Найти тебя
Пока все хлопали, Элизабет удалось добиться того, что разговор снова коснулся ее драгоценной особы.
— Думаю, это последний раз, когда я присутствую на вечеринке, Хэмфри. В следующем году у них появится еще один повод собраться вместе.
— Привет, бабушка! — воскликнула Селестрия, увлекая старушку за собой под навес в надежде, что та сядет между ней и Хэмфри.
Не успела Элизабет вымолвить и слова в ответ, как ее кузен, чьи слезящиеся глаза вдруг загорелись при виде молодой девушки, стал возбужденно говорить своим гнусавым голосом, теперь уже на несколько тонов выше.
— А, это та самая очаровательная и ослепительная Селестрия! Мне показалось, вернее, я ощутил это всем своим существом, что комната, лишь ты вошла, озарилась не земным, а небесным светом. Ты выглядишь еще прекраснее, чем обычно. — Его взгляд упал на ложбинку ее груди и задержался там на мгновение.
— Ты восхищаешься моими бриллиантами, Хэмфри? — поддразнила его Селестрия.
Он с трудом оторвал взгляд от соблазнительного выреза.
— Да, они отборные, но ты сверкаешь намного ярче, чем они.
— Не слушай этого старого надоеду! — прервала разговор Элизабет. — Будь он на пятьдесят лет моложе, я бы еще подумала!
— Ты вонзила кинжал мне в самое сердце, кузина. Нельзя же быть такой жестокой!
— Селестрия, этот наряд почти неприличный! — заявила она. — В мое время только проститутки носили платья, которые открывали взору столь интимные места. Такой наряд, как этот, может принести тебе одни лишь неприятности.
— Но ведь я люблю неприятности, бабушка!
— С мужчиной, умудренным опытом, неприятности могут показаться даже забавными. — Хэмфри вдруг покрылся потом.
— Такое платье может в корне испортить репутацию, — продолжала бабушка. — Ты ведь представительница семейства Монтегю, и тебе следует вести себя более осмотрительно. Взгляни на своих кузин. Вот какой наряд сейчас самый подходящий. Я воспитывала Пенелопу, руководствуясь принципами высокой морали, и счастлива, что ей удалось передать их своим дочерям. И твоего отца я воспитала в таком же духе. Единственной его проблемой является твоя мать. У американцев нет ни малейшего понятия о правилах приличия.
Селестрия засмеялась, когда Хэмфри подмигнул ей, выглядывая из-за завитых седых волос Элизабет.
— Я люблю американцев, — сказал он. — А твоя мама — красавица. И я очень хотел бы пригласить Памелу на танец как раз перед тем, как ей поступят предложения от других. Можно потанцевать и с тобой, Селестрия. Ты обещаешь осчастливить старика?
— Конечно же, да, — солгала она, непринужденно улыбаясь. Мысль о том, что ей придется на какое-то время прижаться к его толстому животу, уже сейчас, наверное, покрывшемуся потом, леденила ей кровь.
Хэмфри отправился под навес на поиски Памелы, не подозревая о безуспешности своей затеи. Селестрия знала, что мама отклонит его предложение прежде, чем он договорит речь до конца. Памела не отличалась терпимостью по отношению к таким людям, как Хэмфри: ведь она была белой тигрицей, а белые тигрицы ни во что не ставят каких-то там букашек.
— Бабушка, давай-ка я покажу тебе, куда лучше сесть, — предложила Селестрия, желая поскорее избавиться от скучной обязанности ухаживать за ней и раствориться в толпе гостей, которые все продолжали приезжать.
— Принеси мне пепельницу, я бы хотела покурить. — Она чопорно села на стул, прислонив свою палку к столу, и, порывшись в сумочке, наконец нащупала сигарету. Элизабет всегда затягивалась через мундштук, сделанный из слоновой кости, который ее отец привез из Индии и подарил, когда ей исполнился двадцать один год. Пока Селестрия занималась поисками пепельницы, официант поднес спичку к сигарете Элизабет и поставил перед ней бокал пенящегося шампанского на изящной длинной ножке.
Возвращаясь обратно, Селестрия неожиданно заметила очень привлекательного молодого мужчину. Какое-то время она стояла как вкопанная на ковре, делая над собой усилие, чтобы не раскрыть рот, как это часто случалось с ее кузиной Мелиссой. Селестрия пока оставалась незамеченной. Он был слишком увлечен разговором с Дэном Уилмоттом, чья привлекательность не шла ни в какое сравнение с достоинствами незнакомца. Оба смеялись, откинув головы, вид у них был совершенно беззаботный, как у людей, у которых нет никаких проблем. Внимание Селестрии привлек его квадратный подбородок, очень ей понравившийся. Он криво ухмылялся, его нос был неправильной формы, а довольно длинные темно-каштановые волосы, свисавшие со лба, наводили на мысль о том, что этот человек не лишен очаровательной самоуверенности. Сила его харизмы была столь велика, что как магнитом привлекла внимание Селестрии, находящейся на другом конце комнаты; незнакомец напоминал маяк, который, мигая, указывает кораблям дорогу домой или предупреждает о возможной опасности. Селестрия буквально остолбенела от этого мужского очарования, которое обещало, как она чувствовала, массу хлопот. Ее охватило приятное волнение, которое, словно опасная змея, медленно поползло вдоль позвоночника, вызывая жжение.
— Селестрия! — Она повернулась и увидела, как ее разгневанная бабушка, находясь в обществе двух пожилых людей, с перекошенным от гнева лицом едва удерживает пепел, грозящий вот-вот упасть с сигареты.
— Моя бабушка просто нестерпимо глупа, — сказала она, и ее губы сморщились. Селестрия подставила стеклянную пепельницу под сигарету, чтобы старуха могла стряхнуть пепел, а затем опустила ее на стол. Двое мужчин, разинув рты, во все глаза смотрели на красотку, и их меньше всего интересовала ее бабушка. Но, к их большой досаде, Селестрия не стала ждать, пока ее представят этим гостям, и поспешила на поиски прекрасного незнакомца.
Возможно, она полагала, что он найдет ее. Мужчины так обычно и поступали.
— Селестрия! — услышала она голос Дэна. Он подошел и, как давний друг, обнял ее. Если бы Селестрия в этот момент не остановила взгляд на его прекрасном спутнике, то, возможно, и ответила бы на дружеский порыв. Но в данной ситуации, чтобы совсем его не обидеть, она решила ограничиться лишь легким похлопыванием по плечу в ответ на поцелуй в щечку.
— Позволь мне представить тебя Рафферти, — сказал Дэн.
Рафферти взял ее руку и поднес к своим губам, ни на минуту не отрывая от нее глаз. Селестрия была очарована.
— Рада познакомиться с тобой, Рафферти, — ответила она. Ее взгляд из-под ресниц был почти безотказным способом заманить мужчину в ловушку. Она даже намеренно подчеркнула свой американский акцент.
— Ты американка? — удивился он, выпуская ее руку.
— Моя мама американка, а я англичанка. — Она находила это сочетание двух культур весьма экзотичным, что доставляло ей большое удовольствие.
— А я ирландец, из города Корка. Это мой первый визит в Корнуолл.
— Он погостит у нас, — сказал Дэн, сияя от радости.
— Дэн, дорогой, будь любезен, принеси мне бокал шампанского, — попросила Селестрия, коснувшись его руки своей ладонью, затянутой в перчатку. Дэн немедленно повернулся на своих отполированных черных ботинках и, с готовностью выполняя ее просьбу, растворился в толпе, чтобы найти столик, оборудованный под бар.
Рафферти, сразу же распознав ее хитрую уловку, невольно ухмыльнулся. Селестрии не было знакомо чувство стыда, и она ничуть не смутилась.
— Ты живешь здесь? — спросил он. — Какое великолепное место!
— Это фамильный дом. Вся наша семья гостит у дяди Арчи большую часть августа. Остальное время я живу в Лондоне, в фешенебельном районе Белгравия. Ты ведь бывал в Лондоне?
Он скептически рассмеялся.
— Ты, должно быть, думаешь, что я отпетый провинциал?
— Ну, кто его знает. Сразу и не определишь.
— Я учусь в Оксфорде, изучаю право и очень часто бываю в Лондоне.
— А гостишь у Уилмоттов?
— Они давние друзья нашей семьи.
Какое-то время он внимательно рассматривал девушку, пока его ленивый взгляд не остановился на соблазнительном вырезе ее платья.
— Ты так прекрасна, — прошептал он, внезапно став серьезным. Она заметила, что его глаза имели необыкновенный зеленый оттенок, как у лишайника.