Сороковник. Части 1-4

Мне здесь нравится всё: и лестница, рядом с которой только каскада фонтанов не хватает, как в Петергофе, и бегущие от её площадок дорожки в сад, и чугунное литьё перил, не уступающее по красоте замковым оградам. А сама прогулка по озеру? Это ж такая романтика! Я вспоминаю ренуаровских и моневских дам на широких скамьях под парусом или собирающих кувшинки, разряженных в пух и прах, кокетливо прикрывающихся зонтиками… Это и я сейчас так буду? Вот так же небрежно раскину юбки красивыми складками на скамейке, наклонюсь к темнеющей воде за белоснежной лилией и стану загадочной и изысканной…
Не нравится мне только чересчур игривое поведение Маги. В таком состоянии он меня пугает больше, нежели в откровенной ярости. В последнем случае хоть знаешь, чего ожидать, а сейчас я теряюсь: какой стороны полетит от него очередной камушек?
С чего это он так разошёлся? Галантен, сыплет комплиментами, раздаёт улыбки и любезности, заботливо ухаживает за обеими младшенькими… И это тот самый Мага, что у меня на шее пальцы сжимал? И, пока мы в замок ехали, пары слов добрых не молвил? И почти всю дорогу игнорировал меня старательно?
Что изменилось?
Ну, увидел меня в красивом платье, но от этого ни моё, ни его прошлое не изменилось, и если были у него ко мне претензии и предубеждения, то в одночасье рассосаться никак не могли. И за столом он особо не…
Впрочем, поглядывал, поглядывал на меня, даже пытался снова свои тенета закидывать пару раз, и почти сработало, да отвлекли его. А потом мы заговорили о…
И тут голову словно стискивает железным обручем. Даже глаза заламывает от боли. Я невольно хватаюсь за виски.
— Иоанна? — слышу встревоженный голос сэра Майкла. Он осторожно отводит мои руки, прикасается тыльной стороной ладони к моему лбу. — Ну-ка посмотрите на меня.
Я промаргиваюсь, краем глаза замечаю разлетающиеся в стороны синие всполохи. Виктория и Абигайль-старшая озабочено на нас оглядываются. Золотая леди берёт меня под локоть.
— Майкл, думаю, Иоанне лучше остаться. Скорее всего, ей пока непривычно наше солнце, а ведь вы к тому же всю первую половину дня провели в дороге. Неудивительно, что разыгралась мигрень. Я составлю ей компанию, не беспокойся.
— Да всё уже прошло, — пытаюсь я возразить, но тщетно.
— Конечно, дорогая. Майкл снял этот приступ, но провоцировать последующие нам ни к чему. Мы с вами отдохнём в тени, я покажу вам замечательные уголки сада. Идите, друзья мои, а мы с Иоанной будем ждать вас к чаю.
И сказано это таким тоном…
…впрочем, достаточно мягко…
…что как и при общении с Васютой, я понимаю — да и сынок, как вижу, тоже понимает — вопрос не обсуждается. Ему остаётся лишь пожать мне руку и просканировать напоследок, дабы убедиться, что оставляет меня в полном здравии. Геля смотрит огорчённо, но я указываю ей глазами на сэра — зато уж ты с ним побудешь и наговоришься за нас двоих! И девочка застенчиво улыбается. «О, Михаэль!» — читаю я в её восторженном взоре.
У Маги на мгновение становится такая физиономия, будто он проглотил по меньшей мере ежа. Морского. Однако — невольно восхищаюсь его выдержке и актёрскому мастерству — в следующую секунду он адресует мне очередную искреннюю улыбку, полную сожаления, и предлагает руку леди Виктории, а затем её племяннице. Геля и леди Абигайль размещаются с сэром Майклом.
Мы с хозяйкой не торопимся, поскольку по мановению её руки над нами уже держат зонтики, от которых падают на землю очаровательные ажурные тени. Мужчины берутся за вёсла, и вот уже обе компании отчаливают от берега и дамы машут нам платочками так усердно, будто собрались, по меньшей мере, в Америку. Вот сейчас они заплывут подальше, на глубину… Я представляю, как хорошо в этакую жару… пусть не искупаться, вряд ли это получится со здешними пуританскими нравами, но зачерпнуть с борта прохладной свежей воды, умыться, да хотя бы, разувшись, побродить на мелководье. Интересно, нравы нравами, но ведь должны же быть здесь эти… как их… купальни, отдельно для мальчиков, отдельно для девочек? Надо как-нибудь поинтересоваться.
А всё Мага, думаю сердито. Если бы я не начала вспоминать… о чём, кстати? Он вернулся, сияющий, как медный грош после того как… Что-то не сходится. Он же руку распорол, от этого счастливее не становятся. А на что, кстати, он так отреагировал, что бокал раздавил? Мы, кажется, заговорили о…
И я снова невольно сжимаю виски.
— Пойдёмте, дорогая, — увлекает меня за собой леди Аурелия. — Нет больше необходимости здесь оставаться. Не волнуйтесь, и Майкл, и Мага — отличные гребцы, с ними наши девочки в полной безопасности. А мы пока что заглянем в галереи, там прохладнее, и вы сразу же почувствуете себя лучше. Покажу вам те уголки, в которые мы не заглянули при первом осмотре.
Здесь, на стенах закрытой галереи, ведущей от часовни до центрального входа, встречает нас череда фамильных портретов, начиная от самых первых Кэрролов, заложивших замок, до сегодняшних обитателей. И я невольно улыбаюсь, когда вижу на одном из последних полотен прелестного златокудрого мальчика лет семи, с серо-голубыми глазами, ямочками на щеках и на подбородке, с очаровательной, такой же, как у матери, улыбкой. Он верхом на белом пони, во «взрослом» жокейском костюмчике, с хлыстиком. Перед этим портретом я в умилении задерживаюсь дольше, чем перед остальными. Но меня смущает и почему-то беспокоит одно обстоятельство: я никак не могу рассмотреть спутника маленького паладина — то ли блики играют на холсте, то ли возвращается моя близорукость. Я всё пытаюсь разглядеть, кто же рядом с ним, кто-то смуглый, кудрявый… и снова получаю полновесную порцию головной боли. И думать больше об этом не могу. Да что со мной сегодня?
Меня окликает хозяйка.
— Пойдёмте в сад, Иоанна, тут слишком спёртый воздух. К сожалению, ради сохранности картин мы редко здесь проветриваем.
И я ощущаю касание знакомых голубых протуберанцев. Как, и она — целитель?
Леди Аурелия проводит меня через другое крыло, левое, на ходу извиняясь за неухоженный изнутри вид строения. Оно давно запущено и сейчас готовится к ремонту. Стены здесь пусты, без росписей, окна обычные, не витражные, и не двойные, как в правом крыле, а одинарные, ещё не подготовленные к зиме. Но, оказывается, именно отсюда проще попасть в тот кусочек сада, где неподалёку есть одно памятное для хозяйки место, которое я непременно должна увидеть.
Она без видимого усилия толкает створку дверей и пропускает меня вперёд. Оценив высоту дверного проёма и тяжесть морёного дерева, я делаю вывод, что хрупкость этой женщины, пожалуй, только кажущаяся… Леди полна сюрпризов, как и вся её семейка.
Прямая, как стрела, каштановая аллея уводит вглубь сада. Деревья старые, мощные, в три обхвата толщиной, и на них уже вызревают зелёные колючие шарики. Под ногами поскрипывает крупный белый песок. Бордюры дорожек выложены цветным гранитом. Здесь густая тень, холодок и тишина, только птицы иногда тренькают в могучих кронах. Мы идём не спеша, наслаждаясь прогулкой. С леди Аурелией, оказывается, тоже можно помолчать, и молчание это необременительно.
Аллея упирается в глухую стену из обтёсанного белого известняка, затянутую плющом и диким виноградом.
— Сейчас я вам кое-что покажу, — таинственно сообщает моя провожатая. Подойдя к стене, приподнимает этот живой занавес. — Взгляните-ка!
Сперва я не разберу, что это там, в глубине проёма.
— Потайная калитка, — возвещает леди, довольно сверкая глазами. И в голосе её звучит затаённая нежность. — Любимое моё место. Между прочим, даже дочери о ней не знают, уж я постаралась, чтобы все их свидания проходили под моим присмотром. Не всегда нужно брать пример с матери… — Она усмехается, видя моё недоумение. — В нас с вами, дорогая Иоанна, есть нечто общее, несмотря на кажущиеся спокойствие и уравновешенность: это тяга к авантюрам. Да-да, иначе бы вы в этот Мир не попали бы. Поэтому я и привела вас сюда: иногда так хочется поделиться сокровенным, а вы, я уверена, меня поймёте.