Блондинка в бетоне (Цементная блондинка, Право на выстрел)
А вот Босх всегда ненавидел это прозвище. Оно содержало в себе характеристику не только убийцы, но и его жертв. Оно лишало их индивидуальности, а все совершенное Кукольником начинало больше походить на фарс, нежели на трагедию.
Босх окинул взглядом внутреннее пространство фургона. Пара носилок и два тела. Одно из них целиком заполняло черный пластиковый мешок; невидимый труп то ли был очень грузным при жизни, то ли сильно раздулся после смерти. Босх повернулся ко второму мешку, содержимое которого было едва заметно. Он знал, что это и есть то тело, которое извлекли из бетона.
– Ага, это оно, – сказал Сакай. – Второго зарезали на Ланкершим. Над ним работает Северный Голливуд. Сюда мы приехали, как только получили сообщение об этом втором.
Вот почему пресса так быстро за это ухватилась. Передачи на частоте коронерской службы принимают, наверно, в каждой редакции.
Он еще немного посмотрел на меньший по размеру мешок и, не дожидаясь со стороны Сакая каких-либо действий, расстегнул молнию. В нос ударил резкий запах тления, который, однако, был бы гораздо сильнее, если бы тело нашли раньше. Сакай расстегнул мешок до конца, и Босх смог наконец взглянуть на останки. Темная кожа туго обтягивала кости. Отвращения Босх не испытывал, поскольку привык к подобным вещам и приобрел способность абстрагироваться от них. Иногда он даже считал, что смотреть на мертвые тела и есть основное дело его жизни. Ему еще не было двенадцати лет, когда он опознал для полиции тело своей матери; потом во Вьетнаме он видел бесчисленное множество смертей, а за двадцать лет службы в полиции мертвых тел было так много, что он уже сбился со счета. В большинстве случаев он оставался бесстрастным, как кинокамера. Можно даже сказать – как психопат.
Лежавшая в мешке женщина была небольшого роста, однако распад и усыхание тканей могли привести к тому, что тело сейчас казалось меньше, чем было при жизни. То, что осталось от волос, доходило трупу до плеч; по их цвету можно было сказать, что убитая – крашеная блондинка. На лице виднелись следы косметики. По сравнению со всем остальным прекрасно сохранившиеся глаза казались неправдоподобно большими и круглыми. Они придавали трупу гротескный вид – все было не так, как положено.
– Имплантанты, – сказал Сакай. – Они ведь не портятся. Можно хоть сейчас их вытащить и продать какой-нибудь другой глупой цыпочке. Пора открывать программу по утилизации.
Босх ничего не ответил. Его внезапно поразила мысль о том, что эта женщина – кто бы она ни была – стремилась выглядеть более привлекательной, и вот ее постигла такая судьба. Возможно, она как раз и преуспела в своих усилиях, думал он, раз убийца нашел ее вполне привлекательной.
Его раздумья прервал Сакай:
– Если это сделал Кукольник, значит, она пробыла в бетоне не меньше четырех лет. Но если это так, то разложение зашло не слишком далеко. Сохранились глаза, волосы, некоторые внутренние ткани. С этим можно работать. Вот на прошлой неделе мне подвалила работенка – в каньоне Соледад нашли одного туриста; вроде тот самый, что пропал прошлым летом. Ну так вот, от него остались одни кости. Конечно, под открытым небом полно всяких тварей. Знаешь, они ведь проникают в тело через задницу. Это самый легкий путь, и животные…
– Я знаю, Сакай. Давай лучше поговорим насчет вот этого.
– Ну, в случае с этой женщиной бетон, очевидно, замедлил все процессы. Конечно, не остановил, но замедлил. Получилось что-то вроде воздухонепроницаемой гробницы.
– А вы можете определить, когда именно она умерла?
– Наверно, можем, но скорее всего не по телу. Мы ее идентифицируем, а потом уже вы, ребята, выясните, когда она пропала. Примерно так.
Босх посмотрел на пальцы трупа, которые походили на темные палочки толщиной с карандаш:
– А как насчет отпечатков?
– Мы их возьмем, но не отсюда.
Взглянув на Сакая, Босх увидел, что тот улыбается.
– Что? Неужели она оставила их на бетоне?
Улыбка исчезла с лица Сакая – сюрприз не удался.
– Ну да, верно. Можно сказать, что она оставила там свой след. Думаю, мы найдем там отпечатки пальцев, а может, даже слепок ее лица – если, конечно, сможем извлечь оттуда плиту. Тот, кто готовил этот бетон, налил слишком много воды, и он получился чересчур мелкозернистым. Для нас это удача.
Перегнувшись через носилки, Босх попытался рассмотреть обернутую вокруг шеи трупа и завязанную узлом кожаную полоску. Это был тонкий кусок черной кожи, очевидно, вырезанный из дамской сумочки – как и все остальные. Босх нагнулся ниже, и запах гниения сразу наполнил его ноздри. Диаметр обернутой вокруг шеи кожаной удавки был совсем небольшим – примерно как у винной бутылки. Достаточно маленьким, чтобы лишить жертву жизни. Босх присмотрелся. Скользящий узел был завязан с правой стороны, то есть левой рукой – как и у всех остальных. Черч был левшой.
Оставалось проверить еще одну вещь. То, что они называли «подписью».
– Одежда? Обувь?
– Ничего нет. Как и у остальных.
– Расстегни до конца. Я хочу видеть все.
Сакай расстегнул молнию до самых ног. Босх не знал, известно ли Сакаю о подписи, но не собирался об этом упоминать. Наклонившись над трупом, он сделал вид, что осматривает его полностью, хотя на самом деле его интересовали только ногти на пальцах ног. Ступни были черными и потрескавшимися. Ногти тоже потрескались, на нескольких пальцах их вообще не осталось. Тем не менее краска на пальцах все же сохранилась, хотя и поблекла от времени, пыли и продуктов разложения. А на большом пальце правой ноги виднелась подпись – по крайней мере то, что от нее осталось. Крошечный белый крестик – фирменный знак Кукольника. Убийца наносил их на тела всех своих жертв.
Сердце Босха отчаянно заколотилось. Оглядевшись по сторонам, он обнаружил, что у него начинается приступ клаустрофобии. Мозги окончательно разъехались в разные стороны. Если это тело по всем известным параметрам не отличается от других жертв Кукольника, тогда получается, что и сейчас убийца – он. Но если Черч убил эту женщину, а теперь уже и сам умер, кто же тогда оставил записку в дежурной части?
Выпрямившись, он впервые целиком окинул взглядом обнаженное тело, сморщенное и забытое. Может быть, там, под слоем бетона, лежат и другие тела?
– Закрывай, – сказал он Сакаю.
– Ну что, это он? – спросил Сакай. – Кукольник?
Босх ничего не ответил. Выбравшись из фургона, он расстегнул свой комбинезон – надо же впустить внутрь хоть немного воздуха.
– Эй, Босх! – позвал оставшийся в автофургоне Сакай. – Мне просто интересно – как же вы все это нашли? Если Кукольник мертв, то кто подсказал вам, где искать?
Не ответив и на этот вопрос, Босх медленно направился в сторону навеса. Похоже, оставшиеся все еще не решили, как именно нужно удалять бетон, в котором нашли тело. Стараясь не запачкаться, Эдгар стоял в сторонке. Босх подал знак ему и Паундсу, и они втроем собрались слева от канавы – там, где их не могли услышать.
– Ну что? – спросил Паундс. – Что мы имеем?
– Похоже на работу Черча, – сказал Босх.
– Черт! – сказал Эдгар.
– Почему ты так уверен? – спросил Паундс.
– Из того, что я видел, ясно, что совпадает каждая деталь. Включая подпись. Она тоже там.
– Подпись? – переспросил Эдгар.
– Белый крестик на ноге. Во время расследования мы сохранили это в тайне, заключив соглашения с репортерами, чтобы они об этом не сообщали.
– А может, Кукольнику кто-то подражает?
– Может быть. Публика не знала о белом крестике до самого окончания расследования. А потом Бреммер из «Таймс» написал об этом деле книгу и упомянул про крестик.
– Ну, значит, это подражатель! – заявил Паундс.
– Все зависит от того, когда она умерла, – сказал Босх.
– Его книга вышла через год после смерти Черча. Если она убита после этого, мы имеем дело с подражателем. Если ее закатали в бетон раньше, то я не знаю…
– Черт! – сказал Эдгар.
Немного подумав, Босх потом заговорил снова: