Найти тебя
— Доброе утро, святой отец. Миссис Монтегю ожидает вас.
Отец Далглиеш прислонил велосипед к стене и последовал за дворецким через большой каменный холл, в котором в первую очередь бросались в глаза пустой камин и огромные оленьи рога. В воздухе висел стойкий запах корицы и дров, которые жгли тут долгими зимними вечерами, и, казалось, этот запах был устоявшимся и неизменным на протяжении многих столетий. Под лестницей он заметил открытый сундук, наполненный теннисными ракетками и мячами, оставшиеся, наверное, еще от дедушки старинные часы, мирное постукивание которых чем-то напоминало шаги неторопливого лакея. Из гостиной доносились звуки классической музыки и приглушенный шум чьих-то голосов. Молодой священник глубоко вздохнул.
— Миссис Монтегю, позвольте вам представить отца Далглиеша, — торжественно объявил дворецкий, жестом приглашая священника в комнату.
— Спасибо, Соумз, — сказала Джулия Монтегю, вставая навстречу гостю. — Добро пожаловать в Пендрифт, отец Далглиеш!
Молодой священник пожал ей руку. Она улыбнулась ему, и он тотчас почувствовал себя совершенно непринужденно. Джулия показалась ему очень чувственной: у нее была нежная белая кожа, пепельные волосы и открытое доброе лицо.
Женщина излучала вокруг себя такой свет, что уже одно ее присутствие превращало любое мероприятие в праздник. На ней было большое ожерелье с бусинками бледно-зеленого и голубого цветов, которое так подходило к ее глазам. Смех Джулии был столь заразительным, что, услышав его, никто не мог удержаться от смеха, включая и угрюмого ворчуна Соумза, а врожденное чувство юмора выручало ее даже в самых безвыходных ситуациях. А в целом она напоминала пеструю райскую птичку, свившую гнездо в самом сердце консервативного Корнуолла.
— Наша семья ждет вас на террасе, — продолжала она с улыбкой. — Могу ли я предложить вам чего-нибудь выпить, прежде чем отдать вас на съедение нашим волкам?
Отец Далглиеш рассмеялся, и Джулия отметила про себя, что для священника он был необыкновенно красив. Когда он улыбался, в очертаниях его губ мелькало удивительное очарование, а глубоко посаженные глаза, смотрящие из-под очков, светились умом и добротой. А еще он был необычайно молод — ему можно было дать не больше тридцати.
— Спасибо, мне будет достаточно стаканчика воды, — ответил он.
— У нас есть домашний ликер из цветков бузины, хотите попробовать?
— Почему бы и нет, было бы здорово!
— Соумз, два стаканчика ликера на террасу, пожалуйста.
Слуга кивнул и вышел. Джулия взяла священника под руку и провела его через застекленные створчатые двери на свежий воздух террасы.
Выложенная камнем терраса занимала довольно обширное пространство, заканчиваясь несимметричными ступеньками, ведущими вниз, к роскошному саду. В расщелинах камней росла дикая клубника вперемешку с крошечными голубыми незабудками, которые будто отстаивали свое право за место под солнцем. Крупные пчелы жужжали вокруг огромных терракотовых горшков с белыми лилиями и фрезиями, упиваясь нектаром лаванды, росшей неподалеку от балюстрады, ограждавшей террасу. В глубине сада, над искусственным прудом, где свила себе гнездо пара диких уток, раскинула свои ветви кудрявая плакучая ива.
Когда отец Далглиеш появился в дверях вместе с Джулией, на террасе воцарилась полная тишина. Арчи Монтегю, муж Джулии, первым пошел им навстречу.
— Очень рад видеть вас! — воскликнул он, горячо пожимая руку священника. — Нам всем очень жаль, что отца Хэнкока не стало. Он был таким вдохновенным проповедником!
— Да, он был именно таким. А вот теперь передал мне нелегкую эстафету, и я должен идти по его стопам.
— Я уверен, вы справитесь с этим, — добавил добродушно Арчи, приглаживая пальцами свои рыжие усы, которые вместе с верхней губой напоминали крышу, аккуратно покрытую соломой.
— Позвольте мне представить вас Пенелопе, сестре Арчи, а также ее дочерям, Лотти и Мелиссе, — сказала Джулия, обходя многочисленных членов семьи мужа, при этом продолжая поддерживать отца Далглиеша под локоть. Пенелопа шагнула вперед и пожала его руку. Священник поморщился от боли. Пенелопа была дородной ширококостной женщиной, и первое, что бросалось в глаза, это ее огромная грудь и двойной подбородок. Она чем-то напоминала ему одну из джерсейских коров ее брата.
— Очень рада с вами познакомиться, святой отец. — Она говорила грудным, очень выразительным голосом, четко выговаривая каждую согласную. Казалось, ей это доставляло особое удовольствие. — Вы выглядите намного моложе своих лет.
— Надеюсь, мой возраст вас не разочаровал, — ответил священник.
— Совсем наоборот. Ведь иногда старики с годами так привыкают упиваться звуком собственного голоса, что чужое мнение их уже не интересует. Уверена, вам это не грозит. — Она повернулась и стала по очереди представлять ему своих дочерей. — Это Лотти, моя старшая, а это Мелисса, которой совсем недавно исполнилось двадцать пять.
Разговаривая со священником, Пенелопа с гордостью смотрела на них, улыбаясь. Девушки надели красивые летние платья с цветочными узорами, их длинные волосы были аккуратно собраны на макушке. Они казались очень милыми и добропорядочными. Однако никто бы не назвал девушек интересными, ибо в их молоденьких головках витал ветер. Это всячески поощрялось матерью, чьей главной заботой было поскорее выдать их замуж за состоятельных молодых людей из хороших семей. С точки зрения Пенелопы, ее дочери были едва ли не самыми достойными невестами в Лондоне и заслуживали самого лучшего. Она поднимала на смех саму мысль о браке по любви. Это была, по ее мнению, совершенно непрактичная, если не глупейшая вещь на свете. Разве сердце может выбрать человека, с которым нужно связать судьбу? Сама она являлась ярчайшим примером своей теории. Казалось, она была рождена для того, чтобы встретить Мильтона Флинта и выйти за него замуж, втайне все же надеясь, что ее дочери сделают лучший выбор. Хотя она и отдала руку и сердце Флинту, но в душе оставалась истинной Монтегю.
— Это Мильтон, муж Пенелопы, а это Дэвид, их сын, — продолжала Джулия, ведя священника дальше по террасе. Мильтон отличался высоким ростом и атлетическим телосложением. У него были густые светлые волосы, зачесанные на широкий лоб, и живые голубые глаза.
— Приятно с вами познакомиться, святой отец. Вы играете в теннис?
Отец Далглиеш немного смутился.
— Боюсь, что нет.
— А папа просто одержим, — извиняющимся тоном вставил Дэвид. — Только месса может отвлечь его от этого занятия. — Дэвид засмеялся, и отец Далглиеш почувствовал себя легко в присутствии молодого человека, явно его ровесника. Джулия наконец отпустила его руку.
Священник присел возле нее и, чтобы выглядеть более непринужденно, закинул ногу на ногу. Он немного нервничал. Его жизненные принципы были непоколебимыми как скала, его знания Библии и философии — непревзойденными, а в латинском языке он был просто ас. Но его ахиллесовой пятой оставались люди. Отец Уильям Хэнкок однажды сказал ему: «Стоит ли быть столь божественно одухотворенным, если в тебе не остается ничего земного? Тебе нужно учиться устанавливать контакт с людьми, Майлз, на их уровне, иначе ты рискуешь стать монахом». Он понимал, что епископ совершенно прав, советуя ему бывать почаще среди людей, чтобы распространять слово Божье. И сейчас, надвинув очки на нос, Далглиеш был полон решимости не подвести его.
— Наши младшенькие сейчас в лесу со своим двоюродным братом Гарри, расставляют ловушки для зверей, — сказала Джулия. — Лесничий предлагает шесть пенсов за крысу, если они принесут ее дохлой. Они скоро разбогатеют. Мой трехлетний сын Баунси [1], прозванный так, потому что вместо ног у него пружины, сейчас на пляже с Нэнни. Они скоро должны появиться, и Селестрия, моя племянница… — Джулия осмотрелась вокруг. — Я не знаю, где она. Наверное, она со своей мамой Памелой, которая замужем за Монти, братом Арчи и Пенелопы. Сейчас она лежит в постели, у нее мигрень, и, я боюсь, она очень страдает от этих приступов. Возможно, она спустится позже. Она американка.