Том 3. Тигр на улице

1936
  
В. Буш. Как Володя быстро под гору летел
 
 
 
На салазочках Володя
 
Быстро под гору летел.
 
 
 
На охотника Володя
 
Полным ходом налетел.
 
 
 
Вот охотник
 
И Володя
 
На салазочках сидят,
 
Быстро под гору летят.
 
Быстро под гору летели —
 
На собачку налетели.
 
 
 
Вот собачка,
 
И охотник,
 
И Володя
 
На салазочках сидят,
 
Быстро под гору летят.
 
Быстро под гору летели —
 
На лисичку налетели.
 
 
 
Вот лисичка,
 
И собачка,
 
И охотник,
 
И Володя
 
На салазочках сидят,
 
Быстро под гору летят.
 
Быстро под гору летели —
 
И на зайца налетели.
 
 
 
Вот и заяц,
 
И лисичка,
 
И собачка,
 
И охотник,
 
И Володя
 
На салазочках сидят,
 
Быстро под гору летят.
 
Быстро под гору летели —
 
На медведя налетели!
 
 
 
И Володя с той поры
 
Не катается с горы.
 
 
1936
  
Л. Квитко. Танкист
 
 
 
Сын сказал: «Послушай, мама,
 
Я танкистом стать хочу.
 
Я тогда фашистов, мама,
 
В пух и прах расколочу».
 
 
 
— Да, сынок, — сказала мать, —
 
Ты танкистом должен стать. —
 
Сын сказал: «Конечно, мама,
 
Я танкистом должен стать.
 
 
 
Я ведь знаю, что фашисты
 
Лезут к нам со всех боков —
 
Дай им то, подай им это…
 
Вот бы дать им тумаков».
 
 
 
— Да, дружок, — сказала мать, —
 
Тумаков им надо дать. —
 
Сын ответил: «Верно, мама,
 
Тумаков им надо дать.
 
 
 
Надо взрослым стать, конечно,
 
Чтобы пули слать врагу.
 
Надо детям ждать, конечно,
 
Только ждать я не могу».
 
 
 
— Да, мой друг, — сказала мать, —
 
Надо, надо подождать. —
 
Сын ответил: «Верно, мама,
 
Только очень трудно ждать».
 
 
 
Если вдруг мне скажет маршал:
 
«Кем ты, мальчик, хочешь стать?»
 
Я скажу: «Товарищ маршал,
 
Я такнистом должен сать».
 
 
 
— Да, родной, — сказала мать, —
 
Ты танкистом должен стать. —
 
Сын ответил: «Верно, мама,
 
Непременно должен стать.
 
 
 
Как мы двинем на фашистов
 
Наши танки через ров…
 
Знаешь, мама, бить фашистов
 
Я всегда, всегда готов».
 
 
 
Мать сказала: — Бить врагоы
 
Будь, сынок, всегда готов. —
 
Сын сказал: «Конечно, мама,
 
Я всегда, всегда готов»
 
 
1938
  
Проза
   
1928
   
Озорная пробка
 
В 124-м детском доме, ровно в 8 часов вечера, зазвонил колокол.
Ужинать! Ужинать! Ужинать! Ужинать!
Девчонки и мальчишки бежали вниз по лестнице в столовую. С криком и топотом и хохотом каждый занимал своё место.
Сегодня на кухне дежурят Арбузов и Рубакин, а также учитель Павел Карлович или Палкарлыч.
Когда все расселись, Палкарлыч сказал:
— Сегодня на ужин вам будет суп с клёцками.
Арбузов и Рубакин внесли котел, поставили его на табурет и подняли крышку. Палкарлыч подошёл к котлу и начал выкрикивать имена.
— Иван Мухин! Нина Верёвкина! Федул Карапузов!
Выкликаемые подходили. Арбузов наливал им в тарелку суп, а Рубакин давал булку. Получивший то и другое шёл на своё место.
— Кузьма Паровозов! — кричал Палкарлыч. — Михаил Топунов! Зинаида Гребешкова! Громкоговоритель!
Громкоговорителем звали Серёжку Чикина за то, что он всегда говорил во весь дух, а тихо разговаривать не мог.
Когда Серёжка-Громкоговоритель подошёл к котлу, — вдруг стало темно.
— Электричество потухло! — закричали на разные голоса.
— Ай, ай, ай, ты смотри, что ты делаешь! — громче всех кричал Громкоговоритель.
— Громкоговоритель в супе купается, — кричал Кузьма Паровозов.
— Смотри не подавись клёцками, — кричал Пётр Сапогов.
— Тише, сидите на местах! — кричал Палкарлыч.
— Отдай мне мою булку! — кричала Зинаида Гребешкова.
Но тут стало опять светло.
— Электричество загорелось! — закричал Кузьма Паровозов.
— И без тебя вижу, — отвечала ему Зинаида Гребешкова.
— А я весь в супе! — кричал Громкоговоритель.
Когда немного поуспокоились, Палкарлыч опять начал выкрикивать:
— Пётр Сапогов! Мария Гусева! Николай Пнёв!
На другой день, вечером, когда Палкарлыч показывал детям новое гимнастическое упражнение, вдруг стало опять темно.
Федул Карапузов, Нина Верёвкина и Николай Пнёв, повторяя движения Палкарлыча, поскользнулись в темноте и упали на пол.
Пётр Сапогов, воспользовавшись темнотой, ударил Громкоговорителя кулаком в спину.
Кругом кричали:
— Опять потухло! Опять потухло! Принесите лампу! Сейчас загорится!
И действительно, электричество опять загорелось.
— Это ты меня ударил? — спросил Громкоговоритель.
— И не думал, — отвечал Сапогов.
— Тут что-то неладно, — сказал Палкарлыч. — Ты, Мухин, и ты, Громкоговоритель, сбегайте в соседний дом и узнайте: если там электричество не тухло, как у нас, то надо будет позвать монтёра.
Мухин и Громкоговоритель убежали и, скоро вернувшись, сказали, что, кроме как в детском доме, электричество не тухло.
На третий день, с самого утра, по всему детскому дому ходил монтёр с длинной двойной лестницей-стремянкой. Он в каждой комнате ставил стремянку, влезал на неё, шарил рукой по потолку, по стенам, зажигал и тушил разные лампочки, потом зачем-то бежал в прихожую, где над вешалкой висел счётчик и мраморная дощечка с пробками. Следом за монтёром ходили несколько мальчишек и с любопытством смотрели, что он делает. Наконец монтёр, собираясь уходить, сказал, что пробки были не в порядке и от лёгкой встряски электричество могло тухнуть. Но теперь всё хорошо, и по пробкам можно бить хоть топором.
— Прямо так и бить? — спросил Пётр Сапогов.
— Нет, это я пошутил, — сказал монтёр, — но во всяком случае теперь электричество не погаснет.