Найти тебя
— Ну что ж, моя дорогая. Ты очень четко выразила свои мысли, не правда ли? На твоем месте я бы поехала в Лондон и провела там какое-то время, просто чтобы поразмышлять. Возможно, тебе удастся свою энергию ненависти превратить в сострадание, и помни о том, что именно Монти дал тебе возможность иметь в жизни все, что ты хочешь, а последние двадцать лет занимался тем, что заботился о тебе и давал самое лучшее образование, которое только можно в Англии купить за деньги.
— Я ничего плохого не хотела сказать, — промямлила Селестрия, опустив глаза долу.
— Я попрошу Арчи довезти тебя до станции, — резко сказала Джулия, задетая проявлением неслыханного неуважения. Она взглянула на Гарри, испуганного тем, что его сестра позволила себе сказать такие ужасные вещи, да еще и в его присутствии.
Почувствовав, что в комнате вдруг похолодало, Селестрия решила в одиночестве прогуляться среди утесов. Она надела макинтош, высокие сапоги, засунула руки в карманы и, позвав Пурди, захлопнула за собой дверь. Никто ее не понял. Даже тетя Джулия, которая всегда была так добра. Неужели они не осознавали, что мужчина, который утонул, был совершенно не похож на Роберта Монтегю? Это был человек, промотавший не только свое состояние, но и деньги жены, а также наследство дочери, незнакомец, который постоянно лгал и ни минуты не трудился в течение последних двух лет, а только ездил якобы по делам в Париж и Милан, хотя ничего такого и в помине не было. Он был бездумным эгоистом, да еще и ужасным трусом. Он разбил их жизни на сотни мелких осколков, которые никто и никогда уже не сможет вернуть на прежнее место. Этот человек был незнакомцем, а вовсе не ее отцом. И что стало с тем Монти, которого все так хорошо знали и любили? Что же случилось с ним? И существовал ли он вообще в природе? Устало шагая по мокрой тропинке, которая, извиваясь, как змея, огибала вершину утеса, она сознавала, что во что бы то ни стало должна найти ответы на эти вопросы. И что еще интереснее, во всей этой истории замешан еще кто-то, интуиция ясно подсказывала ей это. Было еще что-то, спровоцировавшее Монти вести себя подобным образом.
Мелкие капли дождя, скользящие по ее лицу, казались солеными на вкус. Было не холодно, но сырость буквально проникала под одежду, пронизывая до костей и отдаваясь болью во всем теле. Пурди семенил рядом, уткнувшись носом в землю. Порывистый ветер взъерошивал шерсть на его спине. Селестрия, опустив голову, смотрела на тропинку, обдумывая сложившуюся печальную ситуацию.
Внезапно она услышала, как кто-то назвал ее по имени. Она обернулась и увидела отца Далглиеша, спешащего к ней по тропинке. Пурди сразу же узнал священника. Он радостно завилял хвостом и, подбежав, засунул свой мокрый нос в разрез пальто.
— Отец Далглиеш! — воскликнула Селестрия, никак не ожидая встретить еще кого-либо здесь, на вершине утеса.
— Мисс Монтегю, я подумал, что это вы, увидев фигуру впереди. Сначала я узнал Пурди, а потом вас в этом пальто и шляпе. Я только что был у вашей бабушки. — Стекла его очков были покрыты мелкими капельками, а пальто промокло.
— Только не говорите мне, что вы приехали не на машине. — Она сморщила нос, показывая, что ни за что не поверит в обратное.
Он покачал головой.
— Я подумал, что бодрая прогулка во время небольшого дождя мне совсем не помешает, тем более это как раз то, что нужно для поднятия настроения.
— А я считала, что у служителей Господа всегда настроение что надо.
— Сейчас мы все переживаем печальные времена, — серьезно произнес он.
— Да, я знаю. Мой отец в аду. Ему там тоже невесело! — Отец Далглиеш услышал нотки негодования в ее голосе и понял, что Господь не случайно привел его сюда. Они двинулись рука об руку легким шагом.
— Я не сказал, что он в аду, мисс Монтегю.
— Пожалуйста, зовите меня Селестрией. Мисс Монтегю звучит просто смешно!
— Только Господу и никому другому принадлежит право решать, куда отправить человека — в ад или рай, Селестрия. И еще нужно принять во внимание множество факторов, а именно: было ли то, что совершил ваш отец, действительно самоубийством, не вынудили ли его это сделать, не был ли он раздавлен одиночеством, когда решился на такое.
— О, не думаю, что он был так уж одинок, в любом случае!
— Почему вы так считаете? — спросил отец Далглиеш. Тогда Селестрия рассказала ему о визите в Ньюки, о том, как Монти лгал им в течение последних двух лет, а может быть, даже и больше, насколько ей было известно.
— Я собираюсь отправиться в Лондон, чтобы докопаться до истины, — сказала она. — Кто-то и где-то должен же знать о его делах. Чем он таким занимался вплоть до самого последнего дня? Тетя Джулия считает, что мне следует остаться в Пендрифте, а тетя Пенелопа считает, что я просто чудовище. Дядя Арчи бесполезен, как зонт в солнечный день, а дядя Мильтон предпочел бы утешиться игрой в теннис. Они совсем не понимают меня. — Отец Далглиеш слышал отчаянный крик в ее голосе, и его сердце сжалось. Она промокла до костей от дождя и сейчас казалась потерянной и одинокой. Он остановился и посмотрел на нее с таким чувством сострадания, что она начала плакать. — О боже, — всхлипывала она, — мне так жаль!
— Это хорошо, что вы не держите вашу боль в себе, — добродушно сказал он, дотронувшись до ее влажной руки.
— Я не плакала с тех пор, как исчез папа. — Она зарыдала и теперь не знала, сможет ли когда-нибудь остановиться. Как будто ее сердце раскрылось, выплеснув тонны яда.
— Ну, тогда самое время поплакать.
— Видите ли, никто не понимает меня, кроме вас.
— Уверен, что понимают, — сказал он, отмечая про себя, насколько мать и дочь были похожи друг на друга.
— Вы ведь не знаете их. Маму больше волнует ее глупая собака. Дедушка в Нью-Йорке. Как только я пытаюсь рассказать им, что я чувствую, они вдруг все ко мне охладевают, как будто я несу какую-то ужасную чушь. Факт остается фактом: папа — чертов эгоист! — Она дотронулась до своих губ рукой. — Извините, что я ругаюсь.
— Все в порядке. Это ничто по сравнению с тем, что мне доводилось слышать раньше.
— У меня нет никого, к кому бы я могла обратиться. Я одна-одинешенька в целом мире, а в придачу еще и обязана быть сильной ради кого-то другого, в то время как мне самой необходимы поддержка и опора.
Отец Далглиеш на секунду замешкался, подыскивая нужные слова. Он все больше и больше привыкал к плачущим женщинам, но никто из них не разрывал его сердце так, как Селестрия. Фразы вроде «Ну же, дорогая, ты скоро будешь чувствовать себя лучше» просто не годились для нее.
— Почему бы нам не пойти ко мне домой? — вместо этого сказал он. — Мисс Ходдел сделает нам обоим по чашке чая, и мы сможем поговорить в тепле. — Он улыбнулся, и его лицо озарилось такой добротой, что Селестрия была не в состоянии ему отказать.
Пурди был счастлив растянуться на коврике, лежавшем перед камином, который мисс Ходдел предусмотрительно разожгла, пока отца Далглиеша не было дома.
— Я не потерплю, чтобы эта собака замусорила весь дом, — пожаловалась она, увидев грязную мокрую шерсть. — Он может полежать на старом полотенце и обсушиться возле камина. Куда это годится: разжигать камин в летнее время, а на Рождество, наверное, у нас будет Африка! — Она суетливо отправилась за полотенцем, пока Селестрия и отец Далглиеш снимали свои пальто и шляпы.
— Какой день! — воскликнул он, стряхивая воду со своего пальто. — Кажется, лето действительно подходит к концу.
— Тот день, когда мой папа умер, я считаю концом лета и моего детства, — ответила она торжественно, протягивая свое пальто священнику, чтобы тот повесил его на крючок в холле.
Мисс Ходдел принесла поднос с чаем и тарелкой бисквитных печений в комнату для приема посетителей.
— Что-то еще, святой отец? — спросила она, положив руки на талию.
— Больше ничего, спасибо, мисс Ходдел.
— Отец Брок просил меня передать вам, что не вернется до шести часов, он застрял в Ньюки.