Сороковник. Части 1-4

— В летний сезон от десяти до пятнадцати человек, — получаю ответ. — Впрочем, при необходимости людей можно нанять из соседней деревни. А зимой, когда садовые работы заканчиваются, достаточно пяти-шести. Остальные расходятся в отпуска.
Нас ведут на второй этаж, в жилые комнаты. Отдельно в антресольном этаже — кабинет сэра Майкла и покои леди Аурелии. Вот и сам второй этаж; как небрежно сообщает нам леди, здесь у них восемь спален и семь ванных комнат, а буде нагрянут внеплановые гости — неподалёку от основного здания размещены два гостевых коттеджа. Она подзывает миловидную служаночку.
— Марта, проводи наших гостий в их комнату. На сегодня, дорогие, мы разместим вас вместе, надеюсь, вы не в претензии? Майкл предупредил, что Ангелика очень к вам привязана, Иоанна, и поэтому…
— Да-да, — подхватывает Геля. — Конечно, нам будет веселее вместе, мы вам очень признательны!
Они очаровательно улыбаются друг другу, а я, вздохнув, отправляюсь вслед за Мартой, невысокой, хорошенькой девушкой в тёмно-синем форменном платье — здесь, как я заметила, у всего персонала униформа, — и в белом передничке, настолько накрахмаленном, что кружева стоят дыбом. Геля, договорив с хозяйкой дома, несётся вприпрыжку за мной вслед. Мы доходим до самого конца коридора, и я уже начинаю опасаться, что нас сейчас загонят в какой-нибудь тупичок или чуланчик, но вот Марта распахивает перед нами двустворчатую дверь…
И мы с Гелей дружно ахаем.
Чуланчик, да? Тупичок?
— Башня! — в восторге говорит Геля. — Всю жизнь мечтала пожить в дворцовой башне!
— Башня! — Повторяю следом. — Настоящая!
— Лучшая гостевая комната, миледи! — Голос у Марты мягкий, она слегка растягивает гласные, очевидно, это местный говор. — Посмотрите, какие большие окна! В той башне, что в другом крыле, всё ещё бойницы, а здесь недавно сделали ремонт. И вот вам какая красота! Хоть обглядись во все стороны!
Здесь в полукружье стены три больших окна, высоченные, стрельчатые, как в часовне, с витражными вставками, от которых на полу колеблются цветные пятна. Для спальни как таковой выделена половина башни.
— А здесь ванная комната и гардеробная, — Марта распахивает дверь в перегородке, ведущей на вторую половину башни. — Для юной леди мы подберём что-нибудь от леди Абигайль, а вы, миледи, можете выбрать что-нибудь из вот этого, — она показывает на ряд вешалок в гардеробной. — Здесь несколько раз останавливалась леди Лора, она не любит возить с собой вещи, оставляет, хоть и бывает редко. Вы себе что-нибудь посмотрите, а я быстренько подгоню, если понадобится, надо же вам переодеться к обеду.
Она поясняет что-то ещё, а я опять впадаю в ступор. Переодеться?
— Марточка, — деликатно прерывает Геля, — а как у вас обычно одеваются к обеду? И какие цвета?
В жизни не догадалась бы спросить!
— О, леди, обычно белое или что-то светлое, и не слишком при этом парадное, если день будний. У нас всё просто.
— А какой день сегодня? — вкрадчиво уточняет Геля.
Марта заговорщически оборачивается на дверь, шепчет:
— Леди Аурелия собиралась в вашу честь и праздник организовать, и обед парадный устроить, и соседей созвать. — Я содрогаюсь. — Но сэр Майкл… — она восторженно закатывает глаза, — он такой внимательный, он сказал, что для вас обеих это пока слишком утомительно, что не надо вас на-пря-гать. — Ага, словцо точно из репертуара сэра. — Так что, миледи, не на-пря-гай-тесь. Может, вы пока посмотрите платья, а я приготовлю ванну?
Геля уже перебирает вещички.
— Не напрягайся, Ваничка, — говорит она и неожиданно прыскает. — Ой, надо же так придумать! Сейчас мы всё подберём. Я же вижу, ты как на иголках. Почему так?
Ой, девочка взрослеет не по дням, а по часам…
— Ну… я из другого мира, Геля, и из другого общества, — поясняю.
— Ну и что? Я тоже.
— У нас разница в социальном происхождении, — сухо говорю я. — Ты сама не видишь?
— Вижу. Для тебя переодеться к обеду — будто в ловушку попасть. Ну и что? Я же тебе говорю — Михаэль видит нас иначе. А его родные — все такие же, как он. Хоть им и нравится играть в эти условности. Взрослым тоже нужно играться… — Сдёргивает с плечиков платье. — Вот это надень.
Я с сомнением верчу в руках нечто струящееся, серо-голубого мраморного окраса. Цвет-то мой…
— И больше ничего не надо, — решительно говорит Геля. — Марточка, пожалуйста, подойдите! Прихватите немного здесь, — Геля собирает несколько складок в районе моей талии, — и длину отпустите.
Марта замеряет складки, длину и, дождавшись, пока я сниму платье, исчезает, предупредив:
— Ванна готова, миледи!
— Гелечка, что бы я без тебя делала! — говорю я с облегчением. Она улыбается.
— Ты бы выкрутилась. Ты такая.
В ванной комнате мне больше всего нравится окно, громадное, с видом на озеро. Окно открыто нараспах, жаркий воздух гуляет по комнате, колышет ароматный пар от пенящейся воды. Я вдыхаю полной грудью; до чего же здесь хорошо!
И спокойно.
Сама комната величиной, пожалуй, с мой зал, а в башне можно без особого труда разместить и всю мою квартиру. Ну, особо тосковать не будем, а просто воспользуемся случаем и расслабимся по полной: по крайней мере, будет что вспомнить! И если коллеги, побывавшие в Праге и Испании, вздумают снова хвастать отдыхом в старинных домах, обустроенных под отели, — право слово, я найду, что им рассказать!
Вода в меру горячая, пена восхитительного аромата яблок с корицей, оттоптанные пятки успокаиваются, пропылённая дорожной пылью кожа напитывается влагой, и сердце моё тоже растворяется… Чуть не засыпаю, когда резкое карканье заставляет меня вздрогнуть.
На подоконнике сидит чёрная птица и меня разглядывает. Недолго думая, машу ей ручкой.
— Привет!
Птица шарахается в сторону. Что, не ожидала? Думала, я сейчас со страху здесь же и утоплюсь?
А та взмывает к потолку, кружится, и аккуратно приземляется на бортик ванной.
— И чего тебе здесь надо? — спрашиваю. — Погладиться пришла?…Пришёл? Поправляюсь, потому что узнаю во́рона.
— Ккррарр, — он словно давится смешком. И начинает потешно расхаживать по бортику. В какой-то момент оскальзывается и чуть не сверзается в воду, в ужасе машет крыльями, балансируя, но я голым коленом выпихиваю его назад. Он облегчённо вздыхает, у него даже плечи поднимаются по-человечески.
— Ну, ты, дурачок, — говорю ему ласково, — ты хоть бы спасибо сказал, ведь нахлебался бы.
— Крра, — говорит он покаянно и пускается в обратный путь по бортику, уже по направлению ко мне. Решившись, осторожно протягиваю к нему руку; он слегка приседает, но даёт себя погладить. Мягкий и пушистый, а я думала, у него перья жёсткие, как у голубя… Ишь ты какой красавец. Я даже чешу шейку, как котёнку, и ему это нравится. И мне нравится, пока этот нахал не решает сократить дистанцию и прыгнуть мне на плечо. Он неожиданности я и сама подпрыгиваю. Он вцепляется коготками, чтобы удержаться.
Я сердито сгребаю его в охапку.
— Знаешь что? Больно, между прочим… Тут сегодня меня обвинили в излишней целомудренности, так имей ввиду, мне же надо теперь соответствовать! Как притоплю сейчас, будешь знать!
Пересаживаю его на борт. Он снова тянется ко мне. Я перехватываю и подбрасываю его в воздух: лети отсюда! Он взлетает, кружится, и пикирует снова на плечо. Плюнув на условности, ловлю его последний раз, выскакиваю из ванны вся в клочьях пены, бегу к окну и вытряхиваю его вон. Пущай полетает, как говаривал царь Иоанн Васильевич, тёзка мой. Авось крылья есть, вынесут. И закрываю окно. Так этот наглец усаживается на подоконник снаружи и начинает долбить клювом в стекло.
Не обращаю внимания и иду домываться. Хватит с меня на сегодня целомудренности. Ещё какая-то птица будет тут охальничать! Мало мне вас, Тёмных…
  
Глава 15
 
У меня, истинного дитя асфальта и «хрущёвок», так и не сложились отношения с просторными жилищами. Я спокойно воспринимаю необъятные площади торговых центров и маркетов, аэропортов и столичных вокзалов, но стоит заглянуть в гости к подругам, волею судеб сменившим квартирки типа моей на личный особнячок, во мне тотчас пробуждается комплекс черепашки, выпавшей из панциря. Каждый раз я испытываю нечто, противоположное приступу клаустрофобии: потолки кажутся затерянными где-то в облаках, стены словно отодвигаются, как в кошмарном сне, и самой себе я кажусь маленькой и беззащитной. Хочется нырнуть в каморку потеснее, в крайнем случае — отсидеться под столом. Первым «одомашненным» большим помещением, в котором я почувствовала себя комфортно, была Васютина кухня.