Япония: путь сердца
Гете. «Фауст» (пер. Б. Пастернака)
Илл. 16. Владимир Вернадский
И взбунтовался честный ум, восстал против сверхчеловека. В 1952 году Альберт Швейцер возвысил голос в защиту человека: «Но сверхчеловек, наделенный сверхчеловеческой силой, еще не поднялся до уровня сверхчеловеческого разума. Чем больше растет его мощь, тем беднее он становится… Наша совесть должна пробудиться от сознания того, что чем больше мы превращаемся в сверхлюдей, тем бесчеловечнее мы становимся» [33]. Сознание, обращенное к «поверхности твердых тел», назвали плоскостным, зауженным. Люди пытались изменить жизнь, не изменив свой ум: однако «конечное может расти без конца, но никогда от бесконечного увеличения конечной величины не получится актуальной, положительной бесконечности» [34]. Шпенглер оказался прав: западно-европейский путь не является единственно возможным.
Восточный ум не располагает к оперированию понятием «часть»: мир един, он не конструируется, а существует извечно, меняются лишь формы его проявления. Не могла на этой почве привиться идея сверхчеловека, противоречащая представлениям о Едином. Современный индийский писатель Раджа Рао говорит об этом вполне определенно: «Сверхчеловек – наш враг. Посмотри, что случилось в Индии. Шри Ауробиндо хотел, если угодно, улучшить адвайту (адвайта – абсолютная недвойственность. – Т. Г.) Шри Шанкары, в попытке улучшить числовое положение ноля. Ноль образует все цифры, с ноля начинается все. Ноль – безличен, в то время как один, два, три – все числа дуальны. Один всегда подразумевает много, а ноль подразумевает Ничто» [35].
Илл. 17. Александр Чижевский
Этим все сказано, если понять, о чем идет речь. А речь идет о разном понимании «начала»-«безначального», о разных путях развития Запада и Востока, разных формах сознания. Адвайта – это непротивостояние одного другому, это недвойственность. Существует одна Реальность, для одних это – Брахман, для других – Будда. Из этой единой, неописуемой, не имеющей формы Основы все проистекает. Проблема эта очень непроста и настолько важна для сохранения Целого на любом уровне – на уровне клетки или галактики, что вынуждает то и дело обращаться к ней в книгах (например, «Дао и Логос» [36]), в статьях, выступлениях.
Итак, одни мыслители исходили из видимого мира, определенности, принимая за исходное что-то Одно, безусловное начало – архе, к которому сводили все – будь то Вода Фалеса, Огонь Гераклита, Воздух Анаксимена или Число Пифагора. «Одно» служило точкой отсчета для последующего причинноследственного ряда – дискурсивного мышления. Образуемая единым началом (архе) линия рассекла явленное на две половины: субъект – объект, человек – природа, сущность – существование. «Правильно мыслить значит разделять разделяемое и соединять соединяемое», – наставлял Аристотель. Метод аналитики обусловил характер науки и психологию людей. Идею «беспредельного» Анаксимандра Аристотель не мог принять именно потому, что существовал «предел», беспредельное же внушало ужас.
В отличие от «беспредельного» Дао или Тайцзи китайцев, которому ничто не противостоит, беспредельное для греков имело предел, как в первой из десяти пар Пифагора: «беспредельное – предел». Кстати, в той же, упоминавшейся уже мною книге об Освальде Шпенглере Федор Степун тонко подметил, что пифагорейское число, лежащее в основе всех вещей, – не что иное как мера и пропорция, как чувственная плоскость античной статуи. Пафос дали, пафос бесконечности абсолютно чужд ей, потому античная математика никогда бы не могла принять концепции иррационального числа, связи между числом и бесконечностью, связи, которую Бердяев определил как сингулярную. Для китайцев число никогда не было основополагающим, как и слово: то и другое – функция Дао.
Греки тоже признавали совершенной форму круга – шара. Но уже Фалес рассек его диагональю, доказывая равенство вписанных в него треугольников, и тем самым положил начало линейной геометрии. При этом шар был осязаем, конечен, судя по восприятию Парменида: «Могучая необходимость держит в оковах его, пределом вокруг ограничив. // Есть же последний предел, и все бытие отовсюду // Замкнуто, массе равно вполне совершенного шара, // С правильным центром внутри» (О природе, фр. 8, 30, 42). Что отсюда следует? То, что выразил сам Парменид: «Бытие есть, Небытия же нет». Бытие неизменное, вечное, располагающее к статике. Лао-цзы же скажет: «Все вещи рождаются из Бытия, Бытие же рождается из Небытия» (Даодэцзин, 40). Причем рождается оно непредсказуемо, каждый раз по-своему. Поэтому трудно вычислить, подвести под одну мерку, как в моноцентрической картине Парменида, правильный центр замкнутого шара.
Сосредоточенность на внешнем, видимом, без выхода к вечному, приводила к избытку, вражде, хотя мудрейший Гераклит уверял: «Тайная гармония лучше явной». Все движется, отрицая друг друга: идеи, формы, стили, – в поисках вечной Истины, в которую не верят. Для Лао-цзы в Невидимом Дао все уже есть, и все пребывает в гармонии. Одно не существует за счет другого, потому и называют Дао моральным Законом, высшей Справедливостью. Истина предсуществует, поэтому она постижима для пробужденного. «У великого Пути великое Дэ (дарование). Путь неясен, туманен, но в тумане, неясности есть Образы. Глубинное, темное, внутри – Семена (Цзин – тончайшая энергия). В этих Семенах – Истина (Чжэнь), Искренность (Синь). С древности и поныне имя его неизменно. Откуда это ясно? От Дао» (Даодэцзин, 21).
Илл. 18. Кацусика Хокусай (1760–1849). Мост
Если все уже существует в невидимой форме, то оно доступно просветленному, по Лао-цзы: «Достигнешь предельной Пустоты, утвердишься в Покое, и все будет само собой совершаться. Созерцай возвращение вещей к своему истоку. Возвращение к истоку назову Покоем – велением Неба. Следующий велению Неба – постоянен. Знающий Постоянство – просветлен. Не знающий Постоянства неведением творит злое (сюн). Знающий Постоянство – терпим. Терпимый – справедлив» (Даодэцзин, 16). В 55-м чжане Лао-цзы уточняет: «Постоянство – знание Равновесия (Хэ). Постоянство назову Просветленностью (Мин)».
Небесная программа определяет земную жизнь, но не абсолютно, а в зависимости от состояния человеческого Дао, оставляя свободу выбора. И буддийская карма не задана подобно зловещему року греков. Слово «карма» пишется иероглифом «дело», «делается». Она может быть отработана в устремлении духа к свободе, к Пустоте, понимаемой как незагруженность ума вторичными вещами. Буддисты изображали Пустоту в виде круга, разомкнутого в вечность. Принципиально разное отношение к Небытию я попыталась выразить в символах Квадрата и Круга, первичных структурах сознания, обусловивших разные типы мышления и пути развития [37].
Обе парадигмы – квадрата и круга – возникли почти одновременно, примерно в VIII–III вв. до н. э. – в то самое «осевое время», которое, по Ясперсу, свидетельствует о глубинном родстве культур Востока и Запада, о «предустановленной гармонии» – по Лейбницу. «Одно Инь, одно Ян и есть вселенское Дао». Если не нарушается закон подвижного Равновесия (Хэ), то происходит обновление Неизменного. Если же нарушается Равновесие Инь-Ян, и они расходятся в разные стороны (как в 12-й гексаграмме «Ицзина» «Упадок»), то все приходит в разлад. Сдвоенное Ян превращается в стихию Огня – Мировой пожар, засуху. Сдвоенное Инь в стихию Воды – во Всемирный потоп, наводнения. Нарушение равновесия Инь-Ян мы наблюдаем в разбалансированности природы, в непредсказуемости климата, а результат этого – падение рождаемости, подорванное здоровье людей. И все это – дело рук человеческих, которые не ведают, что творят.