и белыми космами, разросшимися так, что закрывали почти все лицо. Сквозь эту растительность проглядывали навыкате глаза, которым на лице было явно тесновато.
Вначале показалось, у них по четыре ноги, но при более детальном рассмотрении выяснилось, что ног все же две, и две руки — вдвое длиннее человеческих, с большущими длиннопалыми кистями. Они так и перемещались на всех четырех — а иного и ожидать было трудно, потому что, даже стой они прямо, пальцы рук все равно дотягивались бы до ступней. Напрашивалось сравнение с какими-нибудь четырехлапыми призраками. И хотя Найлу отрадно было ощущать, что он все же не один, вид этих созданий слегка настораживал; во всяком случае, бросаться им на грудь он бы явно поостерегся.
Иным было и небо — даром что синее, с серебристыми облаками. Облака, как известно, плывут более-менее параллельно земле. Эти же были вертикальными и блесткими — не тучки небесные, а скорее какое-нибудь ожерелье или огромная хрустальная люстра. Свет от них имел необычный серебристый оттенок.
Некоторые из четвероногих поглядывали на Найла с любопытством, иные решались даже подойти. У Найла они тоже вызывали любопытство: не состоят ли они, часом, в родстве с духами природы, как хамелеоны? Вскоре вокруг их стояло уже с десяток. Одно из созданий — поменьше размером и явно моложе остальных — робко коснулось Найла своей нелепо длинной конечностью. Остальные предостерегающе зашипели, и «малыш» не замедлил отдернуть руку. Однако спустя секунду длань протянул другой и легонько ткнул в Найла скрюченным пальцем в завитках жестких белых волос. Когда Найл в ответ улыбнулся — показать, что ничуть не напуган, — к нему осторожно потянулось еще несколько созданий.
Интересовались они в основном лицом Найла, а также сто лишенными растительности руками и ногами. При такой длине конечностей они с одинаковой легкостью могли дотянуться и до головы его, и до ступней. Руки у них оказались очень холодны, а в самом их прикосновении было что-то до странности успокаивающее.
Вскоре создания уже поглаживали Найла всем скопом, как собаку. Их ладони ласкали ему руки, плечи, спину, даже бедра. Ощущение было на удивление приятным, вполне сопоставимым с массажем, что делали ему дворцовые прислужницы после ванны. Тело полонило теплое дремотное чувство (как ни странно, напоминало тот сладостный момент, когда в руках у Найла однажды оказалась принцесса Мерлью).
Вдруг послышался сердитый окрик (Найл даже вздрогнул), от которого белесые создания все как один с испуганным и виноватым видом отшатнулись. В их сторону решительно шагала фигура, как интуитивно догадался Найл, женщины. Каштановые волосы по пояс колыхались при ходьбе, а мостовую мел подол длинного коричневого одеяния. На лице не было ни глаз, ни носа — лишь чувственный красногубый рот по центру.
— Ты что здесь делаешь? — спросила она гортанным, чуть сдавленным голосом.
Менее всего Найл ожидал, что к нему обратятся на его родном языке; подобное случилось впервые с той самой поры, как он покинул дворец.
— Я н-не знаю, — выдавил он.
Что, собственно, было чистой правдой. Особа же, очевидно, сочла такой ответ нелепым.
— Не знаешь?
Она подалась вперед настолько, что их лица чуть не соприкоснулись. Дыхание женщины было таким же сладким, как веющий вдоль улицы ветерок. Оторопь брала при виде этого пустого лица, где на месте носа и глаз лишь гладкая кожа. Да, их не было, а был лишь в сердитом презрении поджатый рот. Следующий вопрос ошеломил.
— Ты можешь летать?
— Н-не думаю, — отозвался Найл с запинкой.
— В таком случае ты стоишь того, чтобы быть съеденным.
Растерянно оглядевшись, Найл вдруг понял, что она вовсе не шутит. Большинство белесых созданий откинули волосы со ртов и обнажили торчащие желтоватые клыки, этот безошибочный признак плотоядности. Они жадно смотрели голодными глазами. Кое-кто при этом хищно облизывал губы, а у одного уже бородой висела слюна. С запоздалым потрясением Найл понял, что все эти ласковые поглаживания предназначались для того, чтобы жертва размякла, смирилась со своей участью и покорно позволила вонзить в себя зубы. Еще более настораживало то, что в тот момент он бы, пожалуй, действительно не воспротивился.