Я думал о том, как прекрасно все первое!

На улице собралась уже небольшая толпа. Уже раздавались свистки, и к месту ожидаемого происшествия не спеша подходил маленького роста милиционер. Носатый дворник суетился, расталкивая людей и поясняя, что падающие с крыши могут вдарить собравшихся по головам. 
К этому времени уже обе Иды Марковны, одна в платье, а другая голая, высунувшись в окно, визжали и били ногами. 
И вот наконец, расставив руки и выпучив глаза, падающие с крыши ударились об землю. 
Так и мы иногда, упадая с высот достигнутых, ударяемся об унылую клеть нашей будущности. 
7 сентября 1940 год. 
49. 
Жил-был человек, звали его Кузнецов. Однажды сломалась у него табуретка. Он вышел из дома и пошел в магазин купить столярного клея, чтобы склеить табуретку. 
Когда Кузнецов проходил мимо недостроенного дома, сверху упал кирпич и ударил Кузнецова по голове. 
Кузнецов упал, но сразу же вскочил на ноги и пощупал свою голову. На голове у Кузнецова вскочила огромная шишка. 
Кузнецов погладил шишку рукой и сказал: 
- Я гражданин Кузнецов, вышел из дома и пошел в магазин, чтобы... чтобы... чтобы... Ах, что же это такое! Я забыл, зачем я пошел в магазин! 
В это время с крыши упал второй кирпич и опять стукнул Кузнецова по голове. 
- Ах! - вскрикнул Кузнецов, схватился за голову и нащупал на голове вторую шишку. 
- Вот так история! - сказал Кузнецов. - Я гражданин Кузнецов, вышел из дома и пошел в... пошел в... пошел в ... куда же я пошел? Я забыл, куда я пошел! 
Тут сверху на Кузнецова упал третий кирпич. И на голове Кузнецова вскочила третья шишка. 
- Ай-ай-ай! - закричал Кузнецов, хватаясь за голову. - Я гражданин Кузнецов вышел из... вышел из... вышел из погреба? Нет. Вышел из бочки? Нет! Откуда же я вышел? 
С крыши упал четвертый кирпич, ударил Кузнецова по затылку, и на затылке у Кузнецова вскочила четвертая шишка. 
- Ну и ну! - сказал Кузнецов, почесывая затылок. - Я... я... я... Кто же я? Никак я забыл, как меня зовут? Вот так история! Как же меня зовут? Василий Петухов? Нет. Николай Сапогов? Нет. Пантелей Рысаков? Нет. Ну кто же я? 
Но тут с крыши упал пятый кирпич и так стукнул Кузнецова по затылку, что Кузнецов окончательно позабыл все на свете и крикнув "О-го-го!", побежал по улице. 
* * * 
Пожалуйста! Если кто-нибудь встретит на улице человека, у которого на голове пять шишек, то напомните ему, что зовут его Кузнецов и что ему нужно купить столярного клея и починить ломаную табуретку. 
1 ноября 1935 года. 
50. 
Когда два человека играют в шахматы, мне всегда кажется, что один другого околпачивает. И я до некоторой степени прав, потому что тот, кто проиграл, может считаться околпаченным. Особенно, если они играли на деньги. 
Вообще мне противна всякая игра на деньги. Я запрещаю играть в своем присутствии. 
Когда я вхожу куда-нибудь, где в тот момент ведется игра, все моментально стушевывются. 
Все-таки я фигура удивительная, хотя я и не люблю очень часто говорить об этом. 
Я долго изучал женщин и теперь могу сказать, что знаю их на пять с плюсом. 
Прежде всего женщина любит, чтобы ее не замечали. Пусть она стоит перед тобой или стонет, а ты делай вид, что ничего не слышишь и не видишь, и веди себя так, будто и нет никого в комнате. Это страшно разжигает женское любопытство. А любопытная женщина способна на все. 
Я другой раз нарочно полезу в карман с таинственным видом, а женщина так и уставится глазами, мол, дескать, что это такое? А я возьму и выну из кармана нарочно какой-нибудь подстаканник. Женщина так и вздрогнет от любопытства. Ну, значит, и попалась рыбка в сеть! 
51. О РАВНОВЕСИИ 
Теперь все знают, как опасно глотать камни. 
Один даже мой знакомый сочинил такое выражение: "Кавео", что значит: "Камни внутрь опасно". И хорошо сделал. "Кавео" легко запомнить, и как потребуется, так и вспомнишь сразу. 
А служил этот мой знакомый истопником при паровозе. То по северной ветви ездил, а то в Москву. Звали его Николай Иванович Серпухов, а курил он папиросы "Ракета", 35 коп. коробка, и всегда говорил, что от них он меньше кашлем страдает, а от пятирублевых, говорит, я всегда задыхаюсь. 
И вот случилось однажды Николаю Ивано
- Ну и ну! - сказал Кузнецов, почесывая вичу попасть в Европейскую гостиницу, в ресторан. Сидит Николай Иванович за столиком, а за соседним столиком иностранцы сидят и яблоки жрут. 
Вот тут-то Николай Иванович и сказал себе: "Интересно, - сказал себе Николай Иванович, - как человек устроен". 
Только это он себе сказал, откуда ни возьмись, появляется перед ним фея и говорит: 
- Чего тебе, добрый человек, нужно? 
Ну, конечно, в ресторане происходит движение, откуда, мол, эта неизвестная дамочка возникла. Иностранцы так даже яблоки жрать перестали. 
Николай-то Иванович и сам не на шутку струхнул и говорит просто так, чтобы отвязаться: 
- Извините, - говорит, - особого такого ничего мне не требуется. 
- Нет, - говорит неизвестная дамочка, я, - говорит, - что называется фея. Одним моментом что угодно смастерю. 
Только видит Николай Иванович, что какой-то гражданин в серой паре внимательно к их разговору прислушивается. А в открытые двери метродотель бежит, а за ним еще какой-то субъект с папироской во рту. 
"Что за черт! - думает Николай Иванович, - неизвестно что получается". 
А оно и действительно неизвестно что получается. Метродотель по столам скачет, иностранцы ковры в трубочку закатывают, и вообще черт его знает! Кто во что горазд! 
Выбежал Николай Иванович на улицу, даже шапку в раздевалке из хранения не взял, выбежал на улицу Лассаля и сказал себе: "Ка ве О! Камни внутрь опасно! И чего-чего только на свете не бывает!" 
А придя домой, Николай Иванович так сказал жене своей: 
- Не пугайтесь, Екатерина Петровна, и не волнуйтесь. Только нет в мире никакого равновесия. И ошибка-то всего на какие-нибудь полтора килограмма на всю вселенную, а все же удивительно, Екатерина Петровна, совершенно удивительно! 
ВСЕ. 
18 сентября 1934 года. 
52. ШАПКА 
Отвечает один другому: 
- Не видал я их. 
- Как же ты их не видал, - говорит другой, - когда сам же на них шапки надевал? 
- А вот, - говорит один, - шапки на них надевал, а их не видал. 
- Да возможно ли это? - Говорит другой с длинными усами. 
- Да, - говорит первый, - возможно, - и улыбается синим ртом. 
Тогда другой, который с длинными усами, пристает к синерожему, чтобы тот объяснил ему, как это так возможно - шапки на людей надеть, а самих людей не заметить. А синерожий отказывается объяснять усатому, и качает своей головой, и усмехается своим синим ртом. 
- Ах ты дьявол ты этакий, - говорит ему усатый. - Морочишь ты меня старика! Отвечай мне и не заворачивай мне мозги: видел ты их или не видел? 
Усмехнулся еще раз другой, который синерожий, и вдруг исчез, только одна шапка осталась в воздухе висеть. 
- Ах так вот кто ты такой! - сказал усатый старик и протянул руку за шапкой, а шапка от руки в сторону. Старик за шапкой, а шапка от него, не дается в руки старику. 
Летит шапка по Некрасовской улице мимо булочной, мимо бань. Из пивной народ выбегает, на шапку с удиылением смотрит и обратно в пивную уходит. 
А старик бежит за шапкой, руки вперед вытянул, рот открыл; глаза у старика остеклянели, усы болтаются, а волосы перьями торчат во все стороны. 
Добежал старик до Литейной, а там ему наперерез уже милиционер бежит и еще какой-то гражданин в сером костюмчике. Схватили они безумного старика и повели его куда-то. 
21 июля 1938 года. 
53. ИЗ "ГОЛУБОЙ ТЕТРАДИ" N%12 
- Федя, а Федя!