Зарубежный детектив
— Отдохните, выпейте чаю.
— Хорошо, пан капитан, — сказал он послушно. — Итак, я встал на пороге. На полу лежала девушка, Болек, белый как снег, держался за стол, а Тадек стоял рядом с ним...
— Вы уверены, что Болек держался за стол? Вспомните хорошенько.
— Точно, пан капитан. И тогда Тадек сказал: «Достукались, фрайеры». Я не мог смотреть на девушку, пан капитан, что-то странное произошло со мной, хотел убежать, но ноги меня не слушались...
— Не заливайте. Что было дальше?
— Болек выбежал из комнаты и помчался вниз, а мы, то есть Тадек и я, за ним.
— У кого же был лом?
Мичинский молчал.
— Я спрашиваю, у кого был лом?
— У меня, пан капитан... Под плащом... Но шкафы открывали гладко, двери не надо было поднимать.
— А Болек? Чем он ударил девушку, если это он сделал?
— Не знаю, пан капитан...
— Ну припомните, будьте откровенны до конца. Посидите подумайте...
— Я честно говорю. Клянусь!
— Не клянитесь. Вы все сбежали вниз. Кто забрал мешок?
— Тадек. Он таскал его все время. Болек выскочил во двор и как будто бы забыл про нас.
— Через какие двери он вышел?
— Через фасадные. Их можно открыть изнутри. Когда мы выбежали, на улице никого не было.
— Вас видели, Мичинский.
— Никого не было... Тадек схватил Болека за плечо и прошептал: «Успокойся, фрайер! Едем в Новинки». Но тот словно ничего не слышал. Отряхнулся и побежал по Каневской в сторону Красильского, а может, свернул к парку у Цитадели. — Циклон стал говорить быстрей: — Мы перепугались. С такими иметь дело опасно, пан капитан. Он ведь как невменяемый. Мы думали, что, может быть, к нему вернется разум и он придет в Новинки... Хотя... Мы ведь никого не хотели убивать! — крикнул он. — Достаточно было заткнуть рот... А он, наверное, со страху. Опасные вещи делаются со страху... Мы пошли к площади Инвалидов. Хотели поехать к Ане, но Тадек отсоветовал. Он боялся, что, если Болека схватили — а такого схватить проще простого, — он бы нас как пить дать засыпал.
— А о девушке, которая осталась в особняке, вы не разговаривали?
— Нет, пан инспектор. Ведь мы ее не знали.
— Может, она еще была жива?
— Может быть, — равнодушно сказал Циклон. — А вообще нам не очень-то хотелось разговаривать. Купили у официанта в пивнушке на площади Инвалидов бутылку. У Тадека была колбаса. Выпили в парке. Трамваем поехали на Прагу, а потом автобусом до Зубков, чтобы не садиться в поезд на Виленьском... В Зубках выпили еще бутылку. Нам сразу сделалось легко. Мы полежали немного на траве. Лучше всего было вернуться к Ане, пан инспектор, я даже сказал об этом Тадеку, но он только рассмеялся. Мы решили заявиться в Новинки утром, чтобы людей не пугать...
— Расскажите подробнее, что произошло на станции Шевница.
— Мы приехали. — Циклон еще сильнее съежился на стуле. — Мы приехали, — повторил он, — и Тадек вышел первым. С мешком... Он пошел по рельсам, как и было условлено. Я шел сзади, чтобы вести наблюдение. Вдруг рядом с Тадеком появился... милиционер. Ей-богу, пан инспектор, я ничего плохого не замышлял. Немного вот стукнул его, потому что без Тадека я пропал бы. В Новинках-то я никого не знал, а к Золотой Ане не пошел бы и за миллион... И так мне стало жалко себя, пан инспектор, что я подбежал и ударил... Несильно...
— Из-за этой жалости? И этим самым ломом?
— Этим самым, пан инспектор, — машинально повторил Циклон. — Как это — этим самым? — вдруг спохватился он. — Я же им не пользовался, Тадек ведь вырезал стекло алмазом.
— А кто взял оружие у милиционера?
Циклон молчал.
— Вы?
— Тадек, — неохотно сказал Мичинский. — Потом отдал мне. А что нам оставалось делать, пан инспектор? Мы пошли в эту землянку. Себе на горе. Чтобы переждать. Думали отсидеться несколько дней, а потом выехать в Щецин. А этого пса? От страха, пан инспектор... Мы ужасно боимся псов. Клянусь богом! Больше, чем людей. А в вас никто и не собирался стрелять...
Предварительные показания Желтого Тадека дали немного. Желтый Тадек, или Тадеуш Марусь, был старше Циклона. Сказал о себе, что он «профессионал» и требует уважения к «профессии», потому что если человек ступил на эту стезю, значит, он не нашел для себя ничего «более подходящего» и его надо понять и соответственно с ним обращаться.
Тадек был известен тем, что любил пофилософствовать, во время допросов сохранял спокойствие, по крайней мере, пытался сохранять, но его выдавало нервное подергивание век.
— Надо работать одному, пан инспектор, — сказал он. — Дружки всегда завалят дело да еще попытаются свалить на тебя вину. Я могу ответить за то, что я сделал. Что же касается этой девушки, то пусть пан инспектор сам скажет, влипал ли когда-нибудь в мокрое дело Желтый Тадек? Я работал внизу, а этот щенок, то есть Болек, побежал наверх. Циклон — за ним. Пошел и я и, находясь на лестнице, услышал крик.
— Кто кричал?
— Высокий, писклявый голос. Подумал, что Болек, а теперь и сам не знаю. Циклон помчался в ту комнату...
— Циклон утверждает, — сказал Кортель, — что вы вошли за Болеком. Вторым.
— Врет! — выкрикнул Тадек. — Я уже готов был дать деру. Ведь пан инспектор знает, что я даже лом никогда не ношу. Этот дурак ударил потом милиционера и забрал его пистолет. Кто же вступает с властями в драку?
— И все-таки вы оказали вооруженное сопротивление.
— Не я, не я! — снова выкрикнул Тадек, и веки его внезапно задергались.
— Ложь — плохой помощник.
— Я с самого начала знал, что все так кончится. Не надо было брать Болека.
— Итак, вы утверждаете, что Казимиру Вашко убил Болеслав Окольский.
— Я ничего не утверждаю! — запротестовал Тадек. — Болек первым вошел в ту комнату. Вторым — Циклон. Когда я стоял на пороге, она уже лежала на полу. Я даже не взглянул на нее, потому как у меня такой характер, что не могу смотреть на мертвых.
— А вы не подумали о том, что она могла быть еще жива? Вместо того чтобы оказать ей помощь...
— Я не убивал! — крикнул Тадек. — Почему пан инспектор меня об этом спрашивает? Спросите у Болека...
О Болеке он говорил долго и с удовольствием.
— Тоже мне новоиспеченный телегангстер, — презрительно продолжал Тадек. — Назвал Ане фальшивую фамилию, но Аня любит знать, с кем имеет дело, поэтому проверила его портфель и паспорт. Денег у него никогда не было. Еле хватало на кофе и рюмку. Думал, что найдет себе легкий заработок, что мы тупые фрайера, а он ловкач. Подсунул нам эту работу, а что девушка будет в доме — не узнал.
— Он знал инженера Ладыня? Бывал ли у него дома?
— Не знаю, пан инспектор. Не люблю задавать лишних вопросов. Скажу одно: пока живу, с такими, как Болек, не буду иметь никаких дел. Он думал, что это приключение, а это тяжкий труд.
В деле оставалось много неясного. Его усложняли не только противоречия в показаниях, которые, по мнению Кортеля, были неполными. Как произошло, что Казимира Вашко ждала их наверху, в кабинете? Она же должна была слышать, что творится в зале. Почему же в таком случае она не попыталась сообщить в милицию или убежать?.. Могла бы выбежать на балкон, спрыгнуть с него, там ведь невысоко. Почему ее тело найдено у двери, а не в глубине комнаты? Ведь когда она увидела входящего бандита, естественная реакция — отскочить назад. Наконец, орудие убийства. Лом Циклона? Установлено, что им ударили милиционера, однако врачи предполагают, что Казимире Вашко нанесли удар тяжелым металлическим предметом типа пресс-папье или подсвечника. Но ничего подобного не найдено. Неужели Болеслав Окольский забрал с собой орудие убийства? Или поверить показаниям обоих бандитов, что убийство совершил именно он, Болек?
Кортель и не подозревал, что найти ответ на этот вопрос будет не просто.
— Это одно из рядовых дел, — сказал он Беганьскому, намекая на то, что у него нет времени им заниматься, что его интересует более важное: экспресс Варшава — Щецин. — А что с опознанием личности погибшего?