Пустыня смерти (СИ)

Меня объяла пустота. Совершенно неожиданно я оказалась совсем одна в центре чуждого и мне совсем незнакомого мира. Меня готовили к смерти, а я совершенно неожиданно осталась жива. Погибли другие. Те, кому бы ещё жить и жить.
Конечно, я совсем не считала, что их смерть на моей совести, кому нужно змеиное отродье?
Я не знала другого. Я не знала, как мне относиться к тому, что я выжила. Я не знала, что мне делать дальше. Ведь я осталась одна!
Я даже не знала, в какую сторону мне теперь идти, чтобы выйти к какому-нибудь жилью, к людям. Мне пойти налево? Направо? Прямо? Должна ли я вернуться назад к аулу и пройти куда-то оттуда? Что я должна делать? Как мне теперь жить? Попав к людям, не окажусь ли я снова живым товаром? Или бессловесной рабыней?!
В моей голове роились вопросы без ответа, причиняя мне боль.
Вокруг был жар. Накаляющаяся Меда поднималась все выше и выше и в результате загнала меня обратно в нору змеи. И там, от усталости, бессилия, обезвоживания, я потеряла сознание.
То, что случилось, я посчитала сном, бредом усталого воспалённого сознания.
Я увидела змея. Щитомордник возник надо мной, и его раздвоенный язык то и дело мелькал в воздухе над моим лицом:
— Змеиное дитя, чудесный ребёнок, только сбившийся с пути. Чего ты хочешь, дитя?
— Переродиться, — выпалила я, даже не задумавшись.
— Твой срок ещё не подошёл, дитя. Тебя ждёт долгая жизнь. И никто не сможет её у тебя отобрать.
— Почему?
— Ты змеиное дитя, — сказал змей, словно это должно было ответить на все мои вопросы. Затем качнулся на хвосте, бережно обхватил меня в свои чудовищные кольца. — Спи, дитя. Немного побудь здесь, а после я доставлю тебя туда, где ты найдёшь ответы на свои вопросы. От этого двуногого пахнет так же, как и от тебя.
— Пахнет?
— Да, нашим молоком и нашим ядом.
— Разве у змей есть молоко? — изумилась я.
Щитомордник зашипел. И в этом не единожды слышанном обыденном звуке, я неожиданно уловила насмешку.
— Тебя вскормили змеиным молоком и змеиным ядом. Когда ты первый раз поменяешь шкуру, ты узнаешь смысл этих слов.
— Эй, эй! Что значит, поменяю шкуру?! Я же не змея!
Накатившая на меня растерянность пополам с истерикой, была настолько сильной, что мои глаза распахнулись сами собой. И вот здесь меня поджидал крупный такой сюрприз. Я не спала. Совсем. А ещё я была в сознании.
Конечно, поручиться за то, что у меня нет температуры, и это не бред, я не смогла. Но факт оставался неизменным.
Чтобы я не замёрзла в ледяном ходе, меня кольцами обнимал змей. И я с ним разговаривала!
Истерику отрезало, словно её никогда и не было. Ну, змей, говорящий. Мелочь!
Проблема была в том, что по-змеиному шипела я. Я! Сама!
Как настоящая змея.
Вот теперь на меня накатило. Нет, это была не истерика, это было сродни неверию.
Рассудок цеплялся за реальность, а некий ехидный червячок самолюбия подталкивал за эту черту, нашёптывая: «Поверь, ну же! Просто ты не такая как все. Ты всегда это знала. Вот почему тебя не тронули боги пустыни, вот почему тебя не обижали змеи. Вот почему мы сможем все и даже немного больше! Перед нами будущее. И нам совсем не надо становиться чьей-то наложницей. И даже умирать не надо. И становиться охотниками. Мы можем свою жизнь построить так, как мы того пожелаем!»
И на этом самолюбие заткнулось, оставив меня растерянной, разбитой, ничего не понимающей.
Змеиный раздвоенный язык коснулся моей щеки.
«Спи, дитя», — прошипел змей. — «Набирайся сил. Человеческой еды больше не осталось, но в моей норе есть немного воды. Ночью мы тронемся в путь».
Это могла быть ловушка. Это мог быть бред моего воспалённого сознания, но я доверилась змею, закрыла глаза и ввергла себя в милость богов Раяра. Им виднее.
…А он был совершенно слепым, тот старик, что встретил меня на пороге у огромного шатра. Попробовав языком воздух, Змей обвился вокруг меня, пожелал удачи и растаял обратно в пустыне. А я осталась стоять.
Белые, пугающе пустые глаза старика смотрели на меня. На его лице не было никакого выражения. И я стояла под этим пустым взглядом, переминаясь с ноги на ногу, и не знала что сказать.
«Мир вашему аулу»?
Так вокруг никакого аула-то нет. И он точно не старейшина.
«Я заблудилась?»
«Я пришла сюда, чтобы найти ответы на вопросы?»
«Не посчитайте меня блаженной, но меня только что сюда привёз змей, но я даже не знаю зачем? Просто он сказал, что от нас пахнет одинаково?»
Пауза затягивалась.
Молчание становилось невыносимым.
И тогда я сказала то, что не собиралась никогда никому говорить.
— Помогите мне, пожалуйста, — попросила я тихо. — Мой аул уничтожили, я осталась совсем одна и не знаю, куда мне идти, и что теперь делать.
Слепой не сказал мне ни слова.
Он просто молча показал рукой на свой шатёр.
Он не сказал ни слова, пока наливал мне воды в крутой рог песчаного барана.
Он не сказал ни слова, просто молча выдал мне пару лепёшек.
Первые слова, которые я от него услышала, были слова: «Оазис там, одежду и полотенце я тебе дам. Как тебя называть?»
Ответить на этот вопрос оказалось очень сложно. Своё имя я не помнила. Наверное, когда-то мне его давали и даже называли этим именем. Но это было очень давно.
Называть саму себя выродком не хотелось, выкормышем тоже.
А затем в памяти всплыл коридор, щитомордник и его тихое шипение. И я решилась принять то, данное мне имя.
— Змеиное дитя. Я Змеиное дитя.
— Хорошо. Я буду называть тебя Змеёнок. И ты станешь лучшим проводником по пустыням, которого когда-либо видел Раяр.
— Я девушка, — заметила я осторожно.
Губы старца раздвинулись не то в улыбке, не то в усмешке.
— Уже нет. Ты змеиное дитя, воспитанник пустыни. И только от тебя зависит, как далеко над Раяром разлетится твоя слава.
Я ему не поверила, этому слепому старцу. Да и кто бы смог?
Я ждала вопросов, думала, что на них отвечать. Но старец ни о чём меня в тот вечер не спросил.
А на следующий день началось моё обучение.
Слепой учил меня всему: как найти воду в пустыне, как предсказывать погоду и определять зыбучие пески, как укрываться от непогоды и водить караваны. Как искать песчаных баранов, как их убивать и свежевать.
Несмотря на то, что старец был слеп, он учил меня стрелять из лука, метать кинжалы и драться. Я не знала и половины тех приёмов, которые он мне показывал. И вряд ли их знали мастера из аула Песчаных крыс.
Очень быстро мои руки перестали быть нежными и ухоженными, стали обветренными и в мозолях.
На смену гибкости танцовщицы пришла воинская выправка.
И под мужским шаосе меня невозможно было отличить от парня, если, конечно, не ощупывать.
Хозяин шатра сказал называть его дед Ассан, и он постоянно обращался ко мне как к парню. И мало-помалу я привыкла говорить о себе в мужском роде.
За месяцем последовал второй, третий, сменились сезоны, прошёл один год, пошёл второй. И на исходе трёхгодичного цикла, дед Ассан представил меня своим друзьям в пустынном ауле Странников.
— Мой наследник, Зеон, — отрекомендовал он, хлопнув меня по плечу. — Прошу учесть, лучший проводник по пустыне из возможных. Даже лучше меня будет, главное дать ему набраться опыта.
— За этим дело не станет, — пообещали собравшиеся в таверне пустынники.
И сдержали своё слово.
Так появилась на свет легенда нашей пустыни. Так родился Зеон, Змеиное Дитя, а я, несостоявшаяся наложница-смертница, умерла.
  
I. Королева песчаных муравьёв
 
Хорошо просыпаться поутру, когда за тканевым пологом звучит хорошо знакомая песня грядущего шторма. Несмотря на то, что сегодня с утра не небе не было ни одного облачка, я знала точно — близится буря.
Я считывала это предсказание в напеве пересыпающегося песка. Как нетерпеливый человек переминается с ноги на ногу, желая отправиться в путешествие, так и здесь, песок шелестел, шумел, перекатывался гигантскими волнами, ожидая в нетерпении тот миг, когда ладони урагана подхватят его и вознесут высоко-высоко в небо. Небо к этому моменту нальётся тревожным свинцом и будет злобно огрызаться громом на никуда неспешащий ветер.