Том 2. Новая анатомия

Профессор: Это вы искалечили гражданина, Петр Павлович?
Петр Павлович: Руку вырвал из манжеты.
Андрей Семенович: Бегал следом.
Профессор: Отвечайте!
Петр Павлович смеются.
Карабистр: Гвиндалея!
Петр Павлович: Карабистр!
Карабистр: Гвиндалан.
Профессор: Раскажите, как было дело.
Андрей Семенович:
 
 
Шел я по полю намедни
 
и внезапно вижу: Петя
 
мне навстречу идет спокойно
 
и меня как будто не заметя,
 
хочет мимо проскочить.
 
Я кричу ему: ах Петя!
 
Здравствуй, Петя, мой приятель,
 
ты, как видно, не заметил,
 
что иду навстречу я.
 
 
Петр Павлович:
 
 
Но господство обстоятельств
 
и скрещение событий
 
испокон веков доныне
 
нами правит, как детьми,
 
морит голодом в пустыне,
 
хлещет в комнате плетьми.
 
 
Профессор: Так-так, — это понятно. Стечение обстоятельств. Это верно. Закон.
Тут вдруг Петр Павлович наклонились к профессору и откусили ему ухо. Андрей Семенович побежал за милиционером, а Петр Павлович бросили на пол руку Андрея Семеновича, положили на стол откушенное ухо профессора Тартарелина и незаметно ушли по чердачной лестнице.
Профессор лежал на полу и стонал:
— Ой-ой-ой-ой, как больно! — стонал профессор. — Моя рана горит и исходит соком. Где найдется такой сострадательный человек, который промоет мою рану и зальет ее коллодием?
Был чудный вечер. Высокие звезды, расположенные на небе установленными фигурами, светили вниз. Андрей Семенович, дыша полной грудью, тащил двух милиционеров к дому профессора Тартарелина. Помахивая своей единственной рукой, Андрей Семенович рассказывал о случившемся.
Милиционер спросил Андрея Семеновича:
— Как зовут этого проходимца?
Андрей Семенович не выдал своего товарища и даже не сказал его имени.
Тогда оба милиционера спросили Андрея Семеновича:
— Скажите нам, вы его давно знаете?
— С малых лет, когда я был еще вот таким, — сказал Андрей Семенович.
— А как он выглядит? — спросили милиционеры.
— Его характерной чертой является длинная черная борода, — сказал Андрей Семенович.
Милиционеры остановились, подтянули потуже свои кушаки и, открыв рты, запели протяжными ночными голосами:
 
 
Ах, как это интересно,
 
был приятель молодой,
 
а подрос когда приятель,
 
стал ходить он с бородой.
 
 
— Вы обладаете очень недурными голосами, разрешите поблагодарить вас, — сказал Андрей Семенович и протянул милиционерам пустой рукав, потому что руки не было.
— Мы можем и на научные темы поговорить, — сказали милиционеры хором.
Андрей Семенович махнул пустышкой.
— Земля имеет семь океянов, — начали милиционеры. — Научные физики изучали солнечные пятна и привели к заключению, что на планетах нет водорода, и там неуместно какое-либо сожительство.
В нашей атмосфере имеется такая точка, которую всякий центр зашибет.
Английский кремарторий Альберт Эйнштейн изобрел такую махинацию, через которую всякая штука относительна.
— О, любезные милиционеры! — взмолился Андрей Семенович. — Бежимте скорее, а не то мой приятель окончательно убьет профессора Тартарелина.
Одного милиционера звали Володя, а другого Сережа. Володя схватил Сережу под руку, а Сережа схватил Андрея Семеновича за рукав и они все втроем побежали.
— Глядите, три институтки бегут! — кричали им вслед извозчики. Один даже хватил Сережу кнутом по заднице.
— Постой! На обратном пути ты мне штраф заплатишь! — крикнул Сережа, не выпуская из рук Андрея Семеновича.
Добежав до дома профессора, все трое сказали:
— Тпррр! — и остановились.
— По лестнице, в третий этаж! — скомандовал Андрей Семенович.
— Hoch! — крикнули милиционеры и кинулись по леснице. Моментально высадив плечом дверь, они ворвались в кабинет профессора Тартарелина.
Профессор Тартарелин сидел на полу, а жена профессора стояла перед ним на коленях и пришивала профессору ухо розовой шелковой ниточкой. Профессор держал в руках ножницы и вырезал платье на животе своей жены. Когда показался голый женин живот, профессор потер его ладонью и посмотрел в него, как в зеркало.
— Куда шьешь? Разве не видишь, что одно ухо выше другого получилось? — сказал сердито профессор.
Жена отпорола ухо и стала пришивать его заново.
Голый женский живот, как видно, развеселил профессора. Усы его ощетинились, а глазки заулыбались.
— Катенька, — сказал профессор, — брось пришивать ухо где-то сбоку, пришей мне его лучше к щеке.
Катенька, жена профессора Тартарелина, терпеливо отпорола ухо во второй раз и принялась пришивать его к щеке профессора.
— Ой, как щекотно! Ха-ха-ха! Как щекотно! — смеялся профессор. Но, вдруг, увидя стоящих на пороге милиционеров, замолчал и сделал серьезное лицо.
Милиционер Сережа: Где здесь пострадавший?
Милиционер Володя: Кому здесь ухо откусили?
Профессор (поднимаясь на ноги): Господа! Я человек, изучающий науку вот уже, слава богу, пятьдесят шесть лет, ни в какие другие дела не вмешиваюсь. Если вы думаете, что мне откусили ухо, то вы жестоко ошибаетесь. Как видите, у меня оба уха целы. Одно, правда, на щеке, но такова моя воля.
Милиционер Сережа: Действительно, верно, оба уха налицо.
Милиционер Володя: У моего двоюродного брата так брови росли под носом.
Милиционер Сережа: Не брови, а просто усы.
Карабистр: Фасфалакат!
Профессор: Приемные часы окончены.
Жена профессора: Пора спать.
Андрей Семенович (входя): Половина двенадцатого.
Милиционеры хором: Спокойной ночи.
Эхо: Спите сладко.
Профессор ложится на пол, остальные тоже ложатся и засыпают.
Сон
 
 
тихо плещет океян
 
скалы грозные ду-ду
 
тихо светит океян
 
человек поет в дуду
 
тихо по морю бегут
 
страха белые слоны
 
рыбы скользкие поют
 
звезды падают с луны
 
домик слабенький стоит
 
двери настежь распахнул
 
печи теплые сулит
 
в доме дремлет караул
 
а на крыше спит старуха
 
на носу ее кривом
 
тихим ветром плещет ухо
 
дует волосы кругом
 
А на дереве кукушка
 
сквозь очки глядит на север
 
не гляди моя кукушка
 
не гляди всю ночь на север
 
там лишь ветер карабистр
 
время в цифрах бережет
 
там лишь ястреб здыгр устр
 
себе добычу стережет
 
 
Петр Павлович:
 
 
Кто-то тут впотьмах уснул,
 
шарю, чую: стол и стул
 
натыкаюсь на комод,
 
вижу древо бергамот,
 
я спешу, срываю груши,
 
что за дьявол! Это уши!
 
Я боюсь, бегу направо,
 
предо мной стоит дубрава.
 
я обратно так и сяк,
 
натыкаюсь на косяк,
 
ноги гнутся, тянут лечь,
 
думал: двери — это печь,
 
прыгнул влево — там кровать,
 
помогите!..