Эмигранты. Поэзия русского зарубежья
Часть 7 из 56 Информация о книге
«Где всё стадо, опрометчивый пастух?Ты не пил бы жарким летом летний дух,Ты овец бы в час, как светит цветик-ал,Звездным счетом всех бы зорко сосчитал.Ты забыл, войдя в минуты и часы,Что конец придет для всякой полосы,Ты вдыхал, забывши всякий смысл и срок,Изумительный, пьянительный цветок.Ты забыл, что для всего везде черед,Что цветущее наверно отцветет,И когда пожар далекий запылал,Любовался ты, как светит цветик-ал.Не заметил ты, как стадо всё ушло,Как сгорело многолюдное село,Как зарделись ярким пламенем леса,Как дордела и осенняя краса.И остался ты один с собою сам,Зашумели волчьи свадьбы по лесам,И теперь, всю силу месяца лия,Я пою тебе, остря свои края».Тут завеяли снежинки предо мной,Мир, как саваном, был полон белизной,Только в дальности, далеко от меня,Близко к земи ярко тлела головня.Это месяц ли на небе, на краю?Это сам ли я судьбу свою пою?Это вьюга ли, прядя себе убор,Завела меня, крутясь, на косогор?Иван Алексеевич Бунин
1870–1953
Во полунощи
В сосудах тонких и прозрачныхСквозит елей, огни горят.Жених идет в одеждах брачных.Невесты долу клонят взгляд.И льется трепет серебристыйНа лица радостные их:— Благословенный и пречистый!Взойди в приют рабынь твоих!Не много нас, елей хранившихДля тьмы, обещанной тобой.Не много верных, не забывших,Что встанет день над этой тьмой!«Высокий белый зал, где черная рояль…»
Высокий белый зал, где черная рояльДневной холодный свет, блистая, отражает,Княжна то жалобой, то громом оглашает,Ломая туфелькой педаль.Сестра стоит в диванной полукруглой,Глядит с улыбкою насмешливо-живой,Как пишет лицеист, с кудрявой головойИ с краской на лице, горячею и смуглой.Глаза княжны не сходят с бурных нот,Но что гремит рояль — она давно не слышит,Весь мир в одном: «Он ей в альбомы пишет!» —И жалко искривлен дрожащий, сжатый рот.Звезда морей, Мария
На диких берегах БретаниБушуют зимние ветры.Пустуют в ветре и туманеРыбачьи черные дворы.Печально поднят лик МадонныВ часовне старой. Дождь сечет.С ее заржавленной короныНа ризу белую течет.Единая, земному горюПричастная! Ты, что далаСвое святое имя Морю!Ночь тяжела для нас была.Огнями звездными над намиПылал морозный ураган.Крутыми черными волнамиХодил гудящий океан.Рукой, от стужи онемелой,Я правил парус корабля.Но ты сама, в одежде белой,Сошла и стала у руля.И креп я духом, маловерный,И в блеске звездной синевыТуманный нимб, как отблеск серный,Сиял округ твоей главы.Изгнание
Темнеют, свищут сумерки в пустыне.Поля и океан…Кто утолит в пустыне, на чужбинеБоль крестных ран?Гляжу вперед на черное распятьеСреди дорог —И простирает скорбные объятьяПочивший Бог.Канарейка
На родине она зеленая…
Канарейку из-за моряПривезли, и вот онаЗолотая стала с горя,Тесной клеткой пленена.Птицей вольной, изумруднойУж не будешь — как ни пойПро далекий остров чудныйНад трактирною толпой!«У птицы есть гнездо, у зверя есть нора…»
У птицы есть гнездо, у зверя есть нора.Как горько было сердцу молодому,Когда я уходил с отцовского двора,Сказать прости родному дому!У зверя есть нора, у птицы есть гнездо.Как бьется сердце, горестно и громко,Когда вхожу, крестясь, в чужой, наемный домС своей уж ветхою котомкой!